Кодзи Судзуки
Спираль


Ужасы и Мистика Ц



Кодзи Судзуки
Спираль

Пролог

Мицуо Андо тонул в море. В какой-то момент настойчивые трели телефонного звонка перекрыли шум волн, и уже в следующее мгновение он проснулся, словно волны вынесли его не на берег, а из сна прямо в явь.
По-прежнему на кровати, Андо дотянулся до телефона и снял трубку:
– Алло.
Он подождал, но из трубки не доносилось ни звука.
– Алло! – требовательно повторил он. Наконец трубка ответила тихим женским голосом. Таким мрачным, что Андо стало не по себе.
– Ну что, получил?
При первых же звуках этого голоса Андо почувствовал ужасную усталость. Голос словно затягивал его в темную, мрачную бездну. Андо отчетливо помнил свой сон, который видел перед тем как проснуться. Во сне он, смытый с берега внезапно набежавшей гигантской волной, медленно опускался на морское дно, беспомощный перед лицом стихии, уже не понимая, где верх, где низ, где право, где лево... И как всегда, он ощутил прикосновение маленьких пальцев, ухвативших его за щиколотку. В каждом его сне о море обязательно присутствовало это ощущение – будто бы пять маленьких пальчиков, пальчики актинии, пытаются уцепиться за его щиколотку, но, соскользнув, исчезают в морской пучине. Собственное бессилие было для него невыносимым. Казалось, стоит протянуть руку, и можно будет поймать, удержать... Но ему никогда не удавалось ухватить маленькое тело, которое, погружаясь в море все глубже и глубже, опускалось на самое дно... А в его руках оставалась только прядь мягких волос.
Голос женщины в трубке был как эта мягкая прядка из недавнего сна.
– Получил, – устало ответил Андо.
Заявление о разводе, подписанное его женой (она поставила свою личную печать везде, где было нужно), пришло уже пару дней назад. Все, что требовалось от Андо, – это подписаться и тоже поставить печать в нужных местах, и тогда этот документ можно было бы использовать по его прямому предназначению. Но Андо до сих пор ничего не подписал.
– Ну и? – слабым голосом потребовала ответа жена. Как будто поставить крест на семи годах совместной жизни было делом проще простого.
– Что «ну и»?
– Подпишись, поставь печать и вышли мне заявление.
Андо молча покачал головой. Сколько раз он уже говорил ей, что хочет начать все сначала? Но в ответ на все его просьбы жена ставила ему абсолютно неприемлемые условия, давая понять, насколько твердо ее решение. И он уже начал уставать от этой унизительной ситуации.
– Ладно. Я подпишу. – Обещание далось ему на удивление легко.
Жена некоторое время молчала, а потом севшим голосом спросила:
– Тебе больше нечего мне сказать?
– А что ты хочешь услышать? – это прозвучало довольно глупо.
– Ты разве не понимаешь, что ты наделал?!
Андо, вцепившись в трубку, закрыл глаза.
Неужели и после развода мне придется выслушивать это каждое утро?
От этой мысли он пришел в отчаяние.
– Извини. Я виноват, – произнес он машинально, не вкладывая в эти слова никаких чувств.
Жена оскорбилась.
– Ты его совсем не любил!
– Как тебе не стыдно говорить такое?!
– Тогда почему...
– Зачем спрашивать, если знаешь ответ?
– Как ты мог? Как ты мог это сделать?! – голос ее задрожал, словно давая понять, что она на полшага от помешательства. Ему захотелось заорать на нее, сделать так, чтобы она больше никогда ему не звонила. Заорать и бросить трубку, но Андо сдержался. Единственное, что он мог для нее сделать, просто молча слушать ее упреки, слушать, как она изливает в трубку свое горе – ничем другим он не мог ей помочь.
– Ну что ты молчишь? Скажи же что-нибудь! – жена на том конце провода заплакала.
– А что ты хочешь, чтобы я сказал?.. Уже год и три месяца мы каждый день разговариваем с тобой об одном и том же. Мне больше нечего тебе сказать.
– Верни мне его! – вдруг ни с того ни с сего в отчаянии закричала на том конце провода жена. Андо прекрасно знал, о ком она говорит. Если бы он мог... Понимая, что это бесполезно, Андо не переставал молиться каждый день только об одном: «Верните, верните мне его. Прошу, верните!» – но увы...
– Я не могу, – сказал он как можно мягче, стараясь ласковым тоном успокоить ее.
– Ты должен его вернуть!
Андо было невыносимо жаль жену, полностью погруженную в собственное горе, которая, казалось, застыла в прошлом и даже не пыталась начать новую жизнь. Сам он пытался по возможности конструктивно подойти к случившемуся несчастью. Не раз и не два терпеливо объяснял он жене, что утраченного все равно не вернешь, и, чтобы пережить горе и начать жизнь заново, они должны помогать друг другу. Андо не мог смириться с мыслью, что они разведутся именно из-за этого. Во что бы то ни стало он хотел сохранить хорошие отношения с женой, сохранить семью. Но жена в случившемся винила лишь его и не хотела делить с ним будущее.
– Верни мне его!
– А я тебе говорю, что надо подумать о том, как жить дальше!
– Ты сам-то хоть понимаешь, что ты натворил?!
Андо громко вздохнул, так, чтобы было слышно на том конце провода. Каждый раз повторялся один и тот же бессмысленный, ни к чему не ведущий разговор. Было ясно, что у жены абсолютно расстроены нервы. По-хорошему, так ее давно уже следовало сводить к психиатру – у Андо даже был на примете неплохой психиатр, его давний друг. Но как сказать об этом женщине, у которой отец главврач больницы?
– Я вешаю трубку.
– Конечно, вешай. Давай! Ты всегда уходишь от ответственности.
– Я просто хочу, чтобы ты постаралась забыть обо всем, начать новую жизнь. – Он знал, что нет особого смысла в сотый раз повторять эту фразу, но ничего другого не пришло ему в голову.
Андо решительно повесил трубку. Но еще до того, как трубка коснулась рычага, из наушника раздался дикий вопль:
– Верни мне его! Верни мне Таканори!!
Даже после того как он положил трубку, имя сына продолжало звучать. Вся комната, казалось, наполнилась этим именем. Сам того не замечая, Андо несколько раз повторил вполголоса: «Таканори, Таканори, Таканори...»
Обхватив голову руками, он некоторое время неподвижно лежал на кровати, приняв позу эмбриона. Когда он взглянул на часы, уже было время собираться на работу.
Чтобы больше не отвечать на звонки жены, Андо выдернул штепсель из розетки. Потом подошел к окну – ему захотелось проветрить комнату, освежить застоявшийся за ночь воздух. В тот момент, когда он открыл окно, вороны, которые всегда прилетают со стороны парка Йойоги и сидят на проводах, неожиданно раскаркались. Андо даже вздрогнул от неожиданности – слишком уж близко прозвучали их хриплые крики. Тем не менее он почувствовал, что ему стало немного легче. Это карканье, моментально заполнившее пространство вокруг, помогло заглушить все еще звучавший в его голове отчаянный вопль жены. Птичий крик вытеснил воспоминание о черном морском дне из недавнего сна.
Стояло ясное субботнее утро. Но хорошая погода только расстроила его. Да так, что слезы выступили на глазах. Он высморкался в бумажную салфетку. Кроме него в однокомнатной квартире никого не было. Он снова упал на кровать. Ему так и не удалось сдержать слез, и теперь они медленно струились из-под уголков его век.
Вскоре тихие слезы переросли в рыдания. Обняв подушку, Андо несколько раз сквозь плач звал по имени своего погибшего сына. В таком развинченном состоянии он сам себе был отвратителен. Хорошо еще, что это случалось с ним далеко не каждый день. Но иногда какая-нибудь незначительная деталь неожиданно ввергала его в бездну невыносимых страданий. Последний раз похожий приступ отчаяния произошел с ним пару недель назад.
Хотя промежутки между всхлипами становились все длиннее, неожиданно захлестнувшее его горе не отпускало. Ему было так же больно, как и раньше. Сколько лет будет жить в нем эта боль? Подумав об этом, Андо окончательно пал духом.
Из заложенного между книгами конверта он достал прядь слегка спутавшихся волос. Единственное, что осталось от сына. Маленькая частичка. Когда Андо протянул руку, чтобы вытащить ребенка, подтянуть его к себе, рука лишь едва скользнула по голове мальчика. В пальцах у него осталась только эта прядка. Просто чудо, что волосы эти никуда не делись, пока он метался в отчаянии по морю. Волоски застряли под обручальным кольцом на безымянном пальце... Тело сына так и не нашли. Кремации не было. Поэтому для Андо эта прядь была вместо праха.
Он прижал волоски к щеке и сразу же вспомнил то ощущение, которое всегда испытывал, прикасаясь к мягкой коже сына. Андо закрыл глаза. Образ Таканори с такой ясностью возник перед ним, что казалось, стоит протянуть руку, и мальчика можно будет коснуться...

* * *

Андо уже почистил зубы, но все еще стоял полуголый перед зеркалом. Он подергал себя вправо-влево за подбородок. Проведя языком по зубам, обнаружил в некоторых местах остатки налета. Под подбородком, там, где начинается шея, виднелась не выбритая до конца щетина. Андо поднес бритву к горлу и осторожно сбрил оставшуюся щетину, после чего уставился в зеркало на свое отражение. Он был виден в зеркале по пояс. Андо задрал подбородок и устремил взгляд на вытянутую бледную шею. Повернув бритву в руке, он приставил ее к горлу обратной стороной и медленно провел вниз от шеи через грудь к животу, остановив руку на уровне пупка. Между двумя его сосками вниз до самого живота протянулась тонкая белая линия. Он представил, что бритва – это на самом деле скальпель и что он препарирует самого себя. Андо каждый день вскрывал по несколько трупов, поэтому точно знал, что он найдет в своей грудной клетке: пару розовых легких и небольшое, размером с кулак, зажатое между ними сердце, которое сейчас мерно бьется.
Андо прислушался, и ему даже показалось, что он услышал его размеренное биение внутри себя. Но эта постоянная боль в груди. Где, в каком именно органе поселилась тоска? В сердце? Если бы Андо мог, он бы своими собственными руками вырвал и уничтожил ту часть себя, которая насквозь пропитана горем и раскаянием.
Бритва в любой момент могла соскользнуть по его намокшей от пота коже. Андо положил ее обратно на полочку над раковиной. Потом еще раз посмотрел на себя в зеркало и увидел, что слева на горле выступила капелька крови. Порезался. Вместе со щетиной зацепил кожу. В тот момент, когда лезвие коснулось кожи, он, кажется, ощутил мгновенную острую боль, которая тут же ушла. Но теперь, глядя на выступившую кровь, Андо ничего не чувствовал. В последнее время он вообще сделался менее чувствительным к боли. Это уже не первый случай, когда он понимает, что поранился, только увидев рану. Наверное, это оттого, что теперь ему не очень-то хочется жить.
Андо зажал порез на шее полотенцем и взял с полочки наручные часы. Полдевятого. Пора на работу. На сегодняшний день работа – единственное его спасение. Только погрузившись в нее с головой, он мог ускользнуть от того, что хранила его память. Хорошо, что кроме чтения лекций по судебной медицине на медицинском факультете в университете К***, Андо работал еще и судмедэкспертом в Токийской палате медэкспертизы. Только когда он расчленял мертвые тела, ему удавалось хоть ненадолго забыть о смерти своего любимого сына. Как это ни цинично звучит, но мертвые тела дарили ему передышку от навалившегося на него горя – смерти родного сына.
Андо вышел из квартиры. Проходя по вестибюлю к выходу, он взглянул на часы. На пять минут позже, чем обычно. Те самые пять минут, которые он потратил на то, чтобы подписать заявление о разводе. Всего пять минут – и больше нет ничего, что связывало их с женой в течение стольких лет. Связь прервалась.
На пути от дома к университету было как минимум три почтовых ящика. С твердым намерением опустить конверт в первый по счету ящик Андо вышел из дома и быстрым шагом направился к метро.

Глава первая
Вскрытие

1

Дежурство только началось, и Андо, сидя в кабинете дежурного судмедэксперта, внимательно просматривал папку со сведениями о трупе, который ему предстояло вскрыть. На поляроидных снимках были запечатлены в различных ракурсах мертвое тело и место происшествия. Андо разглядывал снимок за снимком. У него потели ладони, и он то и дело откладывал папку в сторону и отправлялся к раковине. Середина октября – не самое жаркое время, но Андо обильно потел независимо от сезона, и частое мытье рук было для него насущной необходимостью.
Он снова разложил фотографии на столе перед собой и внимательно вгляделся в одну из них. На снимке коренастый, невысокого роста мужчина полулежит на полу, голова запрокинута на край кровати. Наружных ран на теле нет. Следующий снимок – лицо крупным планом. Никаких кровоподтеков или следов удушения. Сколько эти снимки ни разглядывай, ничего такого, что могло бы навести на мысль о причине смерти, не видно. Именно поэтому – хотя и непохоже было, что речь шла об убийстве – тело отправили в Палату медэкспертизы. Эту неожиданную смерть, скорее всего, можно отнести к разряду так называемых «странных», необъяснимых смертей. Но по закону, кремировать, пока не установлено, от чего именно умер человек, запрещено.
Руки и ноги покойного были раскинуты в стороны, так что мертвый мужчина на снимке напоминал пятиконечную звезду. Андо хорошо знал этого мужчину. Звали его Рюдзи Такаяма, и вместе с ним Андо шесть лет проучился на медицинском факультете университета.
Почти все выпускники их факультета хотели стать лечащими врачами и открыть свою практику. Так что Андо с его интересом к судебной медицине сразу же приобрел репутацию чудака. Но Такаяма отчудил еще круче. Закончив медицинский факультет с прекрасными результатами, он оставил медицину и поступил на философский факультет в том же самом университете. Последние несколько лет Такаяма числился преподавателем на кафедре философии – читал лекции по логике. Так что с точки зрения карьеры они с Андо были «в одной весовой категории», хоть и преподавали на разных кафедрах. Когда Такаяма перешел на философский, его зачислили сразу же на третий курс, но даже учитывая этот факт, его академическую карьеру вполне можно было назвать головокружительной.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43