..
Я скорее ощутил, чем почувствовал удар по голове. В последние
секунды, прощаясь с жизнью, я сказал себе: "Дурак! Дурак, детектив!"
Кто-то потащил меня за ноги, швырнул куда-то...
Я очнулся на заре. Плескался у ног ручей. Со мной рядом сидела
женщина и делала к моим вискам примочки.
- Что со мной? - скорее простонал, чем спросил я.
Она прижала палец к губам и прошептала:
- Т-ш-ш!
Потом женщина, помню, помогла мне подняться и выбраться из балки. Я
медленно куда-то с ней брел. Конечно же, это была Лю. Как очутился я потом
в своей гостинице - не знаю. Не раздеваясь, упал на постель и вскоре
заснул. Я не помню, сколько спал. Меня разбудил телефонный звонок. Голова
раскалывалась. Я выслушал полковника Сухонина (звонил он), который мне
рассказал, что события разворачиваются с невероятной быстротой (это его
слова).
- Вы слышали версию о "воре в законе"? - спросил полковник.
- Да, - насильно выдавил я из себя это единственное слово, чтобы не
выдать свое состояние: мне не хотелось обременять их.
- Он пропал. Вы любите такие истории? Хотите с нами поехать? Еще
разок?
- Куда?
- Конечно, туда, где живет этот парень.
Мне понравилось, что он так сказал: "этот парень". Не "вор в законе",
как говорю я, а "этот парень".
- Когда надо ехать?
- Сейчас мы за вами заедем.

Было восемь утра. Мы вначале заехали в управление. Струев вышел из
своего кабинета. Оказывается, он еще не уходил домой. Васильев, которому
на первых порах, когда он пришел под начало Струева, все уши прожужжали,
что подполковник никогда не суетится, но успевает все закончить вовремя,
хмыкнул. "Не суетится! Замотался, спит на работе!" Старший лейтенант сидел
в машине рядом с полковником. На месте начальства, рядом с шофером, Струев
и уселся, ухмыляясь незаметно: Сухонин не хотел быть сегодня главным -
все-таки исчез один из подозреваемых. Пусть Струев и чувствует себя
неловко! Сухонин, однако, вяло спросил, когда Струев повернулся к нему:
- Кто сообщил об исчезновении?
- Плотников.
- Ты его посадил там в засаду?
- Да.
- И когда он сообщил об исчезновении?
- Два часа тому назад.
- Может, человек пошел на смену? - вставил старший лейтенант.
Струев обернулся, смерил своего подчиненного недобрым взглядом и не
стал ничего говорить.
- Двигай, Барышников, в направлении Хапстроя, - сказал он нехотя. И,
подумав, добавил: - Ты, Васильев, всегда больше всех знаешь... А где ты
был вот - хочу спросить?
Сухонин лениво пояснил:
- К нему отец приехал. Можно понять.
- А я всю ночь пахал, - зевнул Струев. - Обидно. Когда молодые дурку
валяют, а старички... С бабой некогда переспать...
- Молодые!.. - В голосе Васильева зазвучала обида. - Когда я... Так
это ничего! Без вас поехал...
- Без меня дневничок конфисковал.
- Так я положил же его на видном месте. Чтобы сразу заметили...
- Ага. Я заметил... Страницы полные?
- Я думаю, вы все аккуратно просмотрели.
- Конечно. Это и положено так. Ты ведь их лично знаешь. И этого
Лёдик-Мёдика, и убитую знаешь.
- На самом деле? - вскинулся Сухонин. - Впрочем... Я же хорошо знаю,
что у нас лично, - полковник перешел на "вы", - на сегодняшний день три
дела, по которому проходят около пятидесяти человек. Да еще попрет уйма
свидетелей... Все равно некого тебе, - легко перешел и на "ты", - дать в
помощники.
Недавно они были на равных. Сухонин получил еще одну большую
звездочку два месяца тому назад. Это произошло, когда формировались отделы
по борьбе с мафией, наркобизнесом и еще с чем-то таким крупным и
масштабным. Звездочку ожидал и Струев, но в последнее время то ли у него
сдали нервы, то ли чуточку он зазнался. Дважды крупно поругался с
начальством. И теперь - в подчинении человека, которого, признаться, не
уважал.
- Вот будет скоро полегче, - успокоил полковник.
- Никогда не будет у нас такого, - нехотя отозвался Струев, кривя при
этом губы. - У нас с этим всегда будет глухо.
- Не скажи, - возразил полковник.
- У нас главное запротоколировать, задокументировать, перепроводить.
А, скажем, как? Начальству на это начхать. Нужна им моя работоспособность?
Нужна! И айда!
- Слушай, что же ты говоришь при подчиненном? Ты же его развращаешь!
- Развращаю. Пусть учатся. Может, они, помоложе, все и изменят.
Сейчас они, гляжу, не дураки. Они уже не вкалывают, как мы.
- Погодите-ка, парни, - встрепенулся вдруг полковник, увидев новый,
недавно построенный тут хозяйственный магазин, и извинительно добавил: -
Сынишка выдергал насчет мотоцикла. Тут, говорят, есть.
- За сданные яйца, - сказал подполковник.
Шофер остановил машину. Уже выйдя и держась за ручку дверцы, Сухонин
покачал головой.
- Эх, Саня, Саня! Поменьше бы в оппозицию лез. Что о нас подумает
столичный товарищ?.. Прикинь лучше, как в такой обстановке с ним будешь
работать. - Он кивнул на Васильева. - Он же еще не развращен на службе.
Развратится - станет возражать на каждом шагу, как ты мне, обидно станет.
И захлопнул с треском дверцу. Струев сидел насупясь, ждал терпеливо.
Наконец, улыбающийся, вернулся Сухонин.
- Ну что, поехали? - Он одарил всех улыбкой.

Как, оказывается, далеко ехать в этот Хапстрой! Как я вчера так легко
преодолел такое солидное расстояние! Чем же эти друзья меня шарахнули по
голове? Зачем ударили? Кто выследил? К чему я им?.. Но тогда ответь:
почему ты следил? Ты не следил и поехал из любопытства? Ну, а что ты
расскажешь этим, как был вчера там и как тебя тюкнули по голове?
Подполковник вытянулся на окошечко машины, зевнул, спросил Васильева:
- Ну кадр, вовсе не развращенный службой... Ты сознайся, почему
все-таки мне не сказал, что ты хорошо знаешь этого Ледика?
- А чего вдруг? - Васильев оторвался от чашки - он пил, налив из
термоса, кофе. - Разве вы забыли, что мы тут друг друга все знаем?
- Я разве знал, что ты здешний?
- Но я же думал, что вы заглядывали в мое дело. Я был здешним. И
теперь в доску здешний.
- Я в дело твое не глядел, потому что ты еще - пацан. Наделать ты ни
хорошего, ни плохого еще не мог. Ни тут, ни там... Так почему ты мне не
сказал, что знаешь подозреваемого?
- Я думал, в работе откроется. Все равно же некому было к вам идти. А
я... Я уже по делу истосковался. Почему я только на бумажках сижу?
- Потому и сидишь! Что вот так действуешь! Ты хотя бы чуточку знаешь
о том, как в былые времена мы жили? Знаешь, когда с нас сняли плату за
звание? Знаешь, как мы в течение более семнадцати лет, аж до декабря
шестьдесят девятого, работали по четырнадцать-шестнадцать часов в сутки?
Почти без выходных, часто без времени для еды! И с месячным окладом аж от
девяноста до ста тридцати! Но учти, тогда всегда мы говорили: "Я не буду
вести этого дела. Я не могу, братцы! У меня личное в этом есть..." У нас
совесть была!
- Вы думаете, сейчас что-то изменилось?
- А нет? Не изменилось?
- Я доложу вам! Учился я с ним всего один год.
- Но именно в этом году ты конфликтовал с ним.
- Александр Александрович, почему вы так со мной разговариваете? Я
учился с арестованным, да. Но мне было тогда всего шестнадцать лет. Если
бы вы были ко мне более или менее настроены по-доброму, вы бы взяли это на
учет и спросили бы меня, почему так запутаны у этого матроса Ледика были
последние годы жизни?
- Вы не ответили на мой вопрос, - Струев тоже перешел на "вы", -
почему не сказали, что учились вместе с арестованным? И что у вас был с
ним конфликт...
- Я извиняюсь за это.
- Что был за конфликт? Элита? Вы, Ирина... Извините, потерпевшая? Еще
несколько привилегированных особ? Скажем, сын главного инженера шахты,
дочь секретаря райкома... Всего-то - пигмеи.
- Нет, извините, Александр Александрович! Тут вы ошибаетесь. Мамочка
Ледика...
- Знаю я про мамочку.
- Вы, наверное, не знаете, что от нашей шахты и в область, и в
республику двинулись на выдвижение... Кстати, через папочку Ири... Убитой,
простите... Двинулись довольно крепкие мужички. Мамочка Ледика ездила к
ним в гости. И из обкома, я сам в кабинете своего отца слышал, как
прозванивали: не троньте ее! Это было похлеще наших папочек. Мы его,
Ледика, всегда могли принять в компанию.
- А отдыхали на дачках папаш?
- А разве это было запрещено? Не с подонками же якшаться, не по
пивным лазать!
- Вы имели отношение к убитой? У вас же разгул был широкомасштабным?
- Но ведь убитая не скажет теперь, что между нами было.
- И в дневнике нет этого.
- Я не вырывал страниц.
- Это - да. Вы знали, что убитая имеет дневник?
- Поговаривали об этом. Они же с Фишманом соревновались... В писатели
лезли. Слог у нее был пожиже, чем у Фиши, но, однако, крепок.
- Потому вы, не дождавшись меня, рванули к вещественным
доказательствам?
- Нет, просто я подумал, что ваша жена в тот вечер затеяла какое-то
культурное мероприятие. Вы будете поздно.
- И как вы думаете выходить из этого положения?
- Как? Я думаю, вам не удастся вытурить меня из дела. Потому что не
даст товарищ полковник, наш главный с вами на сегодня бог.
Полковник, слышавший весь этот разговор, нейтрально хмыкнул.
- Скажите уж, что дочь полковника учится на факультете, где деканом
ныне ваш отец.
- И это важно, Александр Александрович. - Васильев завинтил крышку
термоса. - Мы же живем не в свободной стране, где взаимоотношения
контролируются совестью. Мы давно ее потеряли, совесть-то. Никто не
заставит отца причинить боль моему прямому начальнику. Отец мой всегда
отличался разумом. А с вас, если уж хотите знать, слетит не один волосок,
как только тронете меня...
- Видишь, товарищ полковник? - Теперь уже хмыкнул Струев.
- Далеко пойдет, - осклабился Сухонин. - Если, конечно, не
остановят... Грубо, старший лейтенант! Но это, Саня, ты его спровоцировал!
Я сидел насупившись. Что же произошло с нами, грешными? Почему они не
стесняются меня, человека столичного, с остреньким перышком? Они сами идут
на зуб, открывая язвы профессии. У них точно так, как у всех. Раньше
боялись газетной полосы, хотели попасть в нее лишь положительными. Теперь
- другое время? Пиши! Все стерпит газетная или журнальная полоса.
Напротив, чем хуже о тебе, тем лучше резонанс. Ты не в мафии, ты не их,
если тебя хлещут.
- Молодой человек! - Полковник сидел в машине вразвалку, он обращался
ко мне. - Вы, говорят, из пострадавших?
- Да, - ответил за меня Струев. - Он получил ночью по куполу.
- Как?
Полковник глядел на меня испытующе.
- Я, я... - Я забормотал.
- Просто любопытство, - подумав, сообщил подполковник. - Верно я
говорю?
Я кивнул головой.
- А кто же вас ударил? - спросил Сухонин.
- Если бы он знал! Мне позвонил с Хапстроя, тот же Плотников сообщил:
какая-то женщина тащит окровавленного мужика...
- В том-то и дело, что крови не было, - отозвался я.
- Утюгом, завернутым в полотенце, и шарахнули, - засмеялся
подполковник.
- Шутки шутками, а все это мне не нравится, - сказал полковник.
Машина остановилась. Я узнал домик, узнал место, где прятался. Все
выглядело хуже, чем вчера. Облезлые гнилые стены деревянного сооружения
были так стары и угрюмы, что я невольно съежился. Внизу говорливо тек
ручей. В синем небе не было и облачка. Было жарко, сон морил меня;
все-таки подняли они меня рановато. Надо было вообще-то отлежаться.
- Где вас ударили? - спросил Струев, подойдя ко мне и закуривая. - В
каком месте? То есть, я спрашиваю, не куда вас ударили, а где? У буерака?
Или внизу?
- Думаю, что вон там. - Я кивнул головой на небольшой штабелек
кирпичей. - Но я...
- Да какое это имеет значение? - махнул рукой полковник. - Нет
главной нитки. - Он чихнул и полез за платочком. - Истинная правда!.. Ну
куда делся этот воришка да еще и в законе? Зачем сразу разболтали о нем?..
У кого насчет него эта идея созрела?
- У Васильева, - заметил подполковник.
Мы зашли в комнатку, где недавно видно жил "вор в законе". Мрак,
неуют охватил меня, заставил зябко оглянуться. В углу я увидел лужу крови.
Уже слетелись мухи, жужжали. "Вот так бы и меня", - с каким-то ужасом
подумал я. В голове сразу же после этого начались боли.

5. ГДЕ ВЕДЕТСЯ СЛЕДСТВИЕ
Все по порядку. Помните эти фантастические исчезновения букв в
записке, которую оставили мне на столе в номере гостиницы? Грешным делом,
я хотел потом превратить это в шутку, ибо не раз имел дело со своим братом
писателем и артистом, охочем на розыгрыши. Заберется в номер, слава богу,
рожи примелькались на экранах, принимают за своих, вынут из бумажника одну
записочку, вкладут совсем другую, а ты разрываешься от любопытства и
недоумения.
Так и подумал я на своих. Где-нибудь рядом, на гастрольных
подработках, и шутят. А тут, уже перед отъездом самым, - звонок
телефонный. Говорит некто Добрюк, из здешней милиции.
- Не узнаешь? - спрашивает. - А помнишь, я приходил к тебе, когда у
тебя дачный кирпич украли?
Я узнал его голос. Хрипловатый, добрый. Оказывается, сейчас в
глубинке. Уехал из столицы. А тут, - рассказывает уже при встрече, - мама
старенькая. В село езжу каждую субботу, огород держу, куры, свиньи, гуси,
даже голубей завел.
- Чего мне надо, спросишь? Не спеши, узнаешь. Я тебя свожу в одно
местечко.
Местечком мои знакомые следователи-ребята, которые помогают в моей
работе, называют такие комнатушки, где ведется следствие. Откуда он знает,
что я давно слыву у ребят своим? Просто я рекламирую их работу в лучшем
виде. Я знаю, за такую их адскую муку хорошо хотя бы добрым словом
упомянуть их фамилии. Но это, пожалуй, единственное, что я могу сделать
для них сегодня.
В тот раз, когда я за три часа до отхода поезда приехал на ту улицу,
куда было указано и где это самое страшное заведение - приемник, я увидел
подполковника Добрюка (был, когда у меня украли кирпичи, старшим
лейтенантом).
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15