Но подтвердить это чем-то иным, кроме своего честного слова, я не могу. С другой стороны, Марголин прав, и при любом раскладе мое вторжение особо неприятных последствий иметь не будет. По крайней мере, в уголовном плане.
Я посмотрел в окно. Темный БМВ стоял на том же месте с выключенным двигателем, и сквозь боковое стекло вырисовывался силуэт Марголина. Интересно, где он раздобыл ключи? А может, он уже и к моим замкам подобрался?
Странно, Марголин мне по-прежнему нравился и внушал доверие. Или я плохо разбираюсь в людях?
Неожиданно я подумал, что мой полуторагодичный опыт оперативной работы, то есть то, что я считал своим единственным и относительно сильным козырем, и не козырь вовсе, а… Все равно что позаниматься боксом полгодика, забросить тренировки, а потом завалиться в профессиональный клуб и потребовать подписать контракт.
Я растоптал окурок, вздохнул и, еще раз посмотрев в окно, стал подниматься.
На площадке было четыре квартиры, и лишь дверь Бабко оборудована глазком. Я долго звонил в нее, чутко прислушиваясь и настроившись сорваться с места при любом подозрительном звуке. Но внутри было тихо, и я, обливаясь потом, достал ключи.
Они подошли идеально. Замки сработали бесшумно, и я толкнул дверь. Оказавшись в коридоре, я первым делом посмотрел туда, где обычно крепится пульт сигнализации, но знакомой пластиковой коробки не увидел. Я запер дверь и начал обход квартиры.
Ванная и туалет меня не заинтересовали. Кроме предметов сантехники и минимума гигиенических принадлежностей, там не было ничего. Я приподнял крышку унитаза, убедился, что пакетов с героином, радиопередатчика или бесшумного пистолета там нет, и двинулся дальше.
Кухня поражала своей пустотой. Кроме газовой плиты и раковины, там стояли две разномастные табуретки, а в углу, прикрытые газетой, были свалены тарелки и чашки.
Я миновал коридор, решив заняться вешалкой на обратном пути, и вошел в комнату. Первое, что я увидел, — свое отражение в трюмо, а потом боковым зрением уловил какое-то движение справа.
Я развернулся и приготовился к защите за долю секунды. И за то же мгновение постарел на добрый десяток лет.
Посреди двуспальной кровати лежал бело-рыжий котенок и внимательно смотрел на меня.
Я почувствовал, как стучат друг о друга мои колени, и ощутил настойчивое желание снять и отжать рубашку.
— Не пугайся, дурачок. Свои, — сказал я котенку и приблизился к кровати, собираясь погладить его. Правая нога наступила на что-то твердое. Я не успел остановить движение, и это что-то перевернулось у меня под ногой и ударило по голени.
Мне не хотелось смотреть вниз. Я опускал голову целую вечность, убеждая себя, что ничего страшного произойти не могло. Не капкан же у него там стоит.
Я увидел перевернутую фотографическую кювету, из которой вытекала какая-то жидкость. Через несколько секунд я услышал запах, и в трюмо отразилась моя идиотская ухмылка.
Туалет. Туалет для котенка. А где-то недалеко, наверное, стоит и миска с кормом. Ванночка не сломалась, но содержимое ее вытекло на пол, и капли попали мне на брюки. Я присел и поставил ее в прежнее положение, собрал с пола мелкие бумажки, которыми она была раньше наполнена. На ковре осталось заметное пятно. Я надеялся, что Бабко припишет это шалости разыгравшегося котенка. Собственно, если Бабко не допускает появления непрошеных гостей, то иного объяснения у него не найдется. А если допускает, то на двери наверняка стояла какая-то метка, о чем я не подумал. Не та у меня квалификация.
Котенок куда-то убежал, а я продолжил осмотр. Когда я открыл прикроватную тумбочку, на меня посыпалось грязное белье. Я поспешил сунуть его обратно и захлопнул дверцу. В верхнем ящике болтались несколько одноразовых станков для бритья, авторучка, растрепанный блокнот и вскрытая пачка «беломора». Сперва я занялся папиросами. Я тщательно осмотрел и ощупал их все, но, как и вчера, ничего, кроме табака, в них не обнаружилось. В блокноте часть листков была вырвана под корешок, а на одном из уцелевших неровным почерком было выведено «Оля» и номер телефона, судя по начальным цифрам — сотового.
В шкафу я не нашел ничего, кроме постельного белья, одежды и книг, лежавших так, словно грузили их в полной темноте. Я добросовестно ощупал все карманы, выудил полдюжины проездных карточек и щепотку той же сомнительной пыли, что и вчера. Я вспомнил, что не спросил у Марголина о результатах анализа. Или наш визит сюда — следствие положительного ответа? Как бы то ни было, я упаковал находку и перешел к трюмо.
Ящики были пусты. Похоже, раньше там лежали вещи жены Бабко. В верхнем валялись несколько шпилек, расческа с отломанной ручкой и дорогая, на мой профессиональный взгляд, брошь. В остальных оказались лекарства — довольно много для молодой семьи, пакет с документами самого Бабко и фотографии, вложенные в измятую ученическую тетрадь. Я зачем-то вытащил паспорт Бабко, пролистал, и на пол выпали разноцветные кусочки тонкого картона. Я поднял их. Они были розовые и фиолетовые, форматом чуть больше стандартной визитки, с отпечатанным текстом: «Вы хотите отдохнуть и расслабиться? Лучшие девушки города ждут ВАС! Эскорт-услуги, сауна, массаж. Звоните в любое время». Номера телефонов и названия фирм были разные. Розовые картонки предлагали обратиться в «Жаннет» и несли на себе, кроме текста, слегка размытое изображение длинноволосой девушки в вечернем платье и с бокалом в руке. Фиолетовые советовали прибегнуть к услугам «Аксиньи» и сопровождались девушкой в купальнике. Розовые мне уже приходилось видеть раньше. Как-то насобирал целую кучу на дискотеке в ДК имени Крупской, располагавшейся на территории отделения, где работал. А зачем они Бабко, да еще в таком количестве? Карточек было пятнадцать штук, и преобладала почему-то фиолетовая «Аксинья».
Большинство фотографий были черно-белыми и откровенно любительскими, запечатлевшими различные моменты спортивной жизни Бабко. Наивысшим его достижением, судя по снимкам, было третье место на городском первенстве. По-моему, совсем неплохо.
На цветных изображалась свадьба Бабко и симпатичной темноволосой девушки с чуть азиатским разрезом глаз. Регистрация в ЗАГСе, снимок на фоне разукрашенной белой «волги», гости, свадебный стол. Бабко вдвоем с женой на фоне памятника Пушкину. Я перевернул снимок и увидел надпись: «Вася и Любашка навсегда.
11. 08. 94». Вглядевшись еще раз в их лица, я ощутил укол в сердце. Оказывается, Вася Бабко не всегда был таким угрюмым и непробиваемым…
Последний снимок явился для меня полной неожиданностью.
Это была маленькая полароидная карточка с подписанной на оборотной стороне датой: «26. 03. 94». Угол полутемной комнаты с зашторенным окном и неброскими обоями. Низкая тахта, покрытая толстым темно-красным одеялом. На тахте, лицом к фотографу, сидела обнаженная девушка. Голова чуть отклонена вправо, и длинные иссиня-черные волосы падают на плечо и прикрывают грудь. Одна нога вытянута вперед и касается пола, вторая поджата под себя. Ярко накрашенные губы раздвинуты в дежурной улыбке, но взгляд откровенно усталый и даже злой.
Взгляд. Глаза. У меня дрогнули руки, когда я узнал знакомый по прежним снимкам слегка азиатский разрез. Если бы не эта деталь, опознать бывшую жену Бабко я бы не смог.
Несколько минут я стоял, перебирая фотографии и пытаясь ухватить мелькнувшую мысль. Что-то важное, действительно важное…
Я убрал все вещи по своим местам, окинул последним взглядом комнату и двинулся к двери.
Котенок опять появился на кровати и спокойно вылизывал переднюю лапу. На меня он больше не смотрел. Наверное, сходил и предупредил хозяина о моем визите, а теперь ждет результата.
Я наклонился к кровати. Под изголовьем лежала пачка журналов. Старые номера «Плейбоя», десяток затертых выпусков откровенной дешевой порнухи. Последними в стопке оказались издания, которых я никогда прежде не видел. Наше, родное. Сразу заметно по полиграфическому исполнению и невысокому, с пошлым налетом, уровню композиций. На нескольких снимках в кадре оказались городские пейзажи, и я понял, что снимали в нашем славном городе. Движимый внезапным озарением, я быстро пролистал все три журнала, внимательно вглядываясь в лица. Жены Бабко я не нашел, но пять или шесть снимков оказались вырезаны, и я почти не сомневался, кто был на них изображен. Одна из фотографий в журнале подтвердила мои подозрения. Та же комната с неброскими обоями, та же ярко-красная тахта, только вместо черноволосой Любаши — здоровенная блондинка в зеленых чулках, раскорячившаяся во весь кадр в позе секретарши Антона, с глупой улыбкой на толстом лице.
Ни адреса типографии, ни фамилии издателя нигде, естественно, не было. Я раскрыл один номер посередине, на страницах с рекламой. «Жаннет» и «Аксинья» нахально теснили здесь конкурентов.
Я вышел в коридор и около самой двери замер, остановленный внезапным ощущением опасности. Несколько мгновений я стоял, слыша тяжкие удары сердца и прожигая взглядом дверь. В какой-то момент мне показалось, что в замке скребется ключ. Справившись с волнением, я бесшумно приблизился к двери и посмотрел в глазок. Из противоположной квартиры выходил худой парень в очках. Тот самый, который вчера вечером встречал Бабко.
— Все, Лен, я пошел! Пока!
Мазнув взглядом по двери, за которой я прятался, он побежал вниз по лестнице. Из его квартиры выглянула девушка, такая же худая, как он сам, и тоже в очках с толстыми стеклами, помахала ему рукой и закрыла дверь.
Я стоял и слушал, как стихают его шаги… Пока не понял, что они опять становятся все громче и громче. Когда очкарик снова выскочил на площадку, я вздрогнул.
— Лена, — заорал он. — Я книжку забыл! Лена открыла дверь, он исчез в квартире и через минуту вылетел обратно, сжимая под мышкой полиэтиленовый пакет. Сделав два шага, он резко остановился и вскинул взгляд на дверь квартиры Бабко.
Я смотрел ему прямо в лицо, боясь отойти от глазка и выдать свое присутствие.
Лицо очкарика выражало непонимание. Наморщив лоб, он мялся на месте, и я чувствовал, как ему хочется подойти и проверить дверь. Он так и сделал. Подошел, подергал ручку и нажал звонок. Неожиданный резкий звук заставил меня вздрогнуть, а потом я подумал, что у него вполне могут быть ключи — чтобы кормить котенка в отсутствие хозяина, — и мне стало холодно.
— Что там, Костя? — тревожно спросила Лена. Очкарик помотал головой и отошел к ступеням.
— Ничего, показалось. Все, я побежал!
— Больше ничего не забыл? А то я мыться буду.
— Пока!
На этот раз его шаги благополучно стихли внизу, а потом гулко хлопнула подъездная дверь.
Я метнулся на кухню, подождал и, присев на корточки, приник к окну в левом нижнем углу.
Очкарик, скорее всего, успел глянуть на окна — когда я увидел его, он открывал дверь своей иномарки. Перед тем как сесть, он опять обернулся и долго смотрел в мою сторону, но ничего подозрительного не заметил. Я подождал, пока его машина выедет со двора, и вернулся в коридор. Мне очень хотелось верить, что его Лена действительно пошла мыться, а не караулит меня за своей дверью.
Справившись с замком, я подавил в себе желание броситься по лестнице со всех ног и начал тихо спускаться.
Миновав три пролета, я достал сигареты и решительно вытряхнул весь украденный мусор.
На душе у меня было гадко. Я закурил и пошел дальше.
По идее, мне надо было дойти пешком до ближайшей остановки и уехать общественным транспортом. Но я доплелся до серого БМВ и плюхнулся на сиденье, чувствуя себя абсолютно опустошенным.
Мне казалось, я пробыл в квартире не больше двадцати минут, а Марголин спросил:
— Тебя там что, понос пробрал?
— Золотуха.
— Что? — Он включил двигатель. — А-а, понял, остроумный ты наш.
Мы выехали на улицу.
— Что там?
— Ничего.
— Совсем ничего?
— А что там должно быть? «Беломор» в тумбочке валяется. И кошка на кровати дрыхнет.
Об оставленной на полу луже я решил не упоминать.
— Опиши обстановку.
Пожав плечами, я обрисовал, как мог, расположение мебели. О журналах, фотографиях и визитках говорить не стал, сам не знаю почему. Зато рассказал зачем-то об очкарике, и эта часть моего рассказа Марголину явно не понравилась. Он о чем-то глубоко задумался.
— Во вчерашнем мусоре оказалась марихуана, ты был прав, — сказал он после паузы.
— Очень рад.
— Это уже твое дело. Можешь хоть плакать, лишь бы работал.
— Лишь бы толк был, — вяло отозвался я.
— Чего?
— Это мой начальник так говорил. Бывший.
Остаток пути мы молчали. Марголин высадил меня там же, где подобрал три часа назад, и я потопал на остановку. Пока я ждал троллейбуса, мне показалось, что в потоке машин мелькнула знакомая мне потрепанная иномарка. Я не успел разглядеть ни водителя, ни номеров и долго смотрел вслед удаляющейся белой крыше. Когда я вернулся в Гостинку, у ворот стоял Бабко, остальные обедали. Я забрал в дежурке свою пятнистую безрукавку и получил пачку входных билетов.
— Пообедать не хочешь? — спросил Бабко.
— Аппетита нет. По дороге пирожков нажрался.
Он кивнул и отвернулся. Показалось, он слегка усмехается, и от этого стало не по себе. Я не мог с ним разговаривать, чувствовал перед ним какое-то смущение, что ли. Как будто раньше именно вторжение в чужую личную жизнь не было моей профессией.
Обед затянулся — наверно, сегодня литром не ограничились. Мы молча простояли вместе почти два часа. Иногда Бабко косился на меня, и ухмылка нет-нет да и мелькала на его лице.
Подошли другие охранники, и в этот момент приехала моя Наталья. Вчера нам удалось помириться. Я рассказывал ей о своей новой работе, ни словом не упомянув про отдел внутренней безопасности, обещал вечером заехать к ней, но сюда, сюда-то я не просил ее тащиться! Господи, только ее мне сейчас и не хватает!
У нее было плохое зрение, но очками она пользовалась только дома, считая, что любая оправа портит ее лицо.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36