До обожающих суперов. До них, родных…
Боже, какая я стала циничная. Это же свинство, что я о них так думаю. Они-то все делают искренне. Они так тактично стараются не потревожить моих убеждений, – они считают, что у меня есть убеждения, и они их уважают. Точно так же, как эти пастухи, которые уважают право бедной приблудной туристочки отказаться от их щедрого угощения.
Какие они счастливые – эти пастухи. Живут себе по своим средневековым традициям, проявляют гостеприимство. И слыхом не слыхали ни про каких суперов – ни верхних, ни нижних. И имя, магическое для всех обитателей Старых Пещер: Доктор! – для них пустой звук. Так же, как и ненавистное имя Любомудрый. Боже, как им хорошо… Боже, как мне плохо…
А где-то рядом – ну буквально в двух шагах! – струился прохладный родничок свежего воздуха.
Она приподняла голову, жадно вдохнула. И, едва не застонав, сцепила зубы – это было совсем не то. Это была эфемерная свежесть. Образно говоря – это было свежее восприятие, свежее впечатление от мира. Кто-то из этих пастухов что-то чувствовал – что-то этакое… В другом состоянии это было бы интересно, а сейчас боль все никак не давала Магнолии понять – в ком из них и что за восприятие такое? Они же не супера какие-то! Прямо ну вот струится, и все тут…
Она собралась, напряженно вслушиваясь в себя, пытаясь отгадать источник струящегося светлого ручейка, – даже ладонь затрепетала и кончики пальцев занемели.
Заметив ее состояние, седоусый сделал знак старшему сыну. Тот послушно взял с лавки огромную черную бурку, обойдя стол, осторожно укрыл ее тяжестью плечи Магнолии
– Я не от холода дрожу, спасибо… – попыталась она воспротивиться, но седоусый успокоил:
– Отдохни немножко. Хочешь – полежи вот там, на топчане, согрейся. Мы тебе мешать не будем. А покушаешь, когда отдохнешь.
– Ну наконец-то! – провозгласил Алексенок, внезапно возникая рядом со столом.
Все вздрогнули, но он, не обращая на хозяев ни малейшего внимания, продолжил:
– Ну ты, Мага, даешь! Специально так запряталась, чтоб искать подольше?
Родная мордаха! Ласковая, улыбающаяся! Братик ты мой названый!
И боль отступила. Как бы даже с сожалением ослабила свои удушающие тиски. Черной дымной стеной отодвинулась подальше от рыжих полыхающих кудрей Алексенка.
Магнолия торопливо привстала, стараясь поскорее выбраться из-за громоздкой лавки, придвинутой к столу чуть не вплотную.
– Что, братик, чего случилось-то?
– Да как – совет у нас! – торжественно провозгласил Алексенок. – Большой совет. Вот так! Будем наконец решать – как с верхними быть дальше.
– А-а! Ну иду, – вздохнула она с улыбкой. Ох уж эти мне совещатели! Все б им заседать.
Она, наконец отодвинув лавку, выбралась, шагнула к Алексенку и не удержалась, поерошила, как всегда, ладонью сияние его рыжих кудрей. А он, паршивец, в ответ, как всегда, щелкнул ее по носу. Да еще и язык показал.
Магнолия взяла его мордаху и мягко развернула к пастухам, живописно-напряженной кучкой сбившихся у другого края стола.
– Познакомься, пожалуйста. Это хозяева здешнего милого приюта. Очень хорошие люди.
– А… – безразлично откликнулся Алексенок. – Ну ладно. Ты, Мага, как? Сама нырнешь или перетащить?
Ой, какой высокомерный – даже не стал смотреть на них. Отвернулся пренебрежительно, как от объектов, не заслуживающих внимания. Магнолия огорчилась. Вот что ее пугает в этих милых и ласковых нижних суперах: полное пренебрежение к обычным людям. Так что стоит им понять, что она большой ценности на самом деле не представляет, – ее тут же выбросят вон. Перестанут замечать. Как этих пастухов. Тоже мне сверхчеловеки. Полубоги неземные. Сами же обижаются на верхних, что те их в грош не ставят, – а сами! Еще о несправедливости какой-то толкуют!
– Тащи, чего уж… – грустно произнесла Магнолия и обернулась к пастухам: – Спасибо вам, извините моего братика, он такой невежливый. Нам сейчас надо уходить в… это… в другое место. Так что – до свидания, спасибо еще раз.
И, перед тем как Алексенок дернул ее за руку, ныряя вместе с ней, она увидела черные пристальные глаза мальчика-пастушонка – и за ними еще что-то, что рассмотреть уже было невозможно. Потому что все это осталось далеко позади. А они с улыбающимся Алексенком уже стояли в общем зале Старой Пещеры. Среди своих родных братиков и сестричек. И Нинель уже громко сообщала кому-то в другой конец зала:
– Нашлась она! Вот Мага, здесь! А оттуда ей откликнулся Федюшка своим солидным баритоном:
– Отлично! Значит, вернутся, кто искал, – и начнем уже.
2
– Слушай, Алексенок, это еще не скоро будет, – вздохнула Магнолия.
– А че такое? – забеспокоился рыжий братик. – Они ж тебя искать разбежались. Как сбегутся – так сразу! Че хочешь-то?
– Устала, – пожала плечами Магнолия. – Ты не принесешь стул из моей комнаты? Хоть посидеть. А то я большие советы знаю: как заседать начнем – до утра не закончим!
– Делов-то! – Алексенок даже повеселел. – Счас будет! – Он исчез и тут же вынырнул вновь. – А какой стул-то? Ты ж не сказала какой.
– Алексенок! – укоризненно покачала головой Магнолия. – Там их всего два! Все равно какой – лишь бы я сейчас села. Ноги гудут, как Доктор выражается. Ты тащи давай.
– Понял! – заверил Алексенок. И через секунду уже придвигал ей стул – тот, старинный, с красной плюшевой обивкой.
– Мага, я ты поесть случаем не хошь? – склонился он, когда Магнолия уселась. – А то б я быстро сготовил!
Нинель, пробегавшая в этот момент мимо, так стремительно обернулась на его слова, что чуть каблучок свой высокий не сломала. Однако это не помешало ей громко объявить:
– А зачем готовить?! У меня и так все готово. И все свеженькое: корм и питье. Проголодалась, Мага?..
Ее выкрик привлек внимание, кажется, буквально всех присутствующих в общем зале. Беготня в Старой Пещере как по команде прервалась, и все обернулись в их сторону.
– Нет, нет, не надо, спасибо большое – я не голодна, – тревожно пролепетала Магнолия. – Нет-нет! – добавила погромче, чтоб все слышали.
Этот вопрос надо решать всегда сразу и четко – а то заугощают. Застоялся народ: готовить все умеют и любят, пчелки рабочие, а угощать некого, из едоков – она одна. Да тут еще Доктор масла в огонь подлил – рассказал, как ей плохо в голодном состоянии. Да еще и приказал следить, чтоб она обедов не пропускала. Так что с этим вопросом теперь строго.
– Смотри, – погрозила пальцем Нинель, – если проголодаешься, я первая сказала!
И поскакала дальше по своим суматошным делам. А Алексенок остался. С самым беспечным видом облокотился на спинку стула позади Магнолии, всем показывая, что это он ее первый друг, горячо задышал в затылок. Это было не слишком-то приятно, но прогонять его тоже не хотелось. Она уже не раз сталкивалась с тем, как болезненно воспринимается ее желание побыть одной. Они все этого просто не понимают и видят обиду для себя. Супера, во всяком случае нижние супера, которых она узнала более-менее достаточно, совершенно не тяготятся постоянно находиться на людях. Поначалу они даже спальню общую соорудили. Это уже Доктор повлиял, что ребята теперь спят в своем помещении, а девочки – в своем. За твердость морали суперов беспокоится, даже в тюремной камере этот вопрос из поля зрения не выпускает, неугомонный! «Признаки пола, признаки пола!» Какие там еще признаки… суперам всего-то от рождения – то есть от момента пробуждения в чанах, под обстрелом – еще и полугода нет. Младенцы еще совсем! Если только в них вообще заложена возможность воспроизводить себе подобных тем путем, который считается у людей естественным. Может, и не заложена – сам же говорит, что не знает. Но разводит мальчиков с девочками подальше, хлопочет. А они все равно – не разлей вода! Одна только Магнолия все хочет уединения. Комнатку, видите ли, отдельную себе попросила – тоже еще блажь! Они, конечно, не возражают – даже дверь после долгих уговоров все-таки навесили. Обставили причудливой музейной мебелью…
– Да здесь она! Давно здесь! Это я нашел! – крикнул кому-то Алексенок. – Начинать уже пора, а вас все носит незнамо где!
3
Николай поосновательнее умостился на председательском камне и сказал вниз, собравшимся:
– Так, тишина. Сначала – слушаем, потом – обсуждаем.
Он всегда был чрезвычайно требователен к аудитории.
– Коротко расскажу о том, что сегодня произошло. Во-первых, Доктора освободили.
Общий вздох облегчения прервал оратора и распался на отдельные голоса: «Наконец-то!» «Ну я же говорил!» «Сообразили-таки…» «Нашелся все ж умный…» Заговорили со всех сторон, заулыбались друг другу-
– Это точно? – крикнул Алексенок Николаю, чинно призывавшему к тишине поднятием ладони.
– Я разговаривал с ним всего… – Николай солидно вынул из жилетного карманчика антикварный брегет, щелкнул крышечкой и уточнил: – Меньше тридцати пяти минут назад. Он всем передавал привет, предлагал по-прежнему бывать у него. Думаю, мы установим какой-то порядок. График. Чтоб всем сразу на него не наваливаться – как тогда, в тюрьме. Чтоб по очереди.
– А остальных? – крикнул неугомонный Алексенок. – Их – освободили? – И весь обслуживающий персонал тоже, разумеется, – кивнул Николай. – Так что остальных тоже можно навещать. По желанию.
– Вовсе не «разумеется», – пробурчал обиженно Алексенок. – Правда, Мага? Могли же остальных и не освободить ведь!
– Тш-ш… – приложила палец к губам Магнолия, – ты слушай давай.
К ним обернулся Атанас, перевел внимательный взгляд с Алексенка на Магнолию. Внимательный и слегка задумчивый – вроде того что: и я мог бы вмешаться в ваш разговор, да не хочу.
Магнолия улыбнулась и показала ему на председательский камень – мол, туда смотри. Он кивнул и так же задумчиво отвернулся.
– Вторая новость, – объявил Николай, сочтя, что шум уже достаточно улегся. – Сегодня ночью умерщвлены руководители основных государств планеты. Президенты, премьер-министры и так далее. Больше трехсот политических деятелей.
Не у одной Магнолии перехватило дыхание – все смолкли.
– И нашего? – удивленно пискнул кто-то.
– Да, – со значением сказал Николай. – Генерал-майор Прищепа также умерщвлен.
– И несмотря на это Доктора и всех наших воспитателей освободили? – изумилась Магнолия.
– Благодаря этому, – строго сказал Николай, упиваясь своей проницательностью. – Ты поняла? Не несмотря, а благодаря! Добавлю, что ликвидация политических деятелей проведена внезапно, без какого бы то ни было предупреждения. Никаких предварительных угроз, требований, ультиматумов. И никаких пояснений после проведенного теракта. Смерть без всяких комментариев. Нам-то с вами ясно, чьих это рук дело. Почерк верхних суперов, почерк Любомудрого. Они сделали ставку на террор – и первая же их акция вызывает ужас и негодование. Я думаю, все разделяют эти чувства?
Присутствующие подавленно молчали.
Николай, выждав секунду, солидно продолжил:
– Тактика этих молодчиков как раз и нацелена на то, чтобы вызвать ужас. Чтобы в зародыше задавить всякие попытки к сопротивлению. На это направлена и возникшая неопределенность. Психологически точный удар: мир еще не знает, чьих рук это дело, но мир уже видит всесилие и безжалостность этих рук. Когда верхние выйдут на авансцену, мир уже будет готов к тому, что они не будут угрожать, не будут вступать в переговоры – они будут только приказывать. И смертью карать за ослушание. Вот нам и предстоит решить: до каких пор выжидать? До каких пор на словах осуждать верхних, а на деле пассивно взирать на их бесчинства?
– Что предлагаешь, не томи, – скучным голосом потребовала Нинель.
Все невольно обернулись в ее сторону, но она ничего не добавила – только хмуро мусолила в губах травинку.
– Да, предлагаю! – просветленно, громко произнес Николай. – Во-первых: перестать чураться властей. В самом деле. Произошли перемены. Власти первыми сделали шаг нам навстречу – выпустили Доктора и всех. Они понимают, что, кроме как на нао, им в борьбе с верхними суперами опереться практически больше не на кого. И во-вторых: пора наконец начать пользоваться выгодами нашего положения! Способности наши если и уступают способностям верхних, то чисто количественно. Ныряем не так далеко, не так четко ориентируемся в трассах для ныряния ну и так далее, вы сами знаете. Но наших способностей вполне хватит, чтобы, хорошо вооружившись, ворваться в резиденцию Любомудрого, схватить его и доставить властям. А Первый пульт – разбить. Вполне, я считаю, хватит! И тронуть они нас не посмеют, я считаю. По той же причине, что не трогали и раньше: корм и питье! Чего нам бояться? Верхние тоже не дураки, понимают: запасов, что в резиденции Любо-мудрого, им хватит на сколько? Ну на год, на два. А потом? Они-то ни корма, ни питья делать не умеют! Так что верхние просто вынуждены нас беречь. Как зеницу ока! Как бы они к нам ни относились, но ведь рано или поздно им все равно придется пойти с нами на мировую – выбора у них нет. Вот я и считаю: надо действовать!
Действовать сейчас, пока верхние не погрязли во всемирном разбое окончательно!
– А сейчас они еще не погрязли, ты считаешь? – ехидно спросил Алексенок.
Николай что-то начал объяснять, но все уже заговорили, принялись обсуждать происшедшее за общим шумом его голос потерялся.
4
– Ну вот, наконец-то мы что-то решим – припекло! – довольно потирая руки, обратился Алексенок к Магнолии.
Объяснения Николая он и не собирался выслушивать. Он весь был в благородном порыве. Его краснознаменное лицо стало от возбуждения совсем малинового цвета. Он восторженно дубасил воздух кулаком:
– До каких пор?! Хватит пустых разговоров!
Ух, смельчак, ух, воитель… Магнолия слабо улыбнулась в ответ. Улыбаться было больно – голову опять стиснул черный удушающий обруч боли. Впервые такое с ней было в Старой Пещере.
Она еще пыталась уследить за разворачивающейся дискуссией, пыталась понять, что кричит Матвей, что говорит Ованес, потеснивший на председательском камне Николая, но – тщетно. Жгуты пульсирующих артерий били по вискам, били по внутренностям – и те в ответ сотрясались судорогой неудержимой тошноты.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31