https://wodolei.ru/catalog/unitazy/Gustavsberg/nordic/
OCR Денис
«Сладкая отрава»: Восхождение; Москва; 1992
ISBN 5-85846-009-7
Аннотация
Ранним утром на древних камнях мостовой найден безымянный труп. Покойный незадолго до смерти побрился, но разве ж это зацепка? В таком городе, как Верона, еще какая зацепка!
Если у французов бытует поговорка "Ищите женщину", то в древней Вероне говорят: "Ищите любовь". Да и как же иначе, ведь Верона – город Ромео и Джульетты! И если человек свежевыбрит, о чем это говорит? Конечно, о скором свидании с дамой сердца...
Комиссар Ромео Тарчинини придерживается правила: за каждым преступлением, особенно если речь идет об убийстве, непременно стоит любовь. Исходя из этого принципа, он и ищет преступника или преступницу. Не забывая полакомиться спагетти, распить бутылочку кьянти и посудачить с соседями.
А вот у его идейного противника – юного американца Сайруса совсем другие взгляды на расследование: отпечатки пальцев и логика превыше всего! Ну и спагетти он, конечно же, не признает, куда ближе ему родная американская жвачка.
Кто победит в этом состязании: веселый и добродушный выпивоха Тарчинини или отличник и всезнайка Сайрус? Ответ очевиден. Ведь дело-то происходит в Вероне.
Итальянская детективная серия Шарля Эксбрайя – редкое сочетание добродушного юмора, едких насмешек над американцами и добротной детективной интриги.
Шарль Эксбрайя
Жвачка и спагетти
Глава I
Сайрус А. Вильям Лекок очень гордился тем, что родился в Бостоне (Массачусетс) от родителей, также уроженцев Бостона, откуда семья никогда не переселялась. Не менее гордился он тем важным обстоятельством, что у его матери (урожденной Бэрд из банкирского дома "Бзрд и Уоррен") в родне по материнской линии была двоюродная бабка, невестка которой происходила от одного из переселенцев с "Мэйфлауэра", вследствие чего Лекоки принадлежали, хоть и не по крови, к бостонской аристократии. Более того, Сайрус А. Вильям с самого начала обучения в Гарвардском университете обнаружил незаурядные способности; пуританский дух, унаследованный от предков, отвращал его от собственно литературных занятий, но тем ярче он блистал в суровых дисциплинах Права. Достаточно богатый, чтобы не заботиться о заработке, Сайрус А. Вильям стремился только прославить семью Лекок. Это удавалось ему наилучшим образом. Как специалист по уголовному праву, он не раз участвовал в качестве эксперта в трудных процессах. В тридцать лет наш герой, высокий и белокурый, был олицетворением типа янки, столь ненавистного южанам.
Миссия Лекока еще не была выполнена. Слишком поглощенный юриспруденцией, он не имел времени позаботиться о создании собственного очага, но об этом подумали за него, и семейный совет, собравшийся в красивом жилище Лекоков, напомнил ему о его обязанностях и предписал по истечении нескольких месяцев вступить в брак с женщиной, которая с его помощью продолжит род, не имеющий права угаснуть. Этот срок Сайрус А. Вильям употребил на сравнительное изучение методов уголовной полиции в странах, которые считал более или менее цивилизованными. Так он побывал в Англии и там чувствовал себя, как дома /будучи родом из Массачусетса, где, как и в других частях Новой Англии, культивируются британские нравы/; остался недоволен Францией, жители которой, похоже, ничего не способны принимать всерьез, даже поиски преступников. Через Бельгию он только проехал, чтобы задержаться на несколько недель в Голландии, где завязал хорошие отношения с работниками уголовной полиции, во многом похожими на него; потом восхищался немецкими методами, замечательными своим ригоризмом. Сайрус А. Вильям покинул Испанию через несколько дней с полным ощущением, будто побывал в средневековья. Тогда он перенес свои исследования в Италию, чтобы после нее вернуться наконец в Бостон и написать обширное сочинение, для которого собрано столько материала и которое он положит в свадебную корзинку своей невесты, Валерии Пирсон, единственной дочери Мэтью Д. Овид Пирсона, принадлежавшей, благодаря своим текстильным фабрикам, к числу первых лиц в городе. Валерии не очень повезло с внешностью – ее можно было бы назвать дурнушкой, если бы изрядное приданое, блестящие перспективы, а особенно тот факт, что через своих кузенов она тоже была в родстве с потомками высадившихся с "Мэйфлауэра", не делали ее в пристрастных глазах Сайруса А. Вильяма прекраснее любой звезды Голливуда.
Случай – встреча в Париже и рекомендательное письмо, облегчающее его исследования, – привел Лекока в Верону. Прежде чем отправиться к высокому лицу, предупрежденному о его визите, Лекок счел долгом потратить несколько часов на осмотр древнего города, но исследования такого рода никоим образом его не интересовали. Римская базилика Сан-Дзено оставила его равнодушным, а пение в соборе делла Пиньята нагнало скуку. Города интересовали Сайруса А. Вильяма только в санитарном плане, и с самой своей высадки на старый континент он испытывал глубокое презрение к миру, в котором грязь казалась связующим началом. Мало-помалу исследовательская задача, взятая им на себя, изменила форму, и старая проповедническая закваска, унаследованная от предков, подмывала его просветить своими советами тех, кого он посещал, – настолько Сайрус А. Вильям был убежден, что никакая уголовная полиция не может соперничать с несравненной полицией США.
Анджело Алессандри, глава полицейской службы Вероны, работал со своим секретарем Эммануэле Бертоло, когда ему доложили о приходе Лекока. Он приказал впустить посетителя и принял его с той улыбчивой любезностью, которая является свойством очень древних народов, ничему уже не удивляющихся. Общение облегчалось тем, что Сайрус А. Вильям бегло говорил по-итальянски, изучив этот язык в Гарварде одновременно с французским. Американец выразил желание поработать с одним из местных следователей уголовной полиции – с тем, чтобы изучить их методы решения задач, которые ставит перед ними случай. Через четверть часа несколько ошарашенный Анджело Алессандри убедился, что гость питает честолюбивый замысел реорганизовать итальянскую полицию вообще и веронскую в частности. Собираясь в недалеком будущем в отставку и не желая оставлять за собой в наследство истории, чреватой неприятностями, Анджело сдержался и не послал подальше представительного англосакса, но понятия не имел, как от него отделаться, как вдруг Бертоло, догадавшись о его затруднениях, подмигнул и предложил почтительно и робко:
– Может быть, господин директор, вы могли бы направить синьора Лекока к комиссару Тарчинини?
Алессандри чуть не спросил секретаря, не рехнулся ли тот, потом соль шутки дошла до него, и он просиял:
– Замечательная мысль, Бертоло! Синьор Лекок, я прикреплю вас к комиссару Тарчинини, нашему лучшему следователю. Вид его может вас удивить, так как я сомневаюсь, чтобы ваши полицейские хоть сколько-нибудь походили на Тарчинини, но не судите по наружности. Этот парень дьявольски хитер, и я думаю, он лучше всех сможет ввести вас в курс дела.
Директор снял трубку, вызвал контору Тарчинини и предупредил, что направляет к нему американца с солидными рекомендациями и что тот будет находиться при комиссаре столько времени, сколько найдет нужным, чтоб составить мнение о работе веронской полиции. Тарчинини выразил свое восхищение, и Алессандри поручил посыльному проводить синьора Лекока к комиссару. Когда дверь за посетителем закрылась, Эммануэле Бертоло фыркнул:
– Если позволите такое вульгарное выражение, синьор директор, вот будет потеха!
– Позволю, синьор секретарь, тем более что вполне разделяю ваше мнение!
И оба разразились смехом, который, поскольку дело было в Италии, пробежал всю восходящую и нисходящую гамму без единой фальшивой ноты.
* * *
Войдя в контору Тарчинини, Лекок приостановился, спрашивая себя, не жертва ли он галлюцинации. Едва он переступил порог, как невысокий толстяк с курчавыми волосами, с торчащими нафабренными усами, с огромным перстнем с печаткой на правой руке, с кольцом, украшенным ярким камнем, на левой, одетый в изысканнейший черный костюм, строгость которого умерялась белизной пикейного жилета, обутый в ослепительные лакированные туфли с гетрами незапятнанной же белизны, в пышном галстуке, сколотом чудовищной подковой, на которой сверкали три-четыре жемчужины, и в тугом воротничке поспешно поднялся из-за конторки, чтобы кинуться к нему с распростертыми объятиями, хлопая по плечам, пожимая руки с таким волнением, восторгом, воодушевлением, что Сайрус А. Вильям испугался, как бы этот шут не вздумал его поцеловать. Холодным, строгим голосом бостонца, блюдущего британский этикет, он осведомился:
– Комиссар Тарчинини?
– Весь к вашим услугам! Для меня величайшая честь и радость принимать вас, предложить вам мою дружбу и торжественно заявить: вы можете во всем рассчитывать на вашего друга Тарчинини, который отдаст за вас жизнь, если в этом будет необходимость! Сигару?
– Спасибо, я не курю.
– Как, неужели? Мне говорили, что американцы эксцентричный народ, но... не курить! Как же вы коротаете время?
– Мы работаем, господин комиссар.
– Да; ведь я тоже работаю, но это не мешает мне курить! Ладно, в конце концов, дело вкуса, а? Садитесь, прошу вас!
Лекок был чуть ли не перенесен в кресло перед столом, а хозяин вернулся на свое место. Пока комиссар раскуривал сигару, американец пользуясь паузой, представился:
– Меня зовут Сайрус А. Вильям Лекок.
– Я знаю, знаю...
– Вы меня знаете?
– Виноват?
– Я имею в виду – вы слышали обо мне до нашего знакомства?
– Я... нет. А должен был?
– Дело в том, что я написал несколько работ по уголовному праву...
– О, я, знаете, кроме наших поэтов и Шекспира, мало что читаю.
– Но я не думаю, чтобы поэты или даже Шекспир могли оказать вам большую помощь в расследовании преступлений?
– Ошибаетесь, синьор, ведь мотивом преступления почти всегда бывает любовь. Мы живем, чтоб любить, быть любимыми или страдать от несчастной любви, а здесь – более, чем где-либо!
– Почему?
– Как почему? Потому что это Верона!
– Ну и что?
В первый раз комиссар выразил замешательство.
– Так ведь Верона...
Непонимание американца смутило Тарчинини, и почти шепотом он сказал:
– Но, господин Лекок... Ромео? Джульетта?
– Ромео?.. Ах, да! Шекспир, не так ли?
Итальянец, казалось, испытал некоторое облегчение. По-видимому, он испугался было, что этот заатлантический гость никогда и слыхом не слыхивал о знаменитых влюбленных.
– Шекспир и Верона.
Теперь улыбнулся Сайрус А. Вильям.
– Но позвольте, комиссар, это же театральные персонажи?
– Неправда! Они живы, вечно живы, и окажись вы сегодня вечером, на склоне дня, в каком угодно квартале нашего города, вы увидите бесчисленных Джульетт, спешащих на свидание с бесчисленными Ромео. У нас, синьор, все дышит любовью, и если у вас горячая кровь, чувствительное сердце и хоть капля воображения, пройдитесь по самому узкому, самому темному переулку, и, ручаюсь вам, вы встретите две чарующие тени, которые веками волнуют Верону: Ромео и Джульетту!
Тарчинини умолк, чтобы перевести дух, а Сайрус А. Вильям пожал широкими плечами:
– Нелепость!
– Это жизнь стала бы нелепостью для нас, жителей Вероны, если бы мы перестали верить в бессмертие Ромео и Джульетты!
– И это, конечно, ваши призраки – те самые тени – помогают вам отыскать виновного, ну, скажем, в убийстве?
– Разумеется.
Лекок покраснел от ярости и прорычал:
– You are laughinq at me?
– Виноват?
– Я говорю, вы смеетесь надо мной, синьор Тарчинини?
– Да ничуть не бывало! Поймите же, синьор Лекок! Если Верона насыщена любовью, если любовь – суть жизни, как же вы хотите, чтобы причиной преступлений не была любовь?
– По-вашему выходит, что когда какой-нибудь проходимец душит старуху, или бандит убивает рантье, чтобы ограбить, причиной всему – любовь?
– Я рад, что вы меня поняли.
– И вам когда-нибудь удается задержать преступника?
Игнорируя издевку, комиссар ответил:
– Всегда, синьор. Верона – один из редких в Италии городов, откуда никому не удается бежать.
– Из-за любви, разумеется?
– Конечно. Преступник спутан по рукам и ногам еще прежде, чем мы его арестуем.
Сайрус А. Вильям встал, прямой, как палка:
– Синьор комиссар, я в совершенстве изучил методы уголовной полиции Соединенных Штатов, я провел не один месяц в научной атмосфере Скотланд-Ярда, я, не хвастаясь, могу сказать, что методы, употребляемые в Германии, в Швейцарии, в Голландии, известны мне, я признаю, что нравы французской полиции несколько сбивают меня с толку, я думал, что в испанской полиции увидел худшее, что может быть на старом континенте, но никогда, запомните, никогда я не слыхал такого набора глупостей, какой вы мне сейчас выдали! Это просто немыслимо! Вам, кажется, неизвестно, синьор комиссар, что уголовный розыск – это наука, в которой лаборатория играет важную роль! Вам бы надо побывать в Соединенных Штатах и ознакомиться с нашей службой! У нас, синьор комиссар, у нас привидений не водится!
– А что им там делать?
– What?
– Я говорю, синьор Лекок, что климат Соединенных Штатов не подходит для привидений. Им нужны старые стены, грязные улочки, полуразрушенные замки... Гигиена убивает приведения... И потом, в них надо верить.
– Если хотите знать мое мнение, синьор Тарчинини, то пора вашей стране усвоить некоторые уроки...
– Она так долго преподавала всему миру, синьор, что нет больше ничего, чему ее могли бы научить... а уж тем более вновь прибывшие юнцы, даже если прыти у них больше, чем такта. Синьор Лекок, я попросил бы вас не судить, пока не приглядитесь...
Широким жестом он указал на окно.
– Смотрите! Вечер опускается над Вероной, да к тому же весенний вечер!
– Я думаю, как и везде в Западной Европе?
– Кет, синьор, не как везде! У нас темнота – как бархат. Ночь в Вероне – это занавес, который Бог подымает и опускает, но спектакль происходит за занавесом. Сейчас я покажу вам актеров, ибо играет весь город, но каждый сам себе актер и зритель.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21