И вот Альберт случайно оказывается на месте авиакатастрофы в Кабацком лесу. Вы все помните этот злосчастный день, знаете, что там делалось… Я не выдержала:
– Это произошло в субботу. Я была на бегах, как вдруг примчался какой-то мужчина с криком, что случилось страшное несчастье, а вы, мол, тут сидите и ничего не слышите.
Гурский опять осуждающе посмотрел на меня. Только что всем строго-настрого запретила его перебивать, а сама то и дело ввязываюсь.
– В Кабацкий лес, – помолчав, продолжал он, – набежала целая толпа. Люди честные собирали по лесу и полю вещи несчастных пассажиров, их документы и всякие мелочи и передавали милиции. А люди нечестные присваивали себе, что приглянется. Альберту попалась мужская сумка с петлей, на руку надевается, педерастками их тогда называли, с документами на имя Мейера ван Вейна. Он ее и прихватил. Ван Вейны летели втроем, всей семьей, но его заинтересовал Мейер. Рост у них одинаковый, возраст тоже, только Мейер на год старше. И парень рискнул, решил стать Мейером ван Вейном. И тут же выехал в Амстердам,, адрес и деньги были в сумке, и даже ключи от квартиры настоящий Мейер положил туда же. В Амстердаме Альберт отыскал дом ван Вейнов и выдал себя за сына.
– Но как такое возможно?! – возразила Малгося. – А внешность? А родные и знакомые?
– А список зарегистрированных пассажиров? – поддержал ее Тадик.
– А он якобы не полетел, в последнюю минуту передумал…
– О! – тут же встряла я, – ну точь-в-точь как с тем датским парнем с парома «Эстония».
Все дружно уставились на меня, и я вдохновенно продолжала:
– Когда потонул паром «Эстония», сумели спастись всего несколько человек, в основном молодые мужчины. А один парень не успел сесть на паром. Я почему это так хорошо помню? Как раз тогда я гостила в Дании у Алиции, и мы не отрывались от телевизора, а когда телевизор брал передышку, мы мчались к радио. Так вот, тот датчанин опоздал на «Эстонию», прибежал в порт, когда паром находился уже метрах в пятидесяти от берега. Огорченный, он тут же в порту зашел в кабак выпить с горя и только потому сразу же узнал, как только паром потонул. Такой крик поднялся! И на причале, и уже по телику в кабаке сообщали, а они все смотрели, смотрели вдаль, где паром поглотила пучина морская. Тогда парень опомнился и кинулся звонить своим в Данию, что он жив-здоров. С юным Мейером могло произойти то же самое. Он был в списке пассажиров, это правда, папамама погибли, а он не успел на посадку, самолет улетел без него…
– Все в точности так наш махинатор и разыграл, – подтвердил Гурский.
– Но внешность? – упорствовала Малгося. – Они же совсем не похожи.
– Я уже говорил вам – парнишка был способный. С ярко выраженными актерскими наклонностями, они еще в школе проявлялись. И гримироваться тогда же научился, в школьном театре. В Амстердаме он старался не встречаться с родными и близкими, сказался больным, заявил, что не хочет никого видеть, и все, конечно же, поверили – еще бы, такое нервное потрясение! А при первой же возможности покинул «родительский» дом и отправился в Англию. Деньги у ван Вейнов имелись, в колледж Альберт поступил без особых сложностей, на юридический факультет. Дом же в Амстердаме неожиданно сгорел, и все говорит о том, что его поджег сам Хаухер, дабы уничтожить следы своего пребывания в нем.
Инспектор Рейкееваген выяснил, что примерно половина документов, которыми пользовался адвокат, были поддельные, но имелись и вполне подлинные. Дело в том, что Хаухер взял за правило оставлять себе документы своих скончавшихся клиентов. Но я немного отвлекся. После университета Хаухер занялся страхованием. И очень скоро он придумал, как присваивать деньги, манипулируя одинокими стариками. С годами он лишь довел до совершенства свой способ, ни единого прокола за долгие и долгие годы. Одновременно он вел вторую жизнь – под своим собственным именем, в качестве геолога. В этой своей ипостаси он и общался со старым школьным приятелем Хенриком Быковичем. Общался, разумеется, не из одной голой симпатии, а с расчетом. Он сделал из Быковича свидетеля своей «геологической» карьеры, больше десяти лет Хаухер посвящал приятеля в ее детали, так что в результате Быкович готов был поручиться за него головой. В своем же истинном виде Хаухер показывался кому надо в качестве геолога, оформлял приобретенные на имя «геолога» ценности, недвижимость, банковские счета. Да, трудился он не покладая рук, этого у него не отнимешь. И вот решил наконец, что хватит, что отныне может уйти на покой и жить в роскоши. Настал момент покончить с Мейером ван Вейном и вернуться в собственную шкуру. Все шло просто прекрасно.
– Прекрасно! – повторил Тадик. – Но что же ему помешало?
– Не что, а кто, – поправил его Гурский. – Нелтье ван Эйк помешала. Как там все произошло в точности, мы вряд ли когда-нибудь узнаем. Скорее всего, покойная знала его исключительно как Мейера ван Вейна. Познакомились они давно, Мейер был достаточно молод, и, скорее всего, они стали любовниками. Но с годами Альберт начал сторониться Нелтье. И тут дело, наверное, не только в том, что баба ему надоела, просто Альберту Хаухеру приходилось заботиться о том, чтобы Мейер с годами старел. И Мейер старел, толстел и дурнел. Вспомните, что говорила Наталья Штернер – мол, Мейер раздобрел и перестал ее привлекать как мужчина, вот она с ним и порвала. А в случае Нелтье ван Эйк рвать пришлось Мейеру. Ведь согласитесь, не мог же он заниматься любовными шалостями с поролоновыми накладками по всему телу, обтянутыми имитацией человеческой кожи. Я опять перебила рассказчика:
– Кстати, о Наталье. Как получилось, что она знала имя Мейер ван Вейн? Ведь ей он представился шведом Гёрхардом Торном…
– А это один из немногочисленных проколов Хаухера. В качестве Мейера ван Вейна он вел какие-то дела с ее мужем, от Натальи старался держаться подальше, но все-таки сблизился с красоткой. Может, надеялся узнать через нее кое-какие секреты мужа. За шведа он себя выдал, не подозревая, что Наталья отлично знает его именно как Мейера. Наталья же отнеслась к этому как к уловке бизнесмена, а на его деловые махинации ей было глубоко наплевать.
Эльжбета Гонсовская тихонько попросила:
– Вы, пожалуйста, о той… об убиенной расскажите.
Гурский вздохнул.
– К этому времени Нелтье напала на след крупной аферы со страховыми компаниями, докопалась до Сомса Унгера и постепенно стала склоняться к мнению, что Соме Унгер – это Мейер ван Вейн. А когда тот захотел порвать с ней, видимо, не удержалась и с торжеством выложила свое открытие. Никто бы его ни в жизнь не раскрыл, а она смогла! Ну и что ему оставалось делать? Только убить ее.
– Только убить! – согласилась я. – Но почему он убил ее в своем настоящем облике? Насколько безопаснее было опять прибегнуть к камуфляжу.
Полагаю, из-за спешки, – ответил Гурский. – Ему надо было торопиться, ведь Нелтье в любую минуту могла проболтаться о своем открытии кому-то еще. Вероятно, под рукой у него был только грим Мейера, а этот персонаж еще требовался мошеннику, он не мог рисковать и в его образе совершить убийство. Видимо, угроза Нелтье застала его врасплох и надо было очень многое успеть сделать. Правда, машину Эвы Томпкинс он присмотрел заранее, но вот остальное… С остальным пришлось импровизировать. Например, с отелем «Кампанелла», где он якобы ночевал. Надо признать, блефовал он мастерски. Машина на стоянке, свет в номере всю ночь, бутылка вина на подоконнике… Да вы сами знаете, в таких отельчиках останавливаются обычно на одни сутки – полная приватность, нелюбопытный персонал… В общем, отличное алиби.
– А Марсель Ляпуэн? – спросил Витек. – Какова его роль?
– В принципе, особой вины за ним нет. Ну жиголо, легкомысленный тип, прожигатель жизни. Ну да, когда-то присвоил чужое имя, но произошло это, когда он еще был подростком. Трудно винить его за то, что хотел порвать с дурной компанией и не нашел другого выхода. К тому же второе имя ничего, кроме свободы, ему не принесло. Жизнь у него долгие годы была не сахар. В отличие от Альберта-Мейера, который разбогател на чужой смерти. И не просто разбогател, а использовал присвоенные деньги для старта своей грандиозной аферы.
Если помните, лондонский дом Мейера соседствует с домом Эвы и ее мужа. А Мейер из тех людей, кто выясняет абсолютно все о тех, кто находится рядом, – из осторожности и выгоды ради. Он понял, что у Эвы роман на стороне. Выяснил с кем именно. Быстро раскусил Марселя и решил, что тот может пригодиться. Уж по части изощренных планов равных Мейеру нет. Он под каким-то предлогом познакомился с ним лично, затем порвал с Нелтье и подложил ей в постель красавца Марселя – чтобы дамочка не бесилась. И первое время все шло чудесно, пока Марсель не взвыл от требовательной Нелтье, которую к тому же совершенно не любил. После этого у Мейера-Альберта все и пошло наперекосяк. Когда Марсель сбежал, Нелтье мигом вспомнила про своего любовника-афериста и решила отомстить хотя бы ему. Отыграться, словом, за свои любовные неудачи. И намекнула, что для нее не секрет его махинации. Вполне понятный поступок – может, как женщина она и чувствовала себя не слишком уверенно, зато как профессионал могла обставить любого. Скорее всего, ею двигало желание самоутвердиться в собственных глазах, а потом уже все остальное.
Мейеру пришлось действовать очень быстро. Использовать он решил все того же Марселя, чтобы можно было, в случае неудачи, свалить все на человека с сомнительным прошлым. Про Эву и ее связь с Марселем он знал. Он знал, что Эва с Марселем собираются встретиться в Париже и оттуда отправиться на Лазурный Берег. Провернув операцию по угону «мерседеса», он помчался на встречу с Нелтье. Думаю, в этот момент времени у него было в обрез. Ведь не мог же он разъезжать на чужой машине несколько дней, это слишком рискованно. Словом, убийство-то он подготовил, а вот преобразиться уже не успевал. Не исключено, что, назначая встречу Нелтье, он разговаривал с экс-любовницей голосом Мейера ван Вейна, дабы выманить ее на свидание.
– А французский бродяга Осадчий… он что, тоже покойник? – спросил Витек. – Или это поддельные документы?
– Самые что ни на есть настоящие. Осадчий когда-то сбежал во Францию, там стал бродягой и погиб при невыясненных обстоятельствах. Скорее всего, Мейер как-то был связан с бюрократическими процедурами по поводу смерти бродяги и не преминул прикарманить его паспорт.
– А меня убивать явился в истинном своем виде, – обиделась я. – Не счел нужным хоть немного потрудиться, чтобы изменить облик.
Пани Иоанна, если честно – вы для него явились главным камнем преткновения, – язвительно сказал Гурский. – Мало того, что видели его в тот момент, когда он привез труп Нелтье в Зволле, так еще без конца вмешивались в ход расследования. Кто посоветовал Эве обратиться в английскую полицию насчет соседского дома? А ведь это оказалось последним звеном, необходимым следствию, – отыскать логово преступника. И после того как второй свидетель, бедный Филип, был ликвидирован, пани оставалась единственной угрозой. Ну как было можно оставлять ее в живых? К тому же на хвосте сидела полиция. Тут не до переодеваний, не до организации несчастного случая, поскорей бы убить и сбежать. Правда, несчастный случай он все же попытался сымитировать, но вы, как всегда, вывернулись. Помните машину на шоссе, которую за поворотом занесло поперек дороги? А ведь автобус по расписанию должен был пройти там пятнадцать минут назад, но преступник не учел нашу польскую пунктуальность. Пришлось бедняге перенести ваше убийство на следующий день.
– Эй, кто там ближе к вину? Распечатайте бутылочку, как-никак я все еще жива, – обратилась я к гостям.
– А почему пан так хорошо обо всем осведомлен? – поинтересовалась Мартуся. – Что вы Иоанну давно знаете, это мы в курсе. Но почему голландская полиция с вами всем делилась?
– Все дело в том, – ответил Гурский, – что мне, как доброму знакомому пани Иоанны, поручили заботиться о ее безопасности, ведь она же главный свидетель. Зная пани Иоанну долгие годы, я понимал, что дело предстоит тяжкое. Но я все же старался как мог. А когда эта безответственная особа отправилась на Балтику, я понял, что именно там преступник и постарается ее убить. Место-то идеальное в это время года. Так что я связался с пограничниками, а затем и с паном Вальдемаром, попросил его опекать гостью.
– Так вы посещали меня по заданию полиции? – расстроилась я. – А я-то думала, мой замечательный чай вас привлекает.
Гурский поспешил заверить, что одно другому совершенно не мешало.
– А почему такое большое значение придавали тайной берлоге преступника? – спросила Мартуся. – Ведь были же неопровержимые доказательства, ну хотя бы отпечатки пальцев.
– С этим тоже не все так просто. Отпечатки пальцев Мейера ван Вейна не были настоящими. Он наклеивал на пальцы специальную пленку, и отпечатки пальцев ван Вейна не совпали с отпечатками Альберта Хаухера.
– Бедняга! – вырвалось у Эльжбеты Гонсовской. – Мало того, что всю жизнь другими прикидывался, так еще и отпечатки пальцев менял.
– Вот именно! – подхватил Гурский. – И для всех этих преображений ему нужна была надежная крыша. Тот самый дом в Челси, доставшийся по наследству… да какое там наследство! Разумеется, и здесь все было тщательнейшим образом сфальсифицировано, комар носу не подточит. У него было все подготовлено для того, чтобы уйти на покой, – дом, настоящий паспорт, настоящие права на машину, все документы, подтверждающие его безупречное прошлое. И этот дом в Англии разоблачил его! Чего там только не было! Маски, парики, волосы, бороды и усы, материалы самого разного предназначения, контактные линзы – словом, все последние изобретения науки и техники вплоть до искусственной кожи. Но главное – настоящие отпечатки пальцев.
– Так Эву Томпкинс он знал раньше?
Разумеется. Он все про нее разнюхал. К тому же Эва любила поболтать по телефону, выйдя на террасу. А преступник на слух не жаловался, да и польский знал в совершенстве.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32