Звали его - Михал Ольшевский, он был смотрителем
музея в Ливе. В Ливе!.. Почти у нас под носом. Я пыталась выведать еще
что-нибудь, но псих не хотел разговаривать. Он издавал только радостный
восклицания, свидетельствовавшие о том, что дело поразительно важное.
Принимая во внимание количество трупов, я легко этому поверила.
Не стоит и говорить, что эту добычу я из рук не выпустила.
- Никаких ожиданий до завтра, - твердо сказала я. - Насколько я
разбираюсь в жизни, как пить дать, до завтра вас кто-нибудь грохнет, и вся
эта бодяга начнется заново... Едем со мной и никаких возражений!
Ева одобрительно закивала, а Михал Ольшевский засиял еще больше, хотя
это и казалось невозможным. Он искренне признался, что испытывал некоторые
опасения и собирался следовать за нами на такси. Полное совпадение желаний
позволило нам приступить к действиям.
Из Миланувки Тадеушу пришлось возвращаться в многочисленной компании.
Как оказалось, вспышки у него не было. Две недели назад он одолжил ее
человеку, который теперь всячески избегает встреч с ним, откуда можно
сделать вывод, что вспышка отправилась ко всем чертям. Наверное, он ее
разбил. Слегка обеспокоившись, я потребовала от Тадеуша приложить побольше
энергии и уведомить меня, когда он получит прибор. Вместе с Евой они могут
привезти ее прямо в Волю, где, благодаря происходящим событиям, жизнь
протекает достаточно интересно.
- Я сейчас поеду туда с этим человеком, - на всякий случай добавила
я. - Если по дороге меня убьет неизвестный, вы знаете, что сказать
следствию.
Михал Ольшевский сидел тихо и в наши разговоры не вмешивался.
Выглядел он так, будто изнутри его распирала неизвестная субстанция,
выделяющая свет. Его присутствие заставило меня отказаться от поисков
вспышки по другим знакомым и махнуть рукой на ловушку, которую должен был
заменить живой источник информации. От дома Тадеуша я направилась прямиком
в Волю.
- Какого черта вы шлялись по двору Хмельной, сто двадцать два, если
знали, что Влукневские жили на Хмельной, сто шесть? - спросила я,
выбравшись на люблинскую трассу. - Хоть это вы скажете?
- Я шлялся по всем дворам, - с выражением безграничного счастья
ответил Михал Ольшевский. - Того, что я пережил, словами не опишешь.
- Нас было трудно найти?
- Трудно!.. Ха-ха! Вообще невозможно! Вы извините, но про это я могу
рассказать сразу!
С большим интересом я выслушала описание тернистого пути к потомкам
моих бабки и деда. От Влукневских из села Михал Ольшевский узнал, что
Франтишек и Полина имели трех дочерей, которые скорее всего вышли замуж и
сменили фамилии. Новых фамилий он, естественно, не узнал. В адресном столе
ему не помогли. Влукневские были, он получил много адресов и потратил
массу времени на то, чтобы понять, что это совсем не те люди, которых он
ищет. Они были разбросаны по всей Польше, некоторые не отвечали на письма,
поэтому он наездился досыта. Еще больше времени он потратил в Тарчине, где
Влукневские жили во время войны, там он даже нашел семью, которая их
когда-то знала, но его преследовали неудачи: единственный член этой семьи,
хорошо помнивший Франтишека Влукневского, как раз недавно умер, остальные
ничего не знали и понятия не имели о фамилиях повыходивших замуж дочерей.
Что еще хуже, он выяснил, что этих Влукневских искал кто-то другой,
немного раньше, и этот другой успел переговорить с покойным членом семьи
еще при жизни. Он страшно переволновался и начал исследовать кладбища. В
Повонзках, обойдя могилу за могилой, прочитав надпись за надписью, он
понял, что обеспечит себе работу на ближайшие десять лет, поэтому перешел
к администрации кладбищ. Ни в одной конторе во всем воеводстве он не нашел
имени Влукневских. Обидно.
- Вы правильно не нашли, потому что Влукневские лежат в склепе, а
склеп записан на имя моей мамуси. И вообще, откуда вы взяли Повонзки?
Начинать надо было с Брудна!
- Семья старая, я и начал с самого старого кладбища...
Потерпев поражение на кладбищах, Михал сменил направление
деятельности и нашел село Голодоморицы, где также надеялся добыть
кое-какую информацию. Он ее получил, но такую, что волосы на голове стали
дыбом...
- Хо-хо!.. - вырвалось у меня и я прикусила язык.
- Извините? - заинтересовался Михал.
- Ничего, ничего. Говорите дальше...
Михал подозрительно посмотрел на меня и продолжил рассказ. Информация
из Голодомориц окончательно его расстроила, в приступе отчаяния он начал
часами блуждать по Хмельной улице. Жили же здесь когда-то эти чертовы
Хмелевские, должен же их кто-то знать! Кто-то мог вернуться домой после
войны, какой-нибудь кум, сват или сосед, должен же хоть кто-то хоть что-то
знать...
- И пожалуйста! - торжествующе закончил он. - Самая глупая идея
оказалась удачной! Вы нашлись.
Это понравилось даже мне. Я нашлась исключительно благодаря тому, что
там живет Ева, которой в те времена и на свете не было. Парню крупно
повезло...
- Еще можно было дать объявления в газеты, - критически заметила я. -
Время от времени мы кое-что читаем...
Михал Ольшевский беспокойно заерзал.
- Что вы?.. Это исключено! Это могло произойти только в крайнем
случае!
Я удивилась, откуда у него такая неприязнь к прессе. Михал Ольшевский
таинственно понизил голос.
- Все должно оставаться в тайне, это очень деликатное дело, оно не
должно привлекать ничьего внимания. Могут возникнуть некоторые
сложности...
- Не могут, а уже возникли, - сварливо поправила я. - Два трупа и
один недобитый, совсем не плохой эффект.
- Что?.. Как это?!..
- Вот так? Вы не слышали об убийствах под Венгровом? Они потрясли всю
округу. Я абсолютно уверена, что ваша тайна и наши трупы, в количестве две
с половиной штуки, это одно и то же дело. Все закручено вокруг нашей
семьи.
- Что вы сказали?! Трупы?!.. Действительно кого-то убили?!..
- Да, среди прочих и Менюшко из Голодомориц. Готова поклясться, что
там вы искали Менюшко! Можете молчать дальше - может, еще пара трупов
появится...
Михал Ольшевский окаменел. Я рассказала ему про убийства в Воле,
надеясь, что он не выдержит, как-то отреагирует, разболтается, а я
наконец-то что-нибудь узнаю. Заинтригована я была дьявольски. Что это за
штучки, которые мои родственники выкидывали в те давние времена. Этот
парень наверняка что-то об этом знал. Вообще-то все складывалось, но
истоки загадки до сих пор были тайной!
Михал Ольшевский отреагировал так, что мне стало страшно за машину.
Он мог вырвать рычаг переключения скоростей, выбить стекло или раскрошить
приборную панель...
- Менюшко!!!.. - возбужденно стонал он, заламывая руки и вырывая
волосы. - Лагевка!!!.. Все могло разойтись!!!.. Больницкий!!!..
- Немедленно успокойтесь, а то я вас выброшу! - сердито пригрозила я.
- Конечно, вы меня выбросите... Боже мой! Значит все разошлось!!!..
Ну да, эти женщины в вашей семье... Вы меня выбросите!..
- Псих, - произнесла я приговор и нажала на газ, чтобы побыстрее
добраться до места и убрать сумасшедшего из машины. Как видно, мои
родственники успели навредить ему и из могилы...

Вечером, в половине девятого, в доме Франека, в комнате на втором
этаже собралась вся семья. Михал Ольшевский положил на стол большой и
очень тяжелый пакет, за которым мы заехали по дороге. Он взял его в музее
в Ливе, после того как оправился от потрясения и немного успокоился.
Операция освидетельствования личностей прошла безболезненно. Все с
суетливой поспешностью показывали ему свои документы. У Терезы, кроме
паспорта, с собой оказалось даже свидетельство о рождении. Локализовать
трех наследниц Полины Влукневской удалось без труда, контакт с ними принес
Михалу явное облегчение.
- Наконец-то, - взволнованно вздохнул он. - Я вас уже обыскался!..
Наконец-то! Теперь что-то прояснится. Я ничего не скажу, объясняться будем
потом, я предвижу некоторые сложности! А пока я вам просто покажу это...
Он торжественно развернул установленный на виду пакет. Как
загипнотизированные, мы следили за его руками. Из под нескольких слоев
толстой бумаги показался железный сундук, из которого Михал вынул какую-то
ломкую, пожелтевшую, по-видимому, очень старую бумагу.
- Это завещание, - вдохновенно произнес он. - Завещание пани Софии
Больницкой, матери Катарины Войтычко, вашей прабабки. Вы предпочтете
прочесть сами или зачитать вслух?
- Читай вслух, сынок, - торопливо сказала Люцина, - а то мои очки
где-то потерялись.
- А что, Тереза снова убирала? - невольно вырвалось у меня.
- Тихо! - зашипела Тереза.
- Во имя отца и сына и святого духа, - торжественно начал Михал, и
Тереза инстинктивно перекрестилась. - Я, нижеподписавшаяся София из
Хмелевских Больницкая, будучи в здравом уме, но после долгой жизни,
приближаясь из-за болезни к царству небесному, в присутствии благородного
пана нотариуса Бартоломея Лагевки, настоящим сообщаю свою последнюю
волю...
Ошеломленно и безмолвно мы вслушивались в необычные фразы. Прабабка,
царствие ей небесное, отписывала гигантское наследство потомкам своей
старшей внучки, полностью забыв о своей дочери Катарине. Единственными
потомками этой внучки были моя мамуся и две ее сестры...
Добравшись до конца завещания, Михал Ольшевский одним духом прочитал
еще несколько документов, касающихся нашей семьи. Наконец, он замолчал и
посмотрел на нас гордым взглядом победителя. В комнате воцарилась звенящая
тишина.
- Наконец-то Франек успокоится, - внезапно произнесла тетя Ядя. -
Теперь хоть ясно, что он сторожит.
- Ничего не понимаю, - недовольно отозвалась моя мамуся. - Здесь
убивают за прабабкины усадьбы? За эти мельницы?
- Скорее, из-за винокурни, - пробурчала Люцина.
- Подождите! - вдруг оживилась Тереза. - Из этого же явно следует,
что это не мы должны что-то кому-то отдать, а нам, так? Ну скажите же, так
или нет?
- Ну, так... Похоже, что так...
- И мы никому ничего не должны? Слава богу! А то мне это уже
надоело!...
Михал Ольшевский сорвался с кресла.
- Как вы можете?! - крикнул он со смертельной обидой. - Какие еще
усадьбы, об усадьбах и речи не было!..
- Как это? Вы же сами читали нам завещание прабабки, - удивленно
перебила моя мамуся. - Зачем же убивать, если все национализировано...
- Да ведь не это важно! Черт с ними, с усадьбами и с винокурней! Вы
что, совсем не слушали? Сундук!!!
- Какой сундук? - заинтересовалась Люцина.
Михал Ольшевский отчаянно застонал, схватил завещание и заново
зачитал фрагмент, касающийся окованного сундука, полученного Бартоломеем
Лагевкой на хранение. В сундуке должны были лежать разные ценные вещи и
пятнадцать тысяч рублей золотом.
- И что стало с этим сундуком? - спросила моя мамуся.
- Давным-давно сгинул, - убежденно ответила Люцина. С того времени
прошли две мировые войны...
- И одна революция, - ехидно подсказала я.
- Две революции, - нервно поправил Михал. - Какая разница? Это не
имеет значения...
- Сынок, опомнись, - с жалостью произнесла Люцина. - Что могло
сохраниться за две войны и две революции! Давно все разворовали!
Михал Ольшевский разволновался настолько, что начал глотать части
предложений и даже слов:
- Во-первых, нота... В тридцать ...вятом... году! - кричал он. -
Лежало, как и лежит! Согласно во... во-вторых! Вот так! Я знаю! Ни на
каких рынках! Не было!...
- Дайте ему воды, а то у него судороги начнутся, - забеспокоилась
Тереза.
- Зачем вы его расстраиваете, - упрекнула их тетя Ядя. - Дайте ему
договорить. Пусть он расскажет все, что знает.
- Ну ладно, пусть скажет, - согласилась Люцина. - Я во все это вообще
не верю, но пусть будет так, как он хочет.
Михал Ольшевский, пытаясь обрести дар речи, вытягивал из сундука и
разбрасывал по столу документы. Он схватил стакан Терезы с остатками чая и
залпом выпил. Поперхнулся, отдышался, собрался, разложил бумаги в нужном
порядке и вновь приступил к объяснениям, пытаясь подавить охватившее его
волнение.
Из повторно прочитанных бумаг неумолимо следовало, что таинственный
сундук две революции и одну войну выдержал. Оставался вопрос второй войны.
Михал Ольшевский уперся, что сундук должен был выдержать и вторую,
поскольку ни один из содержавшихся в нем предметов никогда не увидел
дневного света. Ни один из них никто не продавал и не покупал. Ни один
нигде не появился. Сундук должен где-то лежать нетронутым и все тут!
- Что это вообще за предметы? - раздраженно спросила Тереза.
- Ну, наконец-то! - победно выкрикнул Михал. - Наконец-то! Сейчас вы
убедитесь...
Он схватил очередную бумажку очень большого формата, частично
порванную и будто изъеденную молью.
- Монет золотых и серебряных разных, две тысячи штук, в том числе
византийских, давно не используемых, - довольно объявил он. - Это
нумизматическая коллекция высшего класса!.. Вот, пожалуйста... Подсвечник
золотой, семирожковый, весом в пуд с четвертью, украшенный каменьями и
зеленой жемчужиной грушевидной формы в основании, выкупленный триста лет
назад у рода неких Ожинов, добытый во время крестовых походов, одна
штука... С зеленой жемчужиной, обратите внимание. Такие подсвечники есть,
но как раз с зеленой жемчужиной ни одного... Кубков серебряных,
изготовленных по заказу графов Лепежинских при жизни короля Батора, с
оленями, на ножке в форме рогов, три штуки... Сервиз серебряный, на
пятьдесят восемь персон, исполненный краковским ювелиром в 1398 году от
Рождества Христова, со сценами охоты... Шкатулка для драгоценностей из
чистого золота, в итальянском стиле, с искусной резьбой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33