Ни слова не сказал я лишь о Рут и Алонсо, да и то из опасения, что Мария могла сразу угадать истинный характер наших отношений. И кроме того, я всегда успел бы в двух словах рассказать о Муакилах, согласись девушка поехать со мной. Но пока она слушала, не говоря ни слова. И даже когда я закончил исповедь, Мария продолжала хранить молчание. И мне оставалось лишь ждать, я понимал, что добавить больше нечего. Именно сейчас решалась наша судьба. Я знал, что через несколько минут мы уйдем из Аламеда-де-Эркулес и либо расстанемся навсегда, либо нас уже ничто не разлучит. Я бы солгал, сказав, будто мое сердце не забилось сильнее в тот миг, когда Мария наконец заговорила.
— Вы хорошо сделали, доверившись мне, Хосе…
Я мгновенно заметил, что из обращения исчезло церемонное «дон», и внутренне возликовал.
— …и я горжусь вами.
Несмотря на всевозможных стражей порядка, всегда готовых появиться в самый неподходящий момент, я чуть не обнял Марию и не расцеловал на глазах у прохожих.
— Но вам надо вести себя очень осторожно, Хосе!
Я с восторгом обещал неукоснительно следовать мудрому совету и тут же поспешил обратить волнение девушки в свою пользу, хотя, вообще-то, это не слишком честно.
— А как насчет Вашингтона, Мария? Вы бы согласились поехать со мной так далеко?
— Америка…
Девушка скорее выдохнула, чем произнесла это слово, и я почувствовал, что для нее само упоминание о Соединенных Штатах значило невероятно много. Мария как будто открывала дверцу в волшебную страну. И я поклялся себе сделать все возможное, чтобы она как можно дольше сохранила детские иллюзии.
— Если бы не Хуан…
— Ну, коли он мог бы отправиться с нами в Париж, то почему не в Вашингтон?
Девушка захлопала в ладоши.
— О, это было бы просто великолепно!
Я не стал объяснять, что, прежде чем оплатить такое путешествие ее братцу, хорошенько поговорю с ним по душам.
Мария, которую я привел обратно, в «Агнец Спасителя», разительно отличалась от девушки, назначившей мне свидание в церкви Сан-Хуан де Ла Пальма. Того, что, быть может, принесли бы мне долгие и долгие часы ухаживания по строгому, раз и навсегда установленному ритуалу, я добился всего за несколько секунд благодаря тому, что нас соединяла теперь важная тайна. Мария тревожилась за меня и всей душой хотела помочь. Она полюбила меня, я полюбил ее, она станет моей женой, и мы вместе уедем жить в Штаты. А потому моя победа в личном плане выглядела столь же полной, как поражение — в профессиональном. Любовь Марии заставляла меня еще больше дорожить жизнью, а потому, если раньше я не испытывал особой симпатии к Лажолету (как, впрочем, и ко всем наркобандитам, с какими мне за долгие годы приходилось иметь дело), то сейчас я его просто возненавидел как возможное — да еще какое! — препятствие моему счастью! Пообещав прийти к закрытию магазина, я распрощался с той, кого уже считал невестой, и двинулся в сторону Ла Пальма в надежде найти Хуана.
Я все более проникался уверенностью, что на улице Доньи Марии заметил именно его. Значит, брат Марии следил за нами. А отсюда до предположения, что Хуан тоже служит Лажолету, — всего один шаг, и я не преминул его сделать. В конце концов, не исключено, что тогда, на лестнице, на меня напал Хуан, а тот наркаш просто наблюдал, как обернется дело. Я не сомневался, что достаточно хорошо изучил характер Марии и, представив бесспорное доказательство вины Хуана, смог бы без труда убедить девушку оставить его в Севилье. И это доказательство я твердо решил выложить.
Опасаясь любопытных взглядов, я осторожно двигался вдоль стены. Хорошо бы незаметно пробраться в квартиру Марии и ее брата. Окажись Хуан дома — тем лучше, мы бы сразу объяснились начистоту, а нет — так я мог и подождать и заодно малость покопаться в его вещах. Вдруг мне удалось бы найти какую-нибудь записку и наконец выйти на след тех, кого я во что бы то ни стало должен был поймать. Мне уже порядком осточертело изображать двуногую мишень. Главное — чтобы никто не заметил, как я иду к Альгинам, иначе Хуана могли бы предупредить, а я люблю заставать людей врасплох. Больше всего я опасался толстухи Долорес и ее несколько навязчивой словоохотливости. Но на сей раз мне повезло. Как раз в тот момент, когда я собирался покинуть спасительную тень, Долорес с корзиной в руке вышла из дома, в который мне так хотелось проникнуть. Я дал ей уйти подальше и быстро скользнул под узкий козырек крыльца. Некоторое время я стоял неподвижно, прислушиваясь к каждому шороху в патио. Наконец, решив, что все звуки достаточно приглушены и вряд ли могут доноситься из окон, обращенных во дворик, я рискнул и в два прыжка оказался на лестнице, где в прошлый раз меня ждал такой неприятный прием. Немного отдышавшись, чтобы не пыхтеть, я начал медленно подниматься по лестнице — в таких случаях шуметь не рекомендуется. Из-за дверей доносились то женский смех, то крики детей, то стук молотка. Никто в доме явно не догадывался, что по шатким ступенькам карабкается агент ФБР. Самый паршивый момент наступил, когда я подошел к запертой двери Альгинов и вытащил отмычку, — застукай меня кто-нибудь из соседей с таким инструментом в руках, непременно во всю глотку заорал бы: «Держи вора!» К счастью, замок был из тех, что даже начинающий взломщик открыл бы без труда. Правда, дверь тихонько заскрипела, но я быстро нырнул в квартиру, закрылся изнутри и снова прислушался. Тихо. Похоже, мое появление не нарушило привычного течения жизни старого дома. Незваного гостя никто не заметил, и я вошел в комнату Хуана. Разумеется, я понятия не имел, что потертый коврик у кровати — не столько украшение, сколько необходимость — он прикрывал дырку в полу, а потому споткнулся и, чуть не растянувшись во весь рост, выругался. И однако это спасло мне жизнь, потому что нож, брошенный умелой рукой, вонзился в дверцу шкафа, лишь оцарапав мне щеку. Представив, что еще чуть-чуть, совсем чуть-чуть, и он точно так же дрожал бы у меня в затылке, я невольно содрогнулся. Тем не менее я успел быстро повернуться и встретить уже летевшего на меня Хуана лицом к лицу. Я не очень силен, зато гибок и подвижен. Сначала я лишь парировал удары, выжидая удобного случая скрутить мальчишку, настолько обнаглевшего, что решился поднять руку не на кого-нибудь, а на агента ФБР (уж простите за самомнение!). Хуан имел глупость слегка откинуть голову, намереваясь плюнуть мне в лицо. Ох уж этот вечный романтизм… И я стукнул парня ребром ладони по горлу. Он широко открыл рот, словно вытащенная из воды рыба. Я мог бы прикончить его на месте, но вовсе не хотел смертоубийства, а потому простым захватом отшвырнул на кровать — пусть полежит и отдышится. Но парень оказался не робкого десятка. Едва упав, он подобрал ноги и приготовился снова прыгнуть на меня. Вот бешеный! Пришлось оттолкнуть его, ударив в грудь.
— Успокойся, Хуан, а то я и в самом деле сделаю тебе больно… Меня давным-давно обучили убивать ближних, а я был на редкость прилежным учеником. — Парень, все еще задыхаясь, стал осыпать меня бранью. Я пожал плечами. — Но, в отличие от тебя, я никогда не бью в спину, Хуан. Неужто с тех пор, как я отсюда уехал, в Севилье наплодились трусы?
Он вскочил, но я держался начеку. На сей раз пришлось ударить покрепче, и Хуан без чувств откинулся на подушки. Я спокойно закурил, понимая, что он не сразу очухается. Придя в себя, парень обнаружил, что я стою, склонившись над ним, как любящая мамаша.
— Ну, оклемался, малыш? Отлично… И имей в виду: если не хочешь, чтобы твоей анатомии был нанесен непоправимый урон, лучше сразу скажи, как хороший мальчик, кто тебе приказал меня прикончить.
Хуан поглядел на меня с таким изумлением, что я усомнился в собственной интуиции. Для очистки совести я продолжал настаивать, но, смутно чувствуя, что произошло крупное недоразумение, говорил без прежней убежденности.
— Ну, решился ты наконец? На кого ты работаешь?
— Я сам за себя!
— Не валяй дурака!
Парень, вне себя от ярости, приподнялся на локте.
— Когда надо защищать свою честь, я не нуждаюсь ни в чьих приказах! — заорал он.
Пришел мой черед изумленно вытаращить глаза.
— При чем тут твоя честь?
— Я видел вас со своей сестрой, puerco!
На мгновение я застыл, совершенно ошарашенный, не в силах произнести ни слова, а потом на меня напал приступ неудержимого хохота. Итак, там, где я усмотрел следы ловко закрученного заговора, оказалась всего-навсего старая, как мир, история: оберегая добродетель сестры, брат вообразил, будто затронута его честь испанца — la honra. В глубине души я испытывал легкую досаду, но в конечном счете меня вполне устраивало, что Хуан вовсе не бандит. Мой смех, по-видимому, обезоружил противника. Сейчас он казался просто рассерженным мальчуганом и, чтобы восстановить прежнюю уверенность в своей правоте, стал подыскивать доказательства:
— Я заметил вас обоих, когда вы вместе выходили из Сан-Хуан де Ла Пальма… Меня это не слишком удивило… Я так и думал, что вы начнете увиваться вокруг Марии… Но она! Вот уж не думал, что моя сестра способна вести себя, как… ramera!
— Осторожнее, Хуан! Не смей называть так сестру, или я хорошенько дам тебе по физиономии и снова начнется драка. А мне бы этого очень не хотелось. Видишь ли, когда я сержусь по-настоящему, могу отделать очень жестоко.
— А как еще прикажете назвать бессовестную, которая тайком встречается с едва знакомым мужчиной!
— Едва знакомым… Ты преувеличиваешь, сынок! Докуда ты следил за нами?
— До Куны.
— Ну так ты сам мог бы убедиться, что мы не сделали ничего дурного!
— Вы держали ее за руку!
— И что с того?
— Так все и начинается!
— Вот дурень! Да я ведь уважаю твою сестру, и, не будь ты еще сопляком, живо убедился бы, что так оно и есть!
— А зачем вы прятались?
— Потому что я люблю Марию, а она любит меня, и то, что мы хотели сказать друг другу, никого не касается.
Парень хмыкнул.
— Вы это называете любовью?
Малыш начинал меня злить, и я его об этом предупредил.
— Лучше б ты помолчал, Хуан, а то как бы дело не закончилось очень худо.
Я встал и вырвал из дверцы шкафа все еще торчавший там нож.
— Знаешь, что ты чуть не сделал этой штуковиной?
Я выдержал паузу и, отчеканивая каждый слог, пояснил:
— Ты чуть не отправил на тот свет своего будущего зятя!
Хуан посмотрел на меня круглыми глазами, видимо, соображая, уж не издеваюсь ли я над ним.
— Я хочу жениться на твоей сестре и увезти ее с собой!
— В Париж?
— Нет… В Соединенные Штаты!
Парень несколько раз повторил «Штаты», будто никак не мог взять в толк, что это значит. И тут я решил посвятить в тайну и его. Если кто и мог стать моим проводником в преступном мире Севильи, передавать мне все, что происходит в городе, и пересказывать услышанное в барах Трианы, — так это Хуан. Коли он согласится мне помочь (а я нисколько не сомневался, что так и будет), я обзаведусь великолепным помощником.
— Вы меня не обманываете? Это правда?
— Самая что ни на есть.
— Но… почему в Соединенные Штаты?
— Потому что я американец.
Я почувствовал, что малость переборщил, — у парня явно закружилась голова.
— Сядь-ка поудобнее, Хуан, расслабься и внимательно слушай. Но сначала ответь мне на один вопрос: что ты думаешь о тех, кто продает наркотики всяким бедолагам?
— Вы — о кокаине?
— Да, о кокаине, героине, морфине, опиуме и прочей мерзости.
— Malditos!
— О'кей, значит, мы прекрасно поймем друг друга, Хуан. Хочешь помочь мне прекратить их грязный бизнес?
— Я?.. Но вам-то какое до этого дело?
— Видишь ли, я агент федеральной полиции Соединенных Штатов и приехал сюда по заданию…
Надо думать, на сей раз я и впрямь хватил через край, и в первую минуту даже испугался, как бы парень опять не хлопнулся в обморок. Хуан начитался детективов и теперь совсем растерялся, не понимая, то ли он по-прежнему сидит в старой развалюхе у площади Ла Пальма, то ли угодил на Дикий Запад, явно путая и меня, и моих коллег из ФБР с пионерами героических времен Америки. Пожалуй, парень так и ждал, когда же я покажу ему знаменитую звезду шерифа.

Узнав, что ее брат в курсе наших планов и вполне их одобряет, Мария ни за что не позволила мне снова отвести их ужинать в «Кристину». Девушке хотелось провести этот вечер, который она считала первым после нашей помолвки, у себя, в старом домике на Ла Пальма, там, где нас приняли бы ее родители, будь они живы.
По дороге мы накупили разной еды, и получился прекрасный ужин, но, боюсь, я один оценил его по достоинству. Хуан и его сестра уже унеслись в Америку, какой они ее себе воображали. У меня все время требовали дополнительных подробностей, и, коли правда расходилась с их представлениями, не колеблясь, приукрашивали факты. Разумеется, моя небольшая квартирка в Вашингтоне оборудована всеми новейшими приспособлениями и вполне отвечает американским представлениям о комфорте, но каким образом объяснить этим детям, не ранив их и не разочаровав, что ничто и никогда не заменит им теплой прозрачности воздуха на Ла Пальма? Да и зачем объяснять то, что они и так, увы, очень скоро почувствуют сами… И в любом случае мне бы все равно не поверили.
За ужином мы почти не говорили ни о Лажолете, ни о моей миссии. Нас, несомненно, слишком занимало будущее, чтобы обращать внимание на настоящее. Но ведь и будущее в какой-то мере зависело от Лажолета… Хуан обещал предоставить себя в мое полное распоряжение и для начала заняться наркоманом с глазами убийцы, из-за которого я мог бы так и не познакомиться с Марией. Когда я наконец собрался домой (а было это около трех часов ночи), Хуан стал настаивать, чтобы мы уже сейчас вели себя, как американцы, и разрешил мне поцеловать сестру в обе щеки. Парень испытал бы настоящее потрясение, скажи я ему, что, коли уж следовать американским обычаям, мне бы надо целовать ее в губы. От избытка рвения мой будущий зять хотел во что бы то ни стало проводить меня до площади Сан-Фернандо на случай какой-нибудь неприятной встречи. Боюсь даже, парень от всей души надеялся, что начнется драка и он сможет показать мне, на что способен.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26