Конечно, я его знаю, уже лет десять делами хозяйки занимается, зовут его Мейер ван Вейн, хотя в последнее время она и его начала поругивать, чем-то ей не угодил.
А больше всего от нее досталось, пожалуй, Хелберту Муллеру. Какому? Да такой молодой, лет на пятнадцать моложе ее, она в него вцепилась, словно когтями. От баб у него отбою не было, а она хотела его только для себя держать. Да и он не шибко возражал. Погодите-ка… лет пять назад, а то четыре года, вроде как она ему нравилась, машину от нее получил, золотой портсигар. А может, только притворялся, что любит ее, кто их там разберет. Хотел, чтобы она на него завещание составила, это я узнала, когда хозяйка вслух размышляла, а я слушала да помалкивала.
– И она составила завещание?
– Чего не знаю, того не знаю. Это уж repp ван Вейн должен знать. Ну и начались между ними скандалы, а два года назад Хелберт этот куда-то запропал. Ходил вокруг хозяйки один такой… он строительством занимался, землей, недвижимостью. Я гляжу – то букет ей подарит, то в ресторан они идут, ну так она его не хотела, больно старый, говорила, и лысый… Ей молоденьких да смазливых подавай. А сама уже далеко не молодка, и возраст солидный, и фигура не та… И если кто ей на чувства не отвечал, мстила страшно.
– Каким же образом?
– Заработать не давала, в этом своем банке. И если кто пытался там смухлевать или немного для себя урвать, она тут же разоблачала и трезвонила на весь свет. А потом насмехалась. Злобно так! За горло схватит и не выпускает, жертва только зубами скрежещет, а куда деваться? Она ведь там самая главная по контролю за сделками была, следила, чтобы все по закону. Она сама мне рассказывала, хохотала так еще.
Для нее сделать пакость человеку – слаще меду. Ну конечно, все по закону…
Вот так вырисовывался образ ведьмы – злой, мстительной, могущественной и очень самоуверенной. Друзей не было, сотрудники ненавидели… Даже лучшая и единственная подруга, сама того не желая, дополнила этот образ.
Правда, Янтье Паркер утверждала, что покойная была человеком кристальной честности, отличным специалистом в своем деле. Однако и ей не удалось скрыть неприязненное отношение подруги к людям. Например, Нелтье доставляло огромное удовольствие навредить человеку, толкнуть его в финансовую пропасть, лишить работы. И если только представлялся такой случай, никогда его не упускала. Может, сказывалось и то, что она так и не нашла близкого человека, мужчины бежали от нее, хотя и непонятно почему – женщина интересная, со средствами. Может, слишком умная? И деспотичная, что уж тут скрывать… Но ведь это не такой уж большой недостаток, бывает и похуже.
Очень положительную характеристику дал покойной адвокат Мейер ван Вейн. Красивые женщины имеют право быть капризными, а покойная, царство ей небесное, к тому же была на редкость талантливым бизнесменом, всегда соблюдала законность и не выносила, когда другие ее нарушали. Впрочем, соблюдение законности являлось ее прямой обязанностью, так что она лишь хорошо выполняла свою работу. Да, в банке случались и неприятности. Вот совсем недавно он понес большие убытки, осталось много неясностей, но Нелтье с ее умом и дотошностью наверняка разобралась бы во всем, если бы не погибла… Враги? Были, а как же. Да все, кому она встала поперек пути, не дала смошенничать.
Мужчины в ее жизни? Конечно, это естественно, но связь обычно недолго длилась. Возможно, женщина и в самом деле была несколько… агрессивная, но ведь сейчас большинство деловых дам таковы.
За день Юи Рейкееваген сумел опросить семь человек. Заниматься бумагами в доме покойной инспектор поручил своему помощнику, молодому человеку с университетским дипломом, который прекрасно разбирался в финансовых вопросах и имел большой опыт по части махинаций в этой области. Кристальная честность, разумеется, ценное качество, но не мешает и проверить.
Полицейская машина заработала на полную мощь. Расследование двигалось во всех направлениях. На себя инспектор Юи Рейкееваген взял самое тонкое дело – беседы с друзьями и знакомыми Нелтье ван Эйк.
И уже через несколько дней наметил нескольких подозреваемых.

***

Мне нанес визит Роберт Гурский.
Видеть его мне было вдвойне, даже втройне приятно. Ну, во-первых, он просто мне симпатичен, а дружба наша насчитывала уже не один десяток лет. Во-вторых, учитывая его причастность к органам правопорядка, я могла рассчитывать на то, что узнаю кое-какие интересующие меня тайны. Ну и в-третьих, я могла послать к чертям собачьим осточертевшую работу, от которой меня уже дурнота одолевала: я приводила в порядок бумаги во всех ящиках стола, поскольку потерялась страховка, на которой был записан очень важный телефонный номер. Правда, в ходе поисков я забыла, для чего мне этот номер нужен, но твердо знала – нужен позарез. А теперь я могла с чистой совестью бросить бумаги и заняться гостем.
Тайны следствия инспектор Гурский сообщил мне прямо с порога, причем безо всякой моей просьбы.
– У голландцев поначалу неувязочка получилась. Но теперь они точно установили личность женщины, обнаруженной в багажнике «мерседеса». Никакая она не Эва Томпкинс.
– Так это для меня давно не секрет, – разочарованно пробурчала я.
– А некую Нелтье ван Эйк пани случайно не знает?
– Никогда о такой не слыхала. Голландка, судя по фамилии? В Голландии я вообще никого не знаю. Вот странно! У меня полно знакомых во Франции, в Англии, в Дании, в Швеции, в Австрии, в Италии, в Германии, в Канаде, даже в Австралии, в Голландии же – ни одного человека. Кто такая эта ван Эйк?
– Та самая дама из «мерседеса».
– Скажите пожалуйста! И что?
– И расследование уже идет вовсю. Инспектор Рейкееваген официально обратился в нашу полицию, а я, услышав о роли пани в этом деле, взял на себя смелость явиться непрошеным гостем. Согласитесь, это лучше, чем таскать вас в комендатуру. С пани всегда приятно поболтать, да и на чашечку кофе наверняка можно рассчитывать. Хотя какой кофе, пани ведь бесподобно заваривает чай! Можно попросить стакан чаю? Лучшего в мире.
– Может, он и был бы лучшим в мире, – без ложной скромности отозвалась я, – если бы я заваривала его по всем правилам, без спешки и без единой дурной мысли. Но в любом случае пан инспектор может быть уверен, что заварен чай будет на самой лучшей воде.
И вот мы уселись за стол и, попивая чаек, приступили к работе. Гурский демонстративно вытащил диктофон. И правильно сделал, зачем прятать, а мои показания лучше передать голландскому инспектору в самой полной версии. К тому же их придется переводить, и переводчику понадобится по нескольку раз прокручивать отдельные фразы, не заставлять же меня снова и снова талдычить одно и то же.
Я очень старалась, описывая тот памятный день, в деталях пересказать все, что тогда произошло, особое внимание уделив событиям на стоянке. Лапочка Гурский в долгу не остался и взамен рассказал мне, откуда появились удобные свободные места на автостоянке перед гостиницей, – ну, о том бугае, который всегда занимал два места, иначе не помещался. Какой милый человек, недаром у меня никогда не было предубеждений в отношении толстяков.
– Я сам хотел знать, откуда там появились свободные места, да сразу два, – признался Роберт Гурский, – и вообще при расследовании дела люблю сразу же выяснять все неясности и сомнения, пусть и мелочи.
Я сразу же ухватилась за возможность и свои мелочи выяснить.
– Тогда скажите мне, бога ради, кто же заметил меня, когда я под проливным дождем парковалась перед отелем? Я же огляделась – пусто всюду, страшно всюду. Что-то будет? Что-то будет?
А пани не может обойтись без поэзии? – улыбнулся полицейский. – Особенно без цитирования нашей национальной гордости. На меня эта привычка пани всегда действует угнетающе, сразу чувствую недостатки своего гуманитарного образования. Ребенок видел, такой шустрый мальчишка. Он, пожалуй, был единственным человеком, который в ту ночь не в телевизор пялился, а в окно. Правда, по его словам, в этом не было его заслуги, просто «по телику одну скукоту крутили».
– Должно быть, у парня отличное зрение, – похвалила я. – А толстяка, который поперек стоял, он не заметил?
– Нет, толстяк к тому времени уехал, иначе пани негде было бы поставить свою машину. И преступнику свою, а точнее, не свою… Впрочем, давайте не отвлекаться, мне надо закончить писать показания пани для инспектора Рейкеевагена. Он ведь сюда не приедет, не зная польского.
– Да, иностранные языки – великое дело. Хотя наш относится к одним из самых сложных. И из-за грамматики, и из-за произношения. Зато наша сложная грамматика дает польскому языку отличную эластичность. Слышали, в последнее время нашлись умники, хотят внести поправки в польский язык, всячески облегчая его. Зла не хватает! Эта вонючая чиновничья посредственность, эти балбесы пустоголовые! – с ходу завелась я.
– Пани, никак, собралась о политике рассуждать? – уколол меня инспектор.
– Нет-нет, давайте вернемся к нашим баранам.
– Давайте. К Гонсовским тоже кого-то из наших послали, должно быть, уже вернулись из Ломянок. О, по лицу вижу… пани тоже в курсе?
Я кивнула. В конце концов, ничего противозаконного я не сделала. Гонсовская мне не выдала никаких тайн, напротив, это я ей высказывала свои предположения. А Гурскому, опытному милицейскому работнику, должна быть хорошо известна разница между тем, что общественность расскажет во время допроса полиции и что – просто обычному гражданину. К полиции общественность относится настороженно и на всякий случай старается утаить от нее как можно больше сведений.
– О, пан желает поговорить о политике? – передразнила я его.
Инспектор Гурский хорошо знал о моей давней любви к органам правопорядка, знал и о том, что я неплохо умею общаться с общественностью, поскольку сама являюсь ее составной частью.
Помолчав, я начала:
– Я вам расскажу, а вы уж сами сравните мои сведения и то, что они узнали. И, хотите вы того или нет, я еще и свои соображения приложу, уж вы меня знаете. Итак, Ядя в Челси изо всех сил пытается оставаться лояльной, она любит миссис Томпкинс и недолюбливает ее супруга. Девушку перепугали неожиданные события, со страху она сбежала к подружке, но если ей удалось установить контакт с мамусей, то та ее немного успокоила и Ядя должна прийти в себя. Что отколола Эва, я не имею понятия, знаю твердо лишь одно – закрутила роман и, воспользовавшись отсутствием мужа, укатила с хахалем… отдохнуть, ха, ха… Дело житейское. Там, в Зволле, машина была ее?
– Ее.
– Представляю, как эта новость ее потрясла. Пусть, черт возьми, тщательно разберутся, где и когда могли у нее увести машину, потому что ни в жизнь не поверю, будто в любовном угаре она нашла время для участия в мокрухе. Не знаю, как часто уезжает ее супруг и ей выпадает случай насладиться жизнью, об этом тоже можно порасспросить домработницу. И еще, насколько мне известно, он у нее – прямо Аполлон или Дон Жуан во плоти, демонический тип…
– Любовник, насколько я понимаю? Не муж?
– Любовник, разумеется. А муж богатый.
Помолчав, инспектор Гурский удовлетворенно заметил:
– Не знаю, к каким выводам пришел инспектор Рейкееваген, но соображения пани переведу ему с особым удовольствием. Я лично тоже Эву исключил бы из подозреваемых.
– Как хорошо, что мы с вами, пан Роберт, можем себе позволить беседовать в какой-то степени частным образом…
– Сама пани много раз повторяла, что полицейский – тоже человек.
– В глубине души. Но совсем другое дело – снаружи. Что же касается Эвы, то я, кажется, догадалась, почему вы вдруг решили, что она проживает у моей Мартуси в Кракове. В дни Эвиной молодости на том месте не было никаких домов, обычная городская окраина, поля, луга, изредка халупки, и в этой хатенке мог проживать любой Эвин родственник, подруга, вообще кто угодно. А раз тут у нее такой роман наклюнулся… раз мужа надо с толку сбить, то она и сообщила несуществующий польский адрес. Муж мог разыскивать ее до посинения. А моя Мартуся чиста как слеза младенца.
– Как слеза, – повторил Гурский, явно думая о другом. – Провалиться мне на этом месте… пусть меня корова на мороженое пригласит, если пани действительно не единственный человек, который собственными глазами видел предполагаемого убийцу на стоянке в Зволле.
Корова малость сбила меня с толку. Проклятое воображение! Я так и видела ее на зеленом лугу у маленького столика с мороженым, как эта холера с ужимками пытается изящно присесть и грациозно обмахивается хвостом. С некоторым усилием отделавшись от. коровы, я без особого интереса спросила:
– Ну и что?
– А то, что на его месте я бы пани прикончил. Если на него не выйдут в ближайшее время, пани окажется в очень опасном положении.
Я заинтересовалась:
– А могут выйти?
– А леший ведает. Но я постараюсь узнать. Пока я не во всем уверен, скорее просто догадываюсь, слишком мало доказательств, но думается мне, там имеет место некий финансовый зигзаг…
– Мафия?
– Как раз нет…
Тут Гурский глянул на диктофон и махнул рукой:
– А, бог с ним, в случае чего сотру. Нет, не мафия. Один человек. Правда, я не исключаю наличия сообщника, даже двух или трех. Чтобы было кем жертвовать. Покойницу первую пристукнули.
– Тогда остальные должны встревожиться?
– Повторяю, это пока лишь мои домыслы… А волноваться им незачем, они согласовали между собой, что надо пустить ее в расход, может, излишне язык распускала. А может, денежки зажала и выдвигала условия… Как мне представляется, в деле крутятся миллионы евро. И только пани видела того типа и опознает в случае чего. Теперь понимаете?
Я разозлилась.
– Попрошу не запугивать! Откуда он узнает, что я – это я? Каким образом выйдет на меня? Он что, следил за мной? До куда? До Алиции? Нет, милый, когда утром я уезжала из гостиницы, рядом никого не было. По автостраде я ношусь быстро, терпеть не могу, если кто-то висит на хвосте. И вообще всякий сопровождающий бросается в глаза. А польские дороги? Ха-ха-ха! Представляю я этого несчастного иностранца на польских дорогах!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32