- Конечно, видел...
- Почему не подошли?
- Думал, просто лежит... В общем, этого не объяснишь, почему не
подошел.
- Постарайтесь объяснить.
- Я думал, что она жива...
- Потому не подошли?
- Да.
- Вы поссорились? Перед этим?
- Мы эти три дня только то и делали - ссорились.
- И вы пошли? Просто пошли? Когда человек лежит?
- Я же это вам объяснил и в первый раз. Пошел.
- Неужели вы так и не подошли к ней?
- Нет.
- Странно. Вы же видели, что она лежит без движений.
- Но я вам сказал... Тогда еще сказал... Было темно... Темно! Я не
знал, что она убита.
- Тем более, вам следовало бы подойти, - вступил в разговор старший
лейтенант. - Может, она на тот час была еще жива?
- Именно, - сказал с иронией подполковник и задал новый вопрос: как
он провел этот четверг?
- Вы были с Ириной весь день? - впился глазами.
- В этот день она не пошла на работу. С утра мы отвели в садик
Катюшу. Потом позавтракали. Затем пообедали. А в четыре часа дня я пошел в
садик за Катюшей один. Ирина сказала, что плохо себя чувствует.
- Тем более, надо было подойти к ней, когда она так лежала, - заметил
старший лейтенант.
- Мы играли с Катюшей до пяти часов, - не обратил внимания на слова
Васильева Ледик. - А когда я пришел, чтобы одеть ее и вести домой... Мне
воспитательница сказала... Ну что звонили сюда, и мне ее, Катюшу, одну не
отдадут...
- Кто звонил?
- Я не знаю.
- Ее родители? Она сама?
- И она, и ее родители, может.
- Это так сказала вам воспитательница?
- Да.
- И что вы предприняли?
- Я пошел за Ириной. Чтобы объясниться. Все-таки это и моя дочь. И,
может, вместе пойти и взять ребенка...
- Кто-то вас видел, когда вы шли вместе?
- Не знаю.
- Но в поселке вас многие знают. И вы знаете многих...
- У меня память на лица неважная. Мне кажется, весь поселок другой.
Теперь, после моей службы.
- И все-таки кто-то вас видел? - спросил Васильев.
- Почему вы так настаиваете? Это же все - случайные встречи.
- И все-таки?
- Я не знаю их фамилий.
- Не знаю, не знаю! - забормотал Васильев. - И так всю дорогу!

2. РАССУЖДЕНИЕ О СМЕРТИ
Я теперь часто езжу на наши кинорынки в качестве члена жюри.
Последний кинорынок аккредитовали более пятидесяти непосредственных
производителей продукции. Было на нем предложено для покупок пятьдесят
игровых, пять документальных и научно-популярных лент, двадцать
мультфильмов и т.п. Я был на нем в том же качестве - члена жюри.
Но почему сразу, по приезде оттуда, бросился в тот тихий, заштатный
шахтерский городок? Где было совершено убийство? Да потому, что взыграло
во мне убаюкивающая, убивающая нас конъюнктурщина.
Какова была программа свободного уже нашего кинорынка, где нет
прежних структур - это нравственно, это для наших советских людей -
тружеников, а это пошло, очернено, потому - нельзя, запретно?! На наш
кинорынок вываливается теперь все то, что покруче и побойче. Что
показывали (для покупателей) на этом последнем кинорынке? Сперва - про
убийства, потом - про изнасилования, затем - про убийства и сразу же - про
изнасилования. Если показывали мужскую тюрьму, то обязательно "паханов" и
новичков (мужские сексуальные игры), если женскую колонию, то -
мужеподобных женщин и сладеньких девочек, хором охающих за цветными
занавесками (женские половые игры).
И теперь, представьте, как покупатели кинорынка бросились приобретать
эту порнуху! Они ее хватали! Молча хватали. "Это пойдет в кинотеатрах у
нас!" - сказал мне с восхищением один такой торгаш. Они уверили меня, что
я несовременный, отстал от жизни. С кем-то из них я пил потом вечером в
престижном ресторане, построенном год назад. Пил, конечно, на их деньги. И
перевоспитывался - под их напором.
Перед этой поездкой на кинорынок я написал сто страниц убористого
текста - очередную детективную историю. Я боялся ее показывать знающим
людям: опозорят, скажут - чернуха! Вернувшись домой, войдя в прокуренный,
с чужими запахами коридор, вдруг представил, какой я, собственно, болван.
Я мог бы давно разбогатеть, то есть заработать бешеные деньги. Почему,
имея такую "продажную" на книжном рынке рукопись, бедный-бедный, я считал
в среде этих богачей копейки в своем кармане? Неужели я не мог, так же,
как они, ходить в ресторан, пить, заигрывать с девочками, приглашать их в
номер?
Ужас, за три дня пребывания в номере, мне пришлось заплатить бешеные
рубли, а возвратили мне в тамошней конторе жалкие копейки за каждые сутки.
Я жил эти три дня впроголодь - попивал чаек и заедал его булкой...
Зачем же я так глуп, если моя рукопись, похожая на их искусство,
прозябает в моей этой дурной смеженке? Давно мог бы я положить ее на стол
новых редакторов, неистово ищущих чернуху и порнуху. Почему я, олух,
всегда считал всю остросюжетную, подобную той, которая процветала на
кинорынке, продукцию вторым сортом? Кто мне привинтил подобную башку на
плечи? Кто внес в мои извилины подобное?
Ах, совокупность случайных обстоятельств в судьбе каждого из нас
предопределена! Ах, чем удивишь читателя, придумывая сногсшибательные
обстоятельства! Ах, право, грешно заострять и без того грешное бытие! Кто
это сказал? Я? Но посмотри на себя в зеркало. Это сказал подонок, который
просто не умеет жить.
Игра новой и новой мысли в литературе мое кредо. Но ведь тут-то тоже
все ясно! Смыслообразующим стержнем литературы в прежние, очень давние
времена был Бог. И все шло вокруг него. Но стали в литературе царствовать
Достоевский и Ницше. Достоевский возложил всю ответственность за
происходящее в мире на человека. Бедные маленькие люди! Раньше все можно
было свалить на кого-то, ныне - только на себя.
...О чем же я писал в ста страницах своей детективной повести, о
которой почему-то знала Лю? Я писал о женщине по имени Света. Ее убили
жестоко, по-зверски четверо мужчин. При этом присутствовала еще одна
женщина, случайная знакомая Светы. Оставшаяся в живых, эта женщина видела,
как четверо мужчин резали на куски Свету и бросали в костер. Чтобы замести
следы.
Вы спросите, за что они убили Свету? За то, что пошла с ними в лес на
пикник и не разделила ложе со всеми сразу. Они знали, что у Светы есть
муж. Правда, он не мог приехать вместе с ней в этот санаторий - дела.
Света приехала с дочкой. Она закрыла эту дочку в номере, поставила
горшочек и сказала, что скоро придет.
Остался от Светы палец с обручальным кольцом, его потом и нашли
следователи в золе. Дочь восьми лет показала на дядю, который в тот вечер,
когда мама собиралась в гости, приходил в их номер. Мужчина ударил Свету
по лицу за то, что она первой ударила его, не согласившись пойти на
четверых. Он потом бил ее долго, а эти трое стали помогать. Случайная
знакомая сказала избитой Свете:
- Ты думаешь они задарма нас вином поили и шашлыками кормили?
Наивняк? Чё те, не хочется по кругу, что ли? Говорила же - горит...
Обо всем этом я тогда и накатал. Лю сказала мне, как вы знаете, что
все истории повторяются. Если нынешняя женщина, имея мужа, идет спокойно в
лес, на пикник, пьет вино мужчин, ест шашлыки, она, наверное, знает, что
надо по первому приказу мужчины раздеться и разделить с ним любовь? Так во
всяком случае говорила на суде случайная знакомая Светы. Она спокойно
рассказала, как потом они, эти четверо, по очереди имели ее, как потом
убили.

Убитая Ирина, тоже была не паинька. Она не разошлась с Ледиком
официально. "Горячая, взрывная женщина... Она сама виновата", - услышал я,
когда приехал. И т.д., и т.п. Покопался же я во всем, вывернул такие
сексуальные глыбы наружу!
О Свете... Я писал, художественно варьируя извечную мораль: не ходи с
мужиком в лес; если хочешь остаться девственницей, сиди дома! И все.
Но чем же тогда истории похожи? Почему Лю так вредила мне? Зачем
мешала? С какой целью уговаривала не писать больше "этих историй со
страшным концом"?
Боже мой! Почему я всегда завидовал тем, кто решает в литературе
мировые проблемы? Без "чернухи" и "порнухи". Проблемы человечества... Но
разве и Светлана и Ирина не были частичкой человечества? Разве их судьбы
нам всем безразличны? И вообще... Не писать о смерти, не заострять любую
историю, - как советовала мне Лю - "потому что вы озверели в вашей
голодной стране", - тогда отказаться от главного, что ждет читатель, -
острого сюжета. Всегда мы и держались на сюжете. В том числе - вокруг
смерти. И Гомер, и Фукидит, и Ксенофонт, и Плутарх, и Тит Ливий, и Апулей
всякий раз заостряли сюжеты.
А перечитайте плутовские романы эпохи Возрождения. Строятся они,
конечно, по принципу "нитки с бусами" (это отмечают все: и практики, и
теоретики литературы). Катятся бусинки, распадаются на новеллы. Все
связано с историей одного героя. Сюжет пульсирует, отмирает, вновь
нарождается.
Наши современные детективы об убийствах тоже строятся по принципу
"нитки с бусами": все вокруг одного героя - убитого. Вокруг... Праведные,
не праведные. А там... Он, Она - какое кому дело? Но... Вокруг, вокруг
крутится сюжет...
Я не хотел давать повесть об убийстве Светы. Хотя и написал о ней,
женщине идеальной. С идеальными ножками. С идеальной фигуркой. С идеальным
личиком. Она сама напросилась на убийство. Она ходила в мини-юбке. В
двадцать два года ее ноги стали чуть полней, чем у девочек в семнадцать.
Ее груди были так же открыты, как у семнадцатилетних. Но они были
изумительно привлекательны. Не так как у тех семнадцатилетних. Муж
Светланы на двенадцать лет старше ее, кандидат физико-математических наук.
В институте, где он в свое время сделал карьеру (потому как был членом
комсомольского бюро и поступил в партию), перестали его должность, когда
хлестала волна департизации, субсидировать. Парень подался в бизнес, с
ходу хорошо заработал в своем кооперативе, обалдел от купюр и, любя жену,
посылал ее четыре раза в год к морю - и холодному, и жаркому. В результате
- смерть "через насильственное сожжение". "Бусинки" распались на новеллы.
Все ясно. Все в конце страшно. Секс погубил красивую женщину.
Не до сентиментальности! Ибо в сюжетных сентиментальных романах
(скажем, Стерна) разрушается логическая последовательность событий.
Там-то, со Светой, все логично. Что искала, то нашла. Не только она. И
муж, оставшийся вдовцом. И дочь, осиротевшая в один вечер. Все логично.
Каждая "бусинка" раскрывает деталь разрушения семьи.
Романтизировать красоту Светы? Да, были в истории литературы
романтики. Тоже разрушали логическую последовательность событий. Гибки и
свободны их построения. Вы еще не читали "Алмаз Раджи" Стивенсона?
Почитайте. И удивитесь, как мистер Роллз оказался единственным владельцем
алмаза. Всего-то несколько часов прошло с тех пор, как принес он в дом эту
драгоценность. И как изменилось все в его отношении к прошлой жизни!
Как изменилось, чувствуете, в жизни мужа Светы все, когда он принес в
дом первые шестьдесят тысяч. Света работала машинисткой в фирме "Заря" в
те годы, когда ее муж, аспирант, приносил в дом сто двадцать рублей. Она
зарабатывала сто восемьдесят - сто девяносто. У них не было богатых
бабушек и дедушек. Мамочка Светы была вечной учительницей начальных
классов. Она однажды рассказывала дочери, вышедшей замуж за
бесперспективного ученого, как один из родителей, показав на нее (скорее,
на ее стоптанные туфли и десятилетние юбку и пиджак), сказал своему
балбесу: "Ты хочешь быть такой?!"
У Светиного мужа родитель был гегемоном - слесарь-ударник, золотые
руки, в "уравнительной системе" получал аж двести двадцать, так же, как
алкаш Букреев, сосед по коммунальной, а затем отдельной двухкомнатки.
- Витя, - говорил родитель своему сыну, который ни с того ни с сего
захотел стать ученым, - если мы купим к концу нашей жизни какие-нибудь
колеса, ты хоть на могилку приезжай...
Витя, перепродав какие-то компьютеры, принес в дом вторую крупную
выручку - сто семь тысяч. Они ее испуганно прятали под стопки научных
журналов, в койке, исполненной югославским пролетариатом, тогда еще не
конфликтовавшем на национальной основе. Койку продала Фрида, уехавшая в
Израиль осваивать новые пустынные земли.
Представляете, в чем приехала на отдых Света? Какие у нее были в
период похолодания чулки? Чем она красилась? Чем душилась?
"Бусинки", "бусинки"... В поисках острого сюжета - бусинки...
Стивенсон, потом Киплинг, а затем вдруг Лев Толстой с "Хаджи-Муратом" -
лучшей мировой вещью (на мой взгляд) после "Мадам Бовари". Киплинг,
оказывается, учился у Толстого. Творчески, как говорят теоретики
литературы, осваивал предельные ситуации. Или проще - смерть человека.
Любого человека!

Но я тогда лазил на карачках, уже обремененный теориями, и искал свою
рукопись. Об убиенной Свете. О расчлененной красоте. Холодно входила в
сердце мысль: зачем ищешь? Смерть в описании классиков трагична и
поучительна всегда для человека, ибо трепетна и незабываема. А тут смерть
на бешеном повороте событий. "Кто был никем, тот станет всем". Не только
вошедшие "в закон воры", а и кандидаты физико-математических наук - дети
гегемонов, могут прятать купюры в рыхлых кроватях, заваливая их стопками
никому ненужного чтива.
Между прочим, откуда берутся такие купюры, если человек работает
скромным сторожем? Человеку двадцать семь. Он с усиками не моржовыми,
которые в большинстве носят эти полугородские, полудеревенские
захлопотанные на службе чучела, а с усиками и в придачу бородками а-ля
д'Артаньян; он в майке с лозунгом на английском языке, в шортах китайского
покроя.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15