Было пасмурно, весь день собирался дождь, но все никак не мог
решиться начать.
За мороженым стояла такая же очередь как и вчера. Я подъехал почти
вплотную к очереди и обратился к миловидной женщине лет тридцати двух:
- Лидия Гавриловна, возьмите мне, пожалуйста ленинградское эскимо, -
и протянул ей пятерку.
Она нерешительно взяла деньги пытаясь узнать незнакомое лицо за
щитком шлема и через минуту (она стояла в очереди третьей) протянула мне
эскимо и сдачу.
- Никак не могу вас вспомнить, молодой человек.
- А вот я вас никогда не забуду, Лидия Гавриловна. - Я придал лицу
скорбное выражение и добавил:
- Ах, женщины, женщины, а еще говорят, что мужчины коварны. - Скорбь
в моем голосе не имела границ. - Большое вам спасибо за мороженое и дай
вам Бог чего хочется. Без очереди.
Устроившись в относительно безлюдном месте и не слезая с Матильды я
принялся за мороженое.
Прошло более получаса прежде чем прозвучал сигнал из передатчика. Я
тронулся и через минуту был у перекрестка. На проезжей части мостовой
стояли три машины - две Волги рядом с парадными дверями подъездов и
красная девятка на противоположной стороне. Через затемненные стекла
девятки ничего не было видно. В одной из Волг на месте водителя сидел
мордастый малый и что-то читал.
Я поставил Матильду не на проезжей части, возле парадной двери у
самой стены здания на потрескавшейся от времени узенькой асфальтовой
полоске. От пешеходного тротуара ее отделяла полоса земли, на которой
по-видимому должны были быть расположены цветочные клумбы.
Скинув на спину шлем, не спеша оглядевшись по сторонам, я направился
ко въезду во двор.
По противоположной стороне мостовой приближалась Волга с известными
мне номерами и притормозила напротив въезда во двор пропуская встречную
машину. Я уже входил во двор, мое появление было по-видимому сигналом для
тех, кто находился в лифте.
Пройдя немного вглубь двора, чтобы не попасть на линию обстрела я
остановился и посмотрел на часы словно кого-то поджидая.
Машина приближалась к подъезду. Во дворе никого не было. Работающие
во вторую смену уже ушли, а с первой смены еще не проходили. Лишь почти в
самом центре двора у контейнеров для мусора копошились два мальчугана лет
шести.
Машина наконец остановилась. Открылась передняя дверца, появился
кейс, тянувший за руку человека, которому осталось жить меньше пяти
секунд. Он опустил ноги на асфальт, его голова с коротко остриженными
волосами пепельного цвета начала подниматься над дверцей.
Зловещая тишина двора взорвалась звоном разбитого стекла выносной
шахты лифта и оглушительными очередями двух автоматов Калашникова. Человек
стал падать лицом вниз не успев выпрямиться судорожно цепляясь левой рукой
за верхний край дверцы. Правая рука выпустила кейс, он упал к раскрытым
дверям подъезда. Выстрелы смолкли чтобы через секунду возобновиться с
новой силой. Человек распростерся на асфальте, его сотрясали конвульсии.
Голова водителя упала на баранку, тревожно взвыла сирена, выстрелы
смолкли.
- Вперед, Кент, - срывающимся голосом заверещал передатчик. Я понесся
к машине на ходу снимая рюкзак, выхватил из него не предусмотренный планом
второй кейс, схватил упавший и бросил на его место дублера. Вокруг
упавшего медленно расплывалась по асфальту маслянистая вишневая лужа, все
вокруг было усыпано битым стеклом. Сирена продолжала реветь, исполняя
тревожный и печальный реквием.
Находясь в подъезде, застегивая кнопку рюкзака и отработанным
движением закидывая его за спину, я вдруг увидел, что сверху между
перилами лестницы упал белый капроновый трос. Я ожидал чего-нибудь
подобного, выхватил из-за пояса ПМ и встретил крутого парня, лихо
спускавшегося на одной руке по тросу двумя выстрелами. Он опустился на
колени продолжая держаться одной рукой за трос. Кольт в его правой руке
произвел один выстрел и упал на цементный пол. Я откинул его ногой под
лестницу и направился было к парадной двери, но сверху несмотря на вой
сирены мне послышались крадущиеся шаги. Я на секунду замешкался, затем
сунул за пояс под ветровку ПМ, поднял кейс принесенный мной, наполненный
для веса дощечками, переложенными Комсомольской правдой и, держа его в
вытянутых руках, устремился вверх по лестнице.
На лице я постарался изобразить соответствующее выражение. Сирена
продолжала выть.
Он только что миновал площадку второго этажа ступая мягкими кошачьими
шагами, одетый в темно-бордовую майку, выгодно оттенявшую загорелый
мускулистый торс, белые джинсы и домашние тапочки.
В руках красовался точно такой же, как у крутого парня кольт.
- Вот, - я протянул ему кейс ручкой вперед.
Он переложил кольт в левую руку, правой взял кейс.
Мой рот был открыт, глаза почти вылезали из орбит, я ткнул
указательным пальцем в трос:
- Этот... того, - большой палец показал в сторону двора а ладонь
нарисовала в воздухе знак умножения, - а тот... этого, - палец вновь
указал на трос.
Моя рука опустилась в место где находятся гениталии, взяла в горсть
ткань брюк вместе с содержимым:
- А я тут немножко обсикался, - жалкая улыбка блуждала на моем лице.
Его подозрительный взгляд немного смягчился.
- Как ты здесь оказался? - одноглазый дьявол в его руке все еще не
спускал с моей груди сладострастного взгляда.
- Так ведь повестку привез, из военкомата... Спецнабор.
- Жди меня внизу, я сейчас, - он помчался вверх, перескакивая
ступеньки.
Я подобострастно кивнул ему вслед и скатился с лестницы вниз.
Душераздирающий вой сигнальной сирены не умолкал.
Крутой парень был еще жив и держался за трос обеими руками, продолжая
стоять на коленях. Он с трудом поднял опущенный подбородок, на который изо
рта текла маленькая струйка крови:
- Далеко не уйдешь, - его окровавленный подбородок опустился на
грудь, левая рука выпустила веревку, правая кисть похоже была зажата
мертвой хваткой.
Во мне шевельнулась жалость: я вполне мог быть на его месте.
Надвинув шлем я спустился по ступенькам к парадной двери, вышел на
улицу и захлопнул створку. Мягко щелкнул замок.
Волга с мордастым исчезла, похоже на ней уехали те, из лифта.
Вторая оставалась на месте.
Слегка облокотившись на капот красной девятки стояла длинноволосая
личность в хамелеонах и сером расстегнутом пиджаке. Его левая рука
покоилась в кармане брюк, правая находилась под полой пиджака. Он смотрел
в мою сторону.
Возле Матильды томился белесый мент примерно моих лет.
- А где второй? - строго спросил я подходя к нему ближе. Вопрос
застал его врасплох, он было дернулся головой в сторону входа во двор, но
спохватился и, стараясь придать своему голосу начальственные нотки, в свою
очередь спросил:
- Что там происходит?
- Иди посмотри, - я вставил ключ зажигания стараясь не выпускать из
поля зрения девятку. - Чего тут караулить, или сцышь, когда страшно?
Малый явно разозлился:
- Как ты разговариваешь с представителем власти!
- Такие представители у меня мочалку в бане съели. - Я не спускал
глаз с длинноволосого, потихоньку приподнимая край ветровки в месте
нахождения ПМ. В парадную дверь кто-то уже ломился.
Услышав стук в дверь длинноволосый выхватил пистолет и, держа его
двумя руками, присел, опираясь локтями на капот. Наши выстрелы раздались
почти одновременно. С представителя власти слетела фуражка, словно его
сильно толкнули в спину, отчетливо вскрикнул длинноволосый, мент валился
на нас с Матильдой, я оттолкнул его - он упал на землю, где должны быть
клумбы с цветами, раскинул руки в стороны и больше не шевелился. Матильда
Ивановна взревела и через две секунды вынесла меня на перекресток, я
свернул налево едва не столкнувшись с ядовито-зеленым Москвичом и,
осыпаемый проклятьями разъяренного владельца Москвича, понесся прочь.

Минут через двадцать, когда я уже ехал по Каширскому шоссе, заговорил
передатчик:
- Классная работа, Кент, где ты сейчас находишься?
"Тут неподалеку, ребята, не волнуйтесь, не заблужусь, да к тому же на
мониторе вашего компьютера все прекрасно видно".
Передатчик насторожился:
- Кент, ответь Марсу... Кент, ответь Марсу...
Отвечать им не входило в мои планы. К тому же я был уверен, что в
конце концов на связи появится Юрка.
Вскоре я свернул на дорогу, ведущую в аэропорт Домодедово. Не доезжая
до него с полкилометра я съехал с дороги в лес, заглушил двигатель
Матильды и быстро скинул рюкзак с кейсом. Не прошло и двух минут, как
крышка кейса была открыта.
Он был набит доверху пачками сторублевок, долларов и каких-то других
иностранных денег, но разбирать надписи на них не было времени, большой
полиэтиленовый пакет грамм на семьсот с жемчугом и несколько небольших
пакетиков наполненных, как мне показалось, простыми прозрачными камешками,
наверное необработанными алмазами.
Из карманов рюкзака я достал две сумки. В одну из них, черную
полиэтиленовую, переложил содержимое кейса, отложив пачку сторублевок, в
другую, брезентовую, видавшую виды спортивного типа сумку сунул
полиэтиленовую и, оглядевшись, заметил невдалеке небольшую ложбинку. В эту
ложбинку я аккуратно положил плашмя Матильду, замаскировал ее сухими
ветками, надел через плечо брезентовую сумку и, прихватив кейс, оснащенный
по моим предположениям миниатюрным радиомаяком, устремился в сторону
аэропорта.
Я шел краем леса не выходя на дорогу. В аэропорту я втер кейс за
пятнадцать рублей двум небритым личностям кавказской национальности и чуть
не бегом вернулся обратно в лес.
На шоссе появляться было нельзя, если в кейсе радиомаяк, то
представители двух обиженных на меня команд уже наступают мне на пятки, и
теперь наши с Матильдой дороги, до самой Окружной, только проселочные.
В лесу наступали легкие сумерки, дождь наконец решился малость
поморосить. Я развернул карту Подмосковья для служебного пользования.
Передатчик без передышки уговаривал, требовал, угрожал.
Я уже был готов тронуться в путь, когда из передатчика прозвучал
Юркин голос:
- Вадим, кончай дурака валять, ты прекрасно знаешь, чем все это для
меня может кончиться.
"Еще не знаю, но надеюсь вскоре буду знать".
- Я для тебя сделал все, что мог...
"Да, это правда. Но с какой целью".
- Никто к тебе так не относится как мы с Бертой, Зиночка...
"Никто, Мак, и тут ты прав. Только Берта с ее добрым сердцем могла
предусмотреть такие мелочи как три комплекта постельного белья, когда я
переезжал в семейное общежитие, минимум посуды, включая недорогой чайный
сервиз, коробки с крупами, баночки со специями, чаем, вареньем...
Только Берта могла предусмотреть мягкие меховые домашние тапочки на
маленьком коврике возле кровати и бельгийский махровый халат...
Только, Мак, Бертой не спекулируй - она в твои игры не играет, для
нее ты - преуспевающий экономист с дипломом Плехановского института, ее
любимый Юрий Михайлович - находишься в долгожданной служебной командировке
в Лондоне".
- Ты же никогда не был жаден до денег...
"Не был, Мак, не был. В отличие от тебя. Еще в детском доме мы все
ходили у тебя в должниках, а перед выпуском и кое-кто из персонала".
- Ну, если тебе мало бабок, я добавлю, - он спохватился, - из своих.
"Не ты ли правишь бал, Мак?"
Я не стал избавляться от передатчика, необходимо чтобы они убедились
в том, что я возвращаюсь в Москву, а не улетаю куда-то на самолете,
поэтому разбил я его перед въездом на Окружную дорогу.
Мелкий моросящий дождь не унимался. К месту расположения летней
усадьбы детского дома я добрался уже в полной темноте, весь вымокший и
забрызганный грязью.
Усадьба, выстроенная еще до войны, располагалась на отшибе дачного
поселка, рядом с болотом сплошь заросшим ряской, но тем не менее
претенциозно называемым озером. Грунтовая дорога, одновременно являющаяся
главной улицей поселка, вела прямо к усадьбе и, не доходя до нее метров
пятьдесят, сворачивала под прямым углом направо.
Параллельно этой дороге позади дачных участков была прорыта дренажная
канава из болота, которая пересекала густо разросшуюся лесопосадку. Вдоль
канавы вилась едва заметная тропинка, по которой я мог пройти с
завязанными глазами. В одном месте, рядом с тропинкой возвышался огромный
полузасохший дуб, между старых узловатых корней которого, у меня был
когда-то тайник.
В кромешной тьме, под назойливым как зубная боль мелким дождем, по
узкой тропинке с Матильдой в обнимку, стараясь производить как можно
меньше шума, я медленно продвигался вперед, делая частые остановки и
прислушиваясь. Где-то с подвыванием лаяла маленькая собачонка,
раздраженная дождем и нерадивыми хозяевами. Шелест дождя и звук падающих
крупных капель, скапливающихся на листьях деревьев.
Засохшая, возвышающаяся как шпиль готического храма верхушка дуба
возникла передо мной неожиданно. Я прислонил Матильду к его огромному
стволу со стороны противоположной тропинке и облегченно перевел дух.
Брезентовая сумка в тайник не помещалась, пришлось расширять ее
ножом, выбирая землю руками. Работать приходилось стоя на коленях -
углубление находилось на склоне канавы, между узловатых корней.
Покончив со всем этим и придирчиво осмотрев, насколько это было
возможно в темноте, тайник, я оставил Матильду и направился к усадьбе.
Сквозь буйно разросшиеся на заболоченной почве кусты дикой малины,
поминутно замирая в неподвижности, ощупывая ногами почву, прежде чем
наступить, я пробирался вдоль дощатого забора к известной мне лазейке,
расположенной прямо напротив домика в котором жила Эльза.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13