Поверь мне, я эти
дела знаю.
- И куда мы теперь?
- В любом случае я больше не летаю у Госса. Нас называют "ударной
группировкой", но все, что мы делаем...
- Я спросил: куда мы летим?
Над верхним краем катапультирующего механизма появилась рука Чарлтона
и ткнула указательным пальцем в направлении полета.
- Перед нами вся Африка. Можем выбирать.
Снук недоверчиво покачал головой.
- Мой паспорт остался в отеле. А твой?
- Тоже дома. - Тем не менее голос Чарлтона звучал уверенно. - Ни о
чем не беспокойся. В нашем радиусе действия по крайней мере шесть
свежеиспеченных республик, где нам с радостью предоставят политическое
убежище. В обмен на самолет, разумеется.
- Разумеется.
Снук, нахмурившись, взглянул на восточный небосклон. Планета
Торнтона, хотя невидимая и нереальная, уже сыграла роль дурного знамения,
как любое другое небесное явление.

3
К весне 1996 года прохождение Планеты Торнтона уже почти исчезло из
памяти тех людей, которые были наиболее встревожены ее приближением к
Земле. Планета прошла в "космическое игольное ушко", представлявшее собой
пространство между Землей и Луной, но, как и предсказывали эксперты, на
человека это не оказало никакого физического воздействия. Пока объект
удалялся, уменьшаясь до размеров обычной планеты из тех, что видны на
небосклоне, с такой же быстротой уменьшалось и значение этого явления для
среднего человека, перед которым по-прежнему стояла задача выжить в этом
все более голодном и раздробленном мире. Планету Торнтона до сих пор мог
увидеть любой, кто наденет магнитолюктовые очки и потратит время, чтобы
отыскать ее, но даже тот удивительный факт, что иногда можно было
посмотреть под ноги и увидеть новую звезду, просвечивающую сквозь толщу
Земли, казался всего лишь трюком. От этого не было, как говорится, ни
тепло, ни холодно, и вообще никак с практической точки зрения. Поэтому
планету очень быстро занесли в тот же разряд астрономических чудес, к
которому причисляют северное сияние и падающие звезды.
Для ученых же всего мира ситуация складывалась иная. Сама природа
небесного пришельца в какой-то степени препятствовала его наблюдению и
изучению, но еще задолго до того, как Планета Торнтона пронеслась мимо
Земли, стало ясно, что она захвачена притяжением Солнца. Войдя под углом в
плоскость эклиптики, она нырнула внутрь орбиты Меркурия, постоянно набирая
скорость, обернулась вокруг Солнца, а затем опять ушла к границам
Солнечной системы. Ее поведение несколько отличалось от поведения планеты
из нормальной адронной материи, но вычисления показывали, что она теперь
движется по сильно вытянутой прецессирующей эллиптической орбите с
периодом обращения вокруг Солнца чуть больше двадцати четырех лет.
Элементы орбиты позволяли считать, что Планета Торнтона вновь окажется в
окрестностях Земли только через четыре оборота, то есть примерно через сто
лет после первого ее появления.
Информация встретила различный прием среди ученых, но все они,
окажись в их распоряжении начальные данные в качестве теоретического
упражнения, в один голос заявили бы, что антинейтринное тело должно пройти
сквозь Солнечную систему по прямой и притяжение Солнца не может влиять на
него никоим образом. Большинство при виде угрозы бастионам земной науки,
вызванной случайным беспечным пришельцем из бесконечности, впали в
отчаянье. Другие приняли новый вызов человеческому интеллекту с восторгом.
И лишь немногие наотрез отказывались как-то интерпретировать полученные
данные, утверждая, что Планета Торнтона вообще не является объективной
реальностью.

Гилберту Снуку, со своей стороны, не приходилось сомневаться в
реальности Планеты Торнтона. Он видел ее бледно-голубое слепое лицо и
ощутил, как рушится вся его жизнь.
В его новой карьере в республике Баранди, существующей всего девять
лет, многое было ему не по душе, хотя справедливости ради он признавал,
что большинство трудностей создал себе сам. Первая возможность для этого
представилась через какую-то минуту после того, как истребитель "скайвип"
совершил посадку на главном военном аэродроме Баранди, располагавшемся на
северном берегу озера Виктория.
После коротких переговоров на местной волне лейтенант Чарлтон
договорился о благоприятном приеме для себя. А когда внизу поняли, что он
преподносит в дар Баранди боевой самолет, предназначенный для карательных
операций, плюс свои услуги в качестве пилота, прием вырос до размеров
миниатюрной государственной церемонии с присутствием нескольких
высокопоставленных офицеров и их жен.
Запоздалое открытие алмазов в западной Кении резко обострило идущий в
этом регионе процесс дробления стран мелкими сепаратистскими
группировками. Сильное централизованное управление тем временем
становилось все проблематичнее. Баранди, одно из крохотных новых
государств, образовавшихся в этом регионе, существовало, как и все
остальные, на грани законного признания, и там готовы были принять любую
боевую технику, которая помогла бы республике укрепиться. Поэтому прием
происходил в атмосфере самопоздравлений и веселья среди группы
высокопоставленных лиц, собравшихся поприветствовать своих благодетелей,
спустившихся с северных небес.
К несчастью, Снук испортил торжество. Едва оказавшись на земле, он
набросился на Чарлтона, и врезал ему так, как он никогда никого не бил.
Если бы ему хотелось просто лишить Чарлтона сознания, он бы, наверное,
ударил его в солнечное сплетение или в подбородок, но Снука охватило
ошеломляющее желание оставить пилоту след на физиономии, и он врезал ему
прямо по переносице. В результате Чарлтон заполучил два черных пятна
вокруг глаз, как у гималайского медведя, и чудовищно распухший нос, что в
значительной степени подпортило образ молодого привлекательного
воздухоплавателя.
Это произошло почти три года назад, но в те дни, когда на душе у
Снука скребли кошки, воспоминание о том, как первая неделя светской
деятельности Чарлтона в приютившей его стране была начисто загублена
безобразными синяками на физиономии, помогало ему справиться с тоской.
Его же собственная жизнь после этого происшествия сильно осложнилась.
Два дня, пока Чарлтон решал, мстить или нет, Снука продержали в тюрьме,
потом целый день допрашивали с целью выяснения его политических настроений
и еще на месяц продлили заключение после того, как он наотрез отказался
обслуживать и "скайвип", и любой другой барандийский самолет. В конце
концов его выпустили, запретили покидать страну, и, зная о его инженерных
способностях, заставили обучать неграмотных африканцев, работавших в
глубоких шахтах к западу от Кисуму.
Снук считал, что его пост просто фикция, часть плана, цель которого
придать Баранди хотя бы видимость статуса в глазах ЮНЕСКО, но тем не менее
ему удалось наладить вполне приемлемые отношения с окружавшими его людьми
и даже обнаружить некоторые стороны жизни, делавшие ее приятной. Одной из
них оказался огромный запас превосходного арабского кофе, и Снук завел
привычку выпивать каждое утро по четыре большие чашки. Только после кофе
он начинал думать о работе.
Именно в это время, на заре, Снук получал от жизни наибольшее
удовольствие, и поэтому, когда до него донесся какой-то шум у входа в
шахту, он спокойно продолжал допивать четвертую чашку. Неприятности, в чем
бы они там ни заключались, не казались ему достаточно серьезными. В общем
гомоне голосов выделялся один высокий крик - видимо, кто-то впал в
истерику. Снук решил, что этот кто-то либо заболел лихорадкой, либо просто
перепил. Ни то ни другое его не касалось: вшей в Баранде всегда хватало, а
валяющиеся на улицах пьяные тоже никого не удивляли.
Мысль об алкоголе напомнила Снуку о его собственном вчерашнем
переборе. Переходя из маленькой кухни его бунгало в жилую комнату, он
обнаружил две пустые бутылки из-под джина и стакан. Вид второй бутылки
вызвал у него мгновенный приступ отвращения к себе: Снуку казалось, что
вчера обе бутылки были уже неполные, но какие-то сомнения все же
оставались, и это доказывало, что пить он стал слишком много. Видимо,
пришла пора двигаться куда-нибудь в другое место, невзирая на отсутствие
паспорта и прочие трудности.
Снук прошел за дом и во время ставшего уже церемониальным битья
зеленых бутылок о гору блестящих осколков в баке для отходов вдруг понял,
что до сих пор слышит вдали одинокий голос, и только сейчас уловил
звучащие в нем нотки страха. Снова в нем шевельнулось знакомое, но каждый
раз пугающее ощущение, что он уже знает будущее. С другой стороны дома
донесся звук торопливых шагов, и Снук увидел Джорджа Мерфи, мастера с
шахты. Мерфи был кенийцем по происхождению, но новое правительство Баранди
не поощряло использование древних имен народа суахили, слишком тесно
связанных с прошлым, как, впрочем, и ритуальные танцы, и вырезание
деревянных фигурок для туристов. Каждый житель страны получил новое имя на
английский манер.
- Доброе утро, Гил, - слова приветствия Мерфи произнес спокойно, но
по тому, как вздымалась под отсвечивающей серебряными нитями рубашкой его
грудь, Снук понял, что Мерфи бежал. Как всегда от него пахло мятной
жевательной резинкой.
- Джамбо, Джордж. Какие проблемы? - Снук опустил на место крышку
бака, закрывая свою сокровищницу искусственных изумрудов.
- Гарольд Харпер.
- Из-за него поднялся весь этот шум?
- Да.
- А в чем дело? Мучают кошмары?
- Я не уверен, Гил. - Мерфи выглядел обеспокоенным.
- Что ты имеешь в виду?
- Харпер много не пьет, но он говорит, что видел призрака.
Было хорошо заметно, что такому взрослому умному человеку, как Мерфи,
не очень удобно об этом говорить, но он, видимо, решил довести дело до
конца.
- Призрак! - Снук хмыкнул. - Чего только не увидишь через донышко
стакана!
- Я не думаю, что он пил. Сменный мастер бы заметил.
Снук заинтересовался.
- Ты хочешь сказать, что он был на шахте, когда это случилось?
- Да. Возвращался с ночной смены по нижнему уровню.
- И как этот призрак выглядел?
- Ну, сам понимаешь, от Харпера в том состоянии, в каком он сейчас,
многого не добьешься...
- Но ты хоть что-то ведь понял? Речь идет о даме в длинной белой
одежде? Что-то вроде этого?
Мерфи сунул руки поглубже в карманы брюк, сгорбился и покачался на
каблуках.
- Харпер говорит, что из пола появилась голова, а потом она снова
опустилась.
- Это что-то новое. - Снук никак не мог прервать потока
язвительности. - Я знал одного парня, так он видел, как из-под его кровати
чередой выходят длинношеие гуси.
- Я же говорю тебе, что Харпер не пил.
- Вовсе не обязательно хлестать до того самого момента, когда
начнется белая горячка.
- Ну, не знаю. - Мерфи начал терять терпение. - Может, ты сходишь и
поговоришь с ним? Он сильно напуган, а врач уехал на Четвертую.
- И что я буду делать? Я не медик.
- Почему-то Харпер хочет видеть именно тебя. Почему-то он считает,
что ты его друг.
Снук видел, что мастер начинает злиться, но ему по-прежнему не
хотелось вмешиваться. Харпер проходил у него несколько курсов и иногда
оставался после занятий, чтобы обсудить особенно заинтересовавший его
вопрос. Учеником он был старательным, но среди шахтеров не один Харпер
отличался жаждой знаний, и Снук никак не мог понять, почему он должен
бежать куда-то всякий раз, как кто-нибудь из них расшибет себе нос.
- Мы с Харпером неплохо ладим друг с другом, - сказал он, защищая
свою позицию, - но я не уверен, что смогу помочь ему в такой ситуации.
- Я тоже так не думаю. - Мерфи повернулся, чтобы уйти, в голосе его
явно слышалось осуждение. - Может, Харпер просто рехнулся. Или что-нибудь
случилось с его "амплитами".
Снук почувствовал озноб.
- Стой, подожди... Харпер был в очках, когда увидел это... эту штуку?
- Какая разница?
- Не знаю. Однако странно... Что может случиться с магнитолюктовыми
стеклами?
Мерфи колебался. Он понял, что заинтриговал Снука, и теперь мелко
мстил, оттягивая ответ.
- Не знаю. Возможно, брак материала. Какие-нибудь чуднЫе отражения.
Всякое бывает.
- Это ты о чем, Джордж?
- Это уже второй случай за неделю. Во вторник утром двое рабочих,
возвращаясь с ночной смены, видели, как что-то вроде птицы летало на
нижнем уровне. И сразу скажу, они-то как раз прикладываются к бутылке.
Ладно, не буду отнимать у тебя время.
Мерфи двинулся прочь.
Снук подумал о том унизительном страхе, который он испытал три года
назад, взглянув в покрытое пятнами светящееся лицо Планеты Торнтона,
приближающейся к Земле. Инстинкт подсказывал ему, что, может статься,
Гарольд Харпер, будучи столь же неподготовленным, тоже столкнулся с
неведомым.
- Если ты подождешь, пока я обуюсь, - крикнул он Мерфи, - я пойду с
тобой к шахте.

Национальная шахта номер три республики Баранди представляла собой
одну из самых современных шахт в мире и была почти лишена тех примет,
которые обычно ассоциируются с традиционными методами добычи полезных
ископаемых. Ствол шахты пробили с помощью мобильного паразвукового
излучателя, превращавшего глину и камень в мономолекулярную пыль. Если не
считать подъемных механизмов, главной приметой шахты служило огромное
количество змеящихся вакуумных труб, отсасывающих пыль от ручных
излучателей на рабочих уровнях.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28