«О, пиздец, тут у вас солдаты!» Они привыкли к расхлябанной милицейской
серости Бутырки и Матроски, а здесь из дверей вполне буржуазного особня
чка (ступени под фальшивый мрамор, совсем как в офисе, в фирме) вышли прапо
рщики и капитан с погонами. Сочетание ступеней под мрамор, Ц нестрашног
о интерьера Ц с хаки и погонами, напоминает о здании механико-технологи
ческой военной школы, где любили пытать и расстреливать своих левых поли
тических противников Ц пленных молодые офицеры генерала Пиночета. Обы
чный зэк привык к матерящимся, откровенным, забубённым, чубы из-под фураж
ек, чешущимся, потным, полупьяным, мятым обычным ментам. В Лефортово с нами
имеют дело сдержанные солдаты. Они, разумеется, не расхаживают парадным
строем, иногда можно услышать со двора и из коридора и бранные слова, обра
щённые солдатами друг к другу, но в целом Ц это иная Вселенная безмолвно
го холода Государства. Здесь Его Величество Государство мучает своих за
ключённых. Холодно, без удовольствия на губах, без криков и издержек. Осущ
ествляются основные условия государственного насилия: лишение свободы
и изоляция от внешнего мира. Внешний мир сведён к одному, максимум двум че
ловеческим существам, Ц сокамерникам, находящимся в таких же удручающи
х обстоятельствах, что и ты. Изоляция от внешнего мира дополняется и усуг
убляется полным отсутствием общения, даже если только визуального, с дру
гими заключёнными вне хаты Ц гроба. И запретом на общение с заключённым
и обслуживающему персоналу. Солдаты в основном строго следуют этому зап
рету. Даже самые смелые рискуют перекинуться парой слов с зэка разве что
в бане или лифте, но обязательно наедине. Подобный же запрет существует и
в других тюрьмах, но в других милицейская орда его полностью игнорирует,
так как связана экономически и психологически с миром заключённых. Само
е большее, на что может рискнуть конвоир-солдат, это бытовые реплики, типа
беседы, которую я имел сегодня с сопровождавшим меня с прогулки крупным
прапорщиком.
Я: «Чего вздыхаете?»
Он: «Да надоело всё…»
Я: «Смените жену, любовницу…»
Он: «Э, лучше я сменю работу…»
Всё. Потому что внизу, у лифта меня будет конвоировать уже другой Zoldaten. Он ме
ня ждёт. Разговор обрывается. Солдаты доносят друг на друга начальству. Н
ередки случаи увольнения за неуставные отношения с заключёнными. Неуст
авными отношениями могут быть квалифицированны такие случаи: взял сига
рету у заключённого, беседовал с зэком, открыв кормушку дольше чем следу
ет, при этом смеялся… и подобные же проступки.
В Бастилии Лефортово правит бал штучное, ручное индивидуальное насилие,
в то время как в таких массовых тюрьмах как Бутырка или Матросская тишин
а насилие имеет более патриархально-консервативный, расхлябанный хара
ктер. В самой большой тюрьме Москвы, в Матроске сидят до десяти тысяч закл
ючённых. Для сравнения вся 201-я мотострелковая дивизия, контролирующая вс
ю Центральную Азию насчитывает семь тысяч бойцов.
В Матроске две категории хат. Это «общак» Ц большие хаты общего режима, и
«спецы» Ц маленькие хаты специального режима. На «спецу» обычно содерж
атся обвиняемые в тяжких преступлениях, особо опасные, склонные к побегу
заключённые. Контингент заключённых «спеца» возможно разделить прибл
изительно на три категории: 1) Именно особо тяжкие и особо буйные, с букета
ми тяжких статей, короче, такие как я, 2) Коммерсанты, вселившиеся в «спец» з
а лавэ, поскольку не хотят сидеть в суете и промискуитете общих камер 3) Ст
укачи (суки, крысы) «Лёхи», подсаженные к особо тяжким и буйным. Такой може
т был на зоне стукачом, а здесь ему придумали новое погоняло. Спецхаты обы
чно находятся под сигнализацией, даже могут быть оснащены видеокамерой.
Шконок в спецах от двух до десятка, в основном шестиместки. Если в хате дес
ять шконок, то могут сидеть и 4 человека, а могут и 12 или 14.
В «общаках» парятся на общем режиме обвиняемые по лёгким статьям и перво
ходы. На общаке от 16 до 32 шконарей. А содержаться в них может от 32 до 100 человек.
Амнистию недавно сделали, разгрузили общаки, но тотчас опять загрузили.

Строгого деления на «спецы» и «общак», вопреки желаниям администрации, в
сё равно не существует. Сама же администрация, следуя правилу изоляции п
одельников друг от друга, кидает одного на общак, другого на спец, чтоб под
альше друг от друга. В общей хате, когда туда заходишь, прежде всего замеча
ешь, что как в аэропорту Шереметьево у двери толпится куча людей. Пробивш
ись сквозь них, видишь длинный стол-дубок (или он составлен из нескольких
) и вдоль него Ц лавки. По обе стороны, у стен, поставленные головами к стен
е стоят шконки. Внизу это разобщённые отдельные шконки. Как правило от ка
меры их отделяют висящие простыни. Поверх разобщенных шконок первого яр
уса идёт сплошной настил Ц второй ярус, так называемая «пальма». На ней с
плошным слоем лежат матрацы. На матрацах спят всплошную мужики. Шконки п
ервого этажа, в особенности те, что ближе к окну, (к «решке») занимают те, кто
стоит в тюрьме на вершине внутритюремной иерархии, те, кто придерживает
ся «воровского хода» Ц воры. И престижные персонажи «хаты» Ц например
«дорожники» Ц те, кто содержит и работает на ней, Ц «дорогу» Ц сложную
сеть верёвочных коммуникаций вне камеры вдоль окон, соединяющую «хату»
с другими «хатами».
Вдали за дубком, может стоять у стены железный ящик или тумбочка, а на ней
телевизор. По сторонам телевизора два (чаще одно) окна. С «решкой», «реснич
ками». Обычно окно без стекол, потому «дорожники» зимой работают в пальт
о и шапках, а у двери могут стоять люди в трусах. Шконка смотрящего обычно
помещается слева, крайняя к окну. Шконки первого яруса, как уже было сказа
но, обыкновенно завешаны простынями.
У самой двери в камеру (в камерах «общака» дверь выходит в хату острым угл
ом и называется «ледокол», через такую дверь «вертуху» Ц надзирателю уд
обнее наблюдать за жизнью хаты) обычно слева помещается санузел Ц «даль
няк» и раковина с краном. Там же стоит корзинка для мусора, по-тюремному «
Алёнка». Там же, между перегородкой, называемой «слоник» (отделяет дальн
як на высоте по пояс от камеры) и первыми к ней шконарями есть пространств
о, называемое «окоп». В окопе живут не очень уважаемые граждане камеры: бо
мжи, опущенные, если таковые есть.
Справа от двери, у стены камеры сложены баулы и сумки, принадлежащие закл
ючённым. Баулы громоздятся до самого потолка, а в остающемся пространств
е положены матрацы. На них живут и спят «шныри» Ц вспомогательные рабоч
ие хаты. Это место называется «дача».
Как видим, в тюремном обществе существует ярко выраженная сословно-каст
овая иерархия. Это общество в обществе. В нём приверженцы воровского ход
а Ц воры в законе, авторитеты и смотрящие равноценны Ц брахманам (жрецы)
и кшантриям (воинам), честные мужики-работяги Ц это вайшьи, а шныри Ц шуд
ры, тогда как опущенные есть неприкасаемые парии тюремного общества. Это
в идеале должно было быть так. Однако вместе с наркотиками в тюрьмы давно
проникли и деньги и дух революционности. По воровским законам хатой долж
ен бы руководить смотрящий. Но во множестве случаев хатой руководит сама
я сильная национальная группировка, а то и денежный мешок, от которого за
висит благосостояние, питание хаты, подпитка её дачками. В некоторых хат
ах в Матроске, скажем, есть даже души, куда их поставили на радость себе и о
бществу богатые «коммерсы». Потому хаты часто управляются не голым воро
вским авторитетом вора, но деньгами и наркотой.
Однако всё тюремное общество, все члены его, независимо от места в иерарх
ии, в любой хате одинаково несут на себе тяжести тюремной жизни. Передают
друг другу те же бациллы, болеют теми же болезнями, сидят на тех же старых
вонючих дальняках, напрягая внутренности. И воры, и суки, и менты. Бывший и
сполняющий обязанности Генерального Прокурора Ильюшенко заболел в тюр
ьме туберкулёзом и теперь лечится. И Дима Бахур, отсидев в Бутырке, теперь
лечится от туберкулёза Ц кажется, вылечился. Член Национал Ц Большевис
тской Партии. Все зэки Ц мученики.
Фигура распятого на кресте Христа Ц есть вселенское, всечеловеческое о
лицетворение мучения человека, крест Ц это вид виселицы, он несёт медле
нную смерть. Ещё более медленной виселицей является заключение, лишение
свободы, содержание в местах заключения, с целью удушения, умерщвления ч
еловека. Христос был распят на деревянном кресте и был вынужден медленно
умирать на нём от жажды, онемения тела, от отёчности тела и от боли. (В Еванг
елиях нигде не упоминаются гвозди, Христос был привязан, а не прибит. В те
времена гвоздей, кажется, не существовало). Заключённый так же распят, обр
ечён жить в сумеречной Вселенной болезней, вони, бактерий и вирусов, кров
ососущих грязных насекомых, во вселенной разложения и гниющих ран, одеты
й в шутовские одежды, безобразно острижен, только венца из колючей прово
локи на нём нет. А изнутри в нём кипят нервы, мучает его видениями страшнее
картин Гойи и Иеронимуса Босха его психика, кипит в заключении его мозг. З
аключённый Ц это мученик. Тюрьмы России полны молодых, сильных, мускули
стых Христов, вянущих на глазах. Многие из них всего лишь не поняты госуда
рством. Если в Армию, в весенние и осенние призывы попадают, нам говорят, н
едокормыши, дистрофики, люди с физическими недостатками, то в автозэках
я встречал, перевозимых с Голгофы на Голгофу, сплошь и рядом лучших предс
тавителей русской молодёжи. Сквозь чесотку, струпья, сквозь волдыри кома
риных и клопиных укусов, сквозь раны и язвы проступали свежие и здоровые
тела. Им бы солнца, им бы соли морской воды. Государство гробит лучшую свою
молодёжь в тюрьмах, не умея их понимать и наказывать? Да, это так.
Потрясает несоответствие преступления и наказания. В конце 90-х годов, я п
омню, ходил на один из судов над поэтессой Витухновской. Следователи ФСБ
долго мучили и держали в тюрьме более двух лет поэтессу Витухновскую за,
в общей сложности, 1,2 грамма различных химических порошков, содержавшихс
я в 19 бумажных пакетиках в виде пыли, найденных у Витухновской при обыске.
В девятнадцати! Должно быть это была просто пыль оставшаяся на этих девя
тнадцати бумажках. Два с лишним года тюремного заключения за пылевые ост
атки! Несовместимость преступления и наказания бросается в этом случае
сразу в глаза, поскольку я свёл вину Витухновской и наказание к общедост
упным цифрам. В цифрах несовместимость выглядит разительно, убийственн
о, ненормально. В демагогической же, эмоциональной судебной терминологи
и обвинение Витухновской в «распространении наркотиков» звучит устраш
ающе. В «распространении» её обвинил мальчик-наркоман, схваченный ФСБ. П
о статье 228-й «незаконное изготовление, приобретение, хранение, перевозка
, пересылка либо сбыт наркотических средств или психотропных веществ» н
аказывается сроком от трёх до пятнадцати лет в зависимости от пункта ста
тьи. А ведь по статьям с 228 по 233 обвиняется или осуждена треть страны ГУИН. Гл
авного Управления Исполнения Наказаний!
Преступления осуществлённые в области материальной, такие как кража, на
пример, должны бы и наказываться в пределах этой же области, либо возмеще
нием материального ущерба пострадавшему или даже причинением материал
ьного ущерба виновному. А не наказываться убиением тела, психики и духа в
иновного. Я безусловно уверен в том, что уже первичное наказание Ц мучен
ие тюрьмой ещё до суда Ц уже есть тяжёлое преступление государства прот
ив человека. Своею силою государство наносит в сотни раз больший удар, че
м нанёс виновный.
По сути дела смерть и тюрьма Ц одно и то же, тюрьма лишь степень смерти. Ст
рашноватый афоризм Ц не правда ли? Я Ц его автор. Первая книга, которую я
написал в тюрьме, была «Священные монстры», Ц о бронзовых статуях, о вели
ких людях человечества. Интуитивно я выбрал именно общество бронзовых с
татуй. Как у русалки Ц рыбий, так у меня в тюрьме сразу застыл тяжёлый бро
нзовый хвост. Половина меня стала бронзой. Я почувствовал себя ближе к Мэ
рлин Монро, к Гитлеру, к Гагарину, Прэсли, Эдит Пиаф, к Ван Гогу и грустному У
нгерну, чем к Насте и членам Национал Ц Большевистской Партии, пусть они
меня извинят, ибо они Ц самые близкие мне живые люди.
Тюрьма Ц обитель скорби. Особенно это верно по отношению к Лефортовской
тюрьме Ц к русской Бастилии, где царит диктатура одиночества. Где один и
ли двое сокамерников не в силах взломать твоё личное одиночество. Во мно
голюдных тюрьмах «общего пользования» существует противоположная про
блема Ц тюремное общество затаптывает личное одиночество. В тюрьмах «о
бщего пользования» узника мучают диктатурой тюремной толпы. Там тебе гр
озит смерть от затаптывания ногами толпы, в Лефортово Ц грозит смерть о
т своего отражения в зеркале. В Лефортово тебя незримо высосут мертвецы,
в Бутырке или на Матросской тишине тебя растопчут живые зэка и надзирате
ли.
Зэки все несчастны. Воры в законе тоже. И самые агрессивные убийцы, те, что
угнетают и чморят сокамерников, также несчастны. Сон моего сокамерника,
«смотрящего» юного бандита Мишки весь сочился страхом. Его агрессивные
выпады против всех и вся, гипотетические угрозы того, что вот он «приедет
» со своими ребятами и разберётся, Ц были всё попытки сохранить равнове
сие, исправить крен, сбалансировать себя. Приедет, разберётся, страшный и
несгибаемый Мишка, отлично знающий стрелковое оружие, современные авто
мобили, смотрящий Мишка… Передо мной лежал испуганный пацан, которого ст
рашила чёрная дыра срока, ожидавшая его. Десять лет Ц утоли мои печали, де
сять лет чёрной дыры. Непроницаемые десять. Если три только года, то ещё св
етится в черноте обмылочным светом, светится черно-жёлтое внутри.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46