Он чувствовал, как ярость вскипала в старике. Ярость и другие эмоции
разбивали мрачную пассивность его самоистязания, в которую он впал со
времени событий в Кво. Но, как и его печаль, злоба Ингольда была
молчаливой. Спокойным, жестким голосом он сказал:
- Может, Джил предпочла бы остаться в этом мире.
- Бред какой-то, - фыркнул Руди, - что касается меня, то я не выбираю
один чертов путь или другой. Но у нее есть жизнь там, свое место в том
мире, карьера, в конце концов, которую она хотела бы сделать. Если она
останется здесь, то будет ничем, разве что солдатом, а ведь она мечтала
стать ученым. И теперь по твоей милости она застрянет здесь, пока ее не
доконают Дарки, холод или глупая война, в которую Алвир втянет Убежище.
Эта женщина мне не безразлична, Ингольд, и я не позволю тебе привязать ее
к этому миру навсегда против ее воли. У тебя нет такого права.
Колдун вздохнул, и жизнь, казалось, ушла из него снова, забрав даже
сильные вспышки гнева. Он медленно опустел голову и еле слышно сказал:
- Да, ты прав. Я должен вернуться.
Руди начал говорить что-то еще, но, не закончив, сделал глубокий
выдох. Ярость Ингольда озадачила его, а эта внезапная капитуляция
обескуражила. Но он ощущал, как разбиваются в старике оковы
ожесточенности, мрачной ненависти к самому себе, которая придавала ему
силы. Теперь не было ничего.
Он сказал спокойно:
- Я вернусь в лагерь. Ты сможешь найти дорогу туда?
Ингольд кивнул не глядя. Руди оставил его там и медленно зашагал
назад по своим невидимым следам. Двойные наконечники его посоха мерцали
при звездном свете пустыни. Один раз он оглянулся и увидел, что старик
даже не сдвинулся с места. Темный силуэт сливался со скалой, он был едва
различим, не более, чем темное пятно на фоне неясных, расплывчатых
очертаний земли за скалой.
Когда Руди возвращался в лагерь, он не мог припомнить, чтобы видел в
своей жизни кого-либо, настолько же одинокого и несчастного.

- Думаешь, кто-нибудь дома?
Свет луны дождем проливался на город, лежащий перед ними, похожий на
скопище маленьких глинобитных коробок, взбирающихся на холмы за дорогой.
Далекий звук текущей воды и густые кучки финиковых пальм, черные на фоне
ледяного сверкающего неба, отмечали место, где ручей стекал с холмов.
Несколько домов были взорваны и разрушены. При первом же взгляде
становилось ясно, что произошло это недавно.
Кирпичи растащили, чтобы привести в порядок те здания, которые
уцелели, превращая их в собственные маленькие крепости. С внешней стороны
от фундамента до деревянной крыши они были покрыты аккуратно выписанными
узорами, картинками и религиозными символами. В одном домике красивая
женщина стояла на спине подвешенного на крюк дьявола. Ее левая рука была
поднята и обращена к толпе неточно изображенных, похожих на рыб, Дарков.
Правая рука и плащ укрывали толпу коленопреклоненных просителей. При свете
убывающей, покрытой тучами луны рисунок пугал своей примитивной красотой.
Краски терялись в лунном свете, но очертания фигур проступали поразительно
четко. Почему-то эти рисунки напомнили Руди руны, изображенные на дверях
Убежища.
- Возможно, - заметил Ингольд в ответ на вопрос Руди. - Хотя вряд ли
они оставляют двери открытыми на ночь.
- Тогда нам придется идти в церковь, - вздохнул Руди и пошел по
тенистым узким улочкам. Ингольд перемещался медленно и плавно, как
призрак.
"Яд, - думал Руди, - выходит из организма старика".
Когда он изредка заговаривал, казалось, что по крайней мере он
понимает, с кем разговаривает. Руди тосковал по его юмору, противоречивому
фатализму взглядов и короткой, подрагивающей усмешке, так менявшей его
неповторимое лицо.
Однако, когда они добрались до церкви, Ингольд удивил Руди, обойдя ее
и постучав в тяжелую дверь пристроенного узкого флигеля, похожего на
крепость. Он постучал в тяжелую дверь. Внутри послышалось движение и звук
отодвигаемого засова. Дверь быстро открыли и снова закрыли за ними.
Невысокий, круглолицый молодой священник со свечой в руке впустил их.
- Прошу вас... - начал он и осекся, увидев лицо Ингольда. В мягком
янтарном свете было заметно, как кровь отхлынула от его лица.
Внезапное молчание священника отвлекло Ингольда от тяжких дум, и он,
озадаченный, посмотрел на молодого человека.
Священник прошептал:
- Это был ты.
Ингольд нахмурился:
- Мы встречались раньше?
Священник торопливо отвернулся и неловко поставил свечу на маленький
столик в комнате.
- Нет-нет, конечно, нет. Я... пожалуйста, добро пожаловать в этот
дом. Уже поздно для путешественников вроде вас...
Он запер дверь на засов, и Руди заметил, что руки его дрожат.
- Я брат Венд, - сказал он, снова повернувшись к ним. Священнику было
чуть больше двадцати лет. Голова его была обрита, но по цвету черных
бровей и искренних карих глаз Руди предположил, что волосы были черными
или темно-каштановыми, как у него самого. - Я деревенский священник, -
прошептал брат Венд, чтобы скрыть свою нервозность или страх. - Теперь,
боюсь, единственный. Будете ужинать?
- Спасибо, мы поели, - сказал Руди, и это было правдой. Кроме того,
рассудил он, если дела здесь обстояли так же плохо, как в Убежище, то
наверняка вся еда кончилась. - Все, о чем мы просим - это постель на полу
и стойло для нашего ослика.
- Разумеется, конечно.
Священник пошел с ним, чтобы поставить Че в конюшню. Пока Руди стлал
подстилку и устраивал Че, он сполна выдал священнику все новости, какие
знал - о падении Гея, об отступлении к Ренвету, об армии Алвира и
разрушении Кво. Он не упомянул ни о том, что Ингольд был колдуном, ни
показал свою собственную силу. После обмена любезностями Ингольд удалился
и, присев возле маленького очага камина, стал размышлять в тишине. Но в
течение вечера, пока Руди и брат Венд тихо шептались в тени маленькой
комнаты, молодой священник то и дело косился на Ингольда, будто пытаясь
сопоставить этого человека с каким-то волнующим воспоминанием. И Руди
видел, что воспоминание это пугало его.
Руди как раз укладывался спать на полу возле камина, когда послышался
торопливый стук в дверь. Без колебаний брат Венд встал и отодвинул
задвижки засова, чтобы впустить двух маленьких детей из темноты улицы.
Это были две девочки восьми и девяти лет с песочного цвета волосами и
орехово-карими глазами, типичными для жителей Геттлсанда. Журчащим
сопрано-дуэтом они передали путаный рассказ о желтой болезни и лихорадке,
о своей матери и маленькой сестренке Дэниле, о прошлогоднем лете и
сегодняшнем вечере, сжимая рукава молодого человека и глядя на него широко
открытыми испуганными глазами. Брат Венд кивал, бормоча им что-то
успокаивающее, потом повернулся к своим гостям.
- Я должен идти, - сказал он мягко.
- Кто-нибудь впустит тебя обратно, - пообещал Руди. - Иди осторожно.
Когда священник ушел, Руди встал, чтобы закрыть за ним дверь.
- Ты собираешься спать? - спросил он молчаливую фигуру у камина.
Ингольд, пристально глядя на огонь, покачал головой.
Руди скользнул назад, под груду одеял до того, как они успели остыть,
и положил голову вместо подушки на тяжелые тома, принесенные из Кво. Пока
это была единственная польза от них с тех пор, как он их увидел.
- Тебе знаком этот парень? - спросил он.
Ингольд снова покачал головой.
Руди вынес множество таких односторонних бесед за последние три
недели. Порой он продолжал их, пока не получал какого-либо ответа, обычно
односложного, но сегодня он прекратил разговор. Когда он закрыл глаза,
Ингольд все еще размышлял над чем-то, что видел в пламени.
Руди было интересно, что же такое он там искал, но спросить не
решался.
Мысли его перенеслись назад в прошлое, через видения, которые
возникали из собственного наблюдения за огнем. Альда, причесывающая волосы
у тлеющих углей маленького камина; одетая в свой белый шерстяной балахон и
поющая для Тира, который ползал, занятый чем-то, по затененной комнате,
Альда, сидящая без дела в темном кабинете пощади караульных помещений,
читая вслух, пока Джил делала заметки, окруженная ворохом книг и
блокнотов, он видел, как Джил поднимает взгляд, улыбается и шутит, а Альда
смеется. А один раз он видел пугающую картину: Альда в страстном споре со
своим братом; слезы текут по ее бледному гневному лицу, а он стоит, сложа
руки, и качает головой в отказе. Образы преследовали Руди в темноте,
смешиваясь с другими. Пустое Гнездо в продуваемой ветром пустыне на
севере; пустынные улицы Кво, испуганный взгляд больших темных глаз брата
Венда, когда он открыл дверь: и то, как он прошептал в ужасе: "Это был
ты".
- Да, - раздался голос Ингольда, мягкий и бесконечно усталый. - Это
был я.
Моргая от удивления, Руди почувствовал горечь во рту от потери сна и
увидел, что священник вернулся. Ингольд запирал за ним дверь. В тени,
отбрасываемой слабеющим огнем, казалось, что его накидки утопали в крови.
Священник заговорил, дрожа:
- Что ты от меня хочешь?
Вызов и ужас прозвучали в голосе молодого человека. Какое-то
мгновение Ингольд слушал спокойно и внимательно, сложа руки. Его покрытые
шрамами руки были очень костлявыми и старыми в красном мерцании света. Но
он спросил только:
- Ей лучше?
- Кому?
- Матери этих девчушек.
Священник нервно облизал губы:
- Да, милостью Божьей.
Ингольд вздохнул и вернулся к тому месту, где он сидел у камина,
набросив на плечи свой заплатанный, весь в пятнах плащ, который служил ему
одеялом.
- Однако это не было милостью Божьей, - сказал он спокойно. - По
крайней мере в том смысле, который обычно подразумевается. Они приходили
просить тебя не причастить ее. Ты, как и я, прекрасно знаешь, что желтая
болезнь, если уж схватила человека, то почти неизменно заканчивается
смертью. Они попросили тебя исцелить ее, как ты исцелил их маленькую
сестренку несколько месяцев назад, - он потянулся за кочергой, поднял ее и
поворошил огонь. Внезапно сильно прибавившийся свет проделывал любопытные
вещи с линиями и шрамами его ввалившегося лица. Он опять посмотрел на
Венда. - Не так ли?
- Это было в руках Божьих.
- Возможно, это то, что ты решил сказать, но ты в это не веришь.
Священник вздрогнул, будто его обожгли.
- Если бы ты в это верил, ты бы меня не боялся, - продолжал спокойно
Ингольд.
- Чего ты хочешь? - настаивал Венд, страдая.
Ингольд положил кочергу.
- Ты сам знаешь.
- Кто ты?
- Я колдун, - Ингольд откинулся к стенке, и тень укрыла его.
Священник заговорил снова, голос его был напряженным от страсти.
- Это ложь, - прошептал он. - Они все мертвы. Он так сказал.
Ингольд пожал плечами:
- Он тоже колдун. Его зовут Руди Солис. А меня - Ингольд Инглорион.
Руди услышал резкий неприятный звук затрудненного дыхания священника
и увидел, что тот отвернулся, закрыв лицо ладонями. Тело его содрогнулось,
будто в предсмертной судороге.
- Они мертвы, - повторил он тонким, хриплым голосом. - Но, Боже,
прости меня, я был рад услышать это. Ужасная вещь, но я был рад услышать,
что Господь наконец убрал от меня искушение после всех этих лет. Ты не
имеешь права снова приносить его.
- Нет, - спокойно согласился Ингольд. - Но тебе известно так же
хорошо, как и мне, что Бог не может убрать соблазн. Он идет из тебя,
изнутри, а не по какой-то внешней причине. И у тебя были бы соблазны на
протяжении всей твоей жизни - каждый раз, когда кто-нибудь призвал бы тебя
использовать твою силу для исцеления. И в скором времени один из твоих
людей будет умолять тебя начертать руны на его двери, чтобы не подпускать
Дарков. Смог бы ты отказаться?
Молодой человек убрал руки с лица.
- Мне не пришлось бы, - вздохнул он.
- Нет?
- У меня нет энергии, - безнадежно прошептал священник. - Я бросил
все это, принес в жертву. У меня нет силы, - он посмотрел в лицо Ингольду
с выражением отчаяния. В колышущейся тени его полные губы были плотно
сжаты и дрожали. - Эта сила идет от Дьявола, Господина Зеркал. Да помоги
мне, Боже, я мучим искушением и всегда буду мучиться. Но я не продам свою
душу за силу, даже за ту, которая помогает другим. Эта энергия приходит из
Извращенной Стороны, и я не буду иметь с этим дела. И потом, во сне я
видел город, постоянно живший в моем сердце. Я знал, как он выглядел... И
там был ты...
- Знаешь ли ты, почему видел этот сон? - голос Ингольда звучал мягко.
- Это был ультиматум, - прошептал Венд, - необходимость. Вызов. Идти
куда-нибудь...
- Идти в Ренвет, - сказал Ингольд, и его спокойный, глубокий,
шероховатый голос, казалось, заполнил комнату. - Чтобы помочь мне и Руди,
и кому-нибудь еще, кого мы найдем, спастись от Дарков.
- И что еще? - лицо молодого человека блестело от пота, черные брови
выделялись на фоне белизны его высокой бритой головы. - Открыто идти к
Дьяволу? Объявить аббату - если он еще жив - и кому-то еще, кому не все
равно, что я вероотступник? Отдаться в руки суда за еретизм?
Руди, вспоминая другие стальные темные глаза, горящие на бритом
черепе, отметил, что паренек попал в точку.
- Неправильно, - продолжал Венд шепотом. - Неверно. Мир, в конце
концов, - это иллюзия. Он будет жить потом и без меня. Моя душа - это все,
что у меня есть. И если я ее потеряю, то уже навечно.
Последовала долгая пауза. Священник и колдун стояли лицом к лицу,
между ними пульсировал угасающий свет камина. "Они были удивительно
похожи, - думал Руди, - в своих бесцветных балахонах". Он вспомнил дни,
когда сам был бродягой на калифорнийских дорогах, гонимый стремлениями,
которым не мог даже найти словесного выражения.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42