https://wodolei.ru/catalog/vanni/
Я заверила его, что не знаю.
- Ну ладно - хотя ты все равно, по-моему, врешь. Сексапильность - это
внешнее проявление внутреннего стремления удовлетворить своего партнера. У
Тамми это есть. И у тебя тоже, но в меньшей степени. Дело не в том, что ты
рыжая, и даже не в твоем смачном запашке - а в том, что ты отметься...
когда отдаешься.
Джубал так взбудоражил меня, что я занялась им там же, на месте.
Но в тогдашнем графстве Лайл нельзя было так сразу заняться тем, кто
тебе нравился. Миссис Гранди сидела за каждым кустом, подстерегая случай
поймать тебя и уличить. Так что любовь требовала тщательной подготовки. В
охотниках недостатка не было - их насчитывалось двенадцать на дюжину - но
среди них надо было еще выбрать того, кто подходит тебе. Соответствующего
возраста, здоровья, чистоплотного, обаятельного, скромного (если он
сплетничает с тобой о других, то будет сплетничать и о тебе), да мало ли
еще какого. Выбрав себе жертву, нужно было внушить избраннику, что он
хочет именно тебя, и в то же время молчаливо дать ему понять, что это
возможно. Все это легко сказать, а вот попробуйте на практике! Это
искусство оттачиваешь всю жизнь.
Итак, согласие достигнуто... остается найти место. Выбрав сама, где
мне расстаться с невинностью, я перестала заниматься этой стороной
проблемы. Если юноша или зрелый муж хочет обладать моим грешным телом,
пусть напряжет свое серое вещество и сам придумает где. А нет - так пусть
отправляется бабочек ловить.
При этом, конечно, трудно уберечься от клещей, а раз мы нарвались на
ядовитый плющ. Мой спутник пострадал, а у меня, видно, был иммунитет.
С июня по январь меня имели трое мальчишек от шестнадцати до двадцати
лет и один женатый человек тридцати одного года. Его я включила в реестр
из ложной убежденности в том, что женатый мужчина более искусен и
непременно устроит мне желаемый фейерверк. Итого: совокуплений - девять,
оргазмов - три, из них один восхитительный. Время, затраченное на половую
жизнь: в среднем по пять минут на каждый случай, то есть явно
недостаточно. Я поняла, что жизнь может быть прекрасна... но что мужчины
моего окружения разнятся от недотепы до болвана.
Миссис Гранди меня, как будто, не замечала.
К Новому году я решила сказать отцу, чтобы он записал меня в Фонд
Говарда. Не из-за денег - я так и не знала, сколько и достаточно ли там
платят, - просто мне хотелось получить возможность познакомиться с более
подходящими мужскими особями. Охотничьи угодья графства Лайл оказались
слишком бедны для Морин. Я твердо поняла, что, даже если секс и не все на
свете, замуж выйти я все-таки хочу - и за такого мужчину, с которым
хочется лечь спать пораньше.
Тем временем я старалась сделать из Морин настолько желанную самочку,
насколько это возможно, и внимательно прислушивалась к советам отца. (Я
знала, что мне нужен мужчина, похожий на него - лет на двадцать пять
помоложе. Или на двадцать, ну пусть на пятнадцать. Но готовилась к тому,
чтобы взять наиболее похожего из тех, кто подвернется.)
С того дня, как мы с Чаком залезли в судейскую ложу, до конца года
оставалось еще Двести дней. Умножим двести на двадцать четыре и еще на
шестьдесят - получится двести восемьдесят восемь тысяч минут. Из них около
сорока пяти я занималась сексом - остается сто девяносто девять дней,
двадцать три часа и пятнадцать минут. Отсюда следует, что мне хватало
времени и на другие дела.
То лето было одним из самых лучших в моей жизни. Хотя мне не часто
приходилось получать удовольствие, и оно было не слишком велико, ложилась
и вставала я с мыслью о нем. Это заставляло сиять мои глаза и освещало мои
дни. Я испускала женские феромоны, словно самка моли, и улыбка не сходила
с моих губ. Пикники, купание в Осейдже (вы не поверите, что мы при этом на
себя надевали), загородные танцульки. На последние косо смотрели
методистская и баптистская церкви, зато их поощряли мормоны - ради
привлечения возможных новообращенных. Отец убедил мать, я посещала эти
танцы и научилась разным народным пляскам. И конкурсы на лучший арбуз, и
любой повод собраться компанией.
Я выбросила из головы мечты о Миссурийском университете в Колумбии.
Ведя книги отца, я поняла, что содержать меня четыре года в колледже
просто нет возможности. И потом, я не слишком стремилась стать сестрой
милосердия или школьной учительницей - так зачем же мне формальное (и
дорогостоящее) высшее образование. Книгочеем я останусь на всю жизнь, но
диплом для этого иметь не обязательно.
Поэтому я решила стать образцовой домашней хозяйкой и для начала
научиться готовить.
Я дежурила на кухне в очередь с сестрами с того дня, как мне
исполнилось двенадцать, и к пятнадцати годам хорошо умела готовить простые
блюда.
Но я задумала сделаться искусной поварихой.
Мать заметила мой возросший интерес к кулинарии, и я сказала ей почти
что правду.
- Chere mama, я ведь когда-нибудь выйду замуж. По-моему, лучший
подарок, который я могу сделать своему мужу, - это умение хорошо готовить.
Может, у меня и не хватит таланта, чтобы стать шеф-поваром. Но попробовать
можно.
- Морин, ты можешь добиться всего, если захочешь. Никогда не забывай
об этом.
И она учила меня, выписывала из Нового Орлеана французские поваренные
книги, которые мы вместе штудировали. Потом отправила меня на три недели к
тете Кароль, которая обучила меня креольской кухне. Тетя Кароль была
южанка французского происхождения, после Гражданской войны вышедшая - о
ужас! - за проклятого янки, за старшего брата отца дядю Эвинга, ныне
покойного. Дядя Эвинг участвовал в оккупации Нового Орлеана и однажды дал
в зубы сержанту, спася тем от беды девицу-южанку. За этим последовало
разжалование из капралов в рядовые - и женитьба.
В доме тетушки Кароль о войне никогда не говорили.
Не часто говорили о ней и у нас дома - ведь мы, Джонсоны, не были
уроженцами Миссури, а происходили из Миннесоты и, как люди пришлые, по
примеру отца не затрагивали тем, могущих огорчить наших соседей. В Миссури
симпатии переплетались - штат был и пограничный, и рабовладельческий, и в
нем проживали ветераны обеих армий. Наша же часть Миссури называлась
"вольной": в иных городах никогда не держали рабов, а теперь не допускали
к себе цветных жителей. К таким относились и Фивы. Кроме того, наш городок
был таким маленьким и незначительным, что союзные войска обошли его
стороной, когда наступали здесь в шестьдесят пятом году, грабя и поджигая.
Батлер сожгли до основания, он так и не оправился потом полностью, но Фивы
не тронули.
Джонсоны, хотя и приехали с Севера, "саквояжниками" не были - Миссури
не входил в Конфедерацию, и Реконструкция [саквояжниками назывались
эмиссары правительства, после Гражданской войны осуществлявшие в мятежных
штатах репрессивный режим Реконструкции] его не коснулась. Дядя Джайлс,
отцовский кузен, живший в Канзас-Сити, объяснил причину переезда так:
"Дрались мы, значит, в Дикси [южные штаты] четыре года, а потом вернулись
домой... только чтобы вещички собрать и сняться. В Миссури не такая жара,
как в Дикси, но и такого холода нет, когда тени к земле примерзают, а
коровы дают мороженое".
Тетя Кароль придала лоск моему кулинарному мастерству, и я постоянно
торчала у нее на кухне, пока не вышла замуж. В те три недели и случилась
история с лимонной меренгой - кажется, я о ней уже упоминала.
Я испекла их четыре штуки. Та, о которой речь, не слишком удалась -
корочка подгорела, однако три остальные получились хорошо - не так-то
легко добиться нужной температуры, имея дровяную плиту.
И как только мой кузен Нельсон ухитрился незаметно притащить ту
меренгу в церковь и подсунуть ее под меня?
Он так меня взбесил, что я тут же убежала домой (то есть к тете
Кароль), а когда Нельсон явился с извинениями, расплакалась и легла с ним
в постель. Тут и произошел один из трех фейерверков.
Мы поддались внезапному порыву, забыв об осторожности, но это сошло
нам с рук.
Потом я время от времени допускала к себе Нельсона, если
представлялся случай - до самой своей свадьбы. Да и свадьбой дело не
кончилось, потому что Нельсон позднее переехал в Канзас-Сити.
Мне не следовало бы так вести себя с Нельсоном - ему ведь было всего
четырнадцать.
Однако для своих лет он был шустрый мальчик. Знал, что надо
предохраняться, что за него замуж я ни за что не пойду, что я могу
забеременеть и что ребенок будет катастрофой для нас обоих. В то
воскресное утро он послушно дал мне надеть на него французский мешочек,
ухмыльнулся и сказал: "Мо, ты просто молодец". Потом с неостывшим
энтузиазмом приступил к делу и в рекордный срок довел меня до оргазма.
В последующие два года я продолжала снабжать Нельсона "веселыми
вдовами". Пеклась я не о себе - у меня всегда были при себе свои - а о его
гареме. После того как я приобщила его к этому виду спорта, он занялся им
с жаром и врожденным талантом, и ни разу не влип. Шустрый мальчик.
Помимо занятий кулинарией я попыталась привести в порядок отцовские
дела, но с меньшим успехом. Посоветовавшись с ним, я разослала тем, кого
это касалось, вежливые напоминания об уплате долга. Вам не приходилось
писать от руки сто писем подряд? Я поняла, почему мистер Клеменс при
первой же возможности сменил перо на пишущую машинку, подав пример всем
другим писателям.
"Дорогой мистер Наглоу!
Проверяя книги доктора Джонсона, я обнаружила, что за Вами числятся
столько-то долларов, причем Вы не платили по счету с марта 1896-го года.
Возможно, это просто недоразумение. Можем ли мы ожидать, что Вы уплатите
указанную сумму до первого числа следующего месяца?
Если Вы не в состоянии уплатить ее полностью, прошу Вас зайти к
доктору в пятницу десятого числа, чтобы уладить вопрос к обоюдному
согласию.
Доктор шлет наилучшие пожелания Вам и миссис Наглоу, а также
Наглоу-младшему, близнецам и маленькой Туппи.
Искренне Ваша
Морин Джонсон, по поручению доктора Джонсона".
Я показала отцу несколько образцов - от любезного до жесткого. Чаще
всего мы использовали вышеприведенный образец. Про некоторых адресатов
отец говорил: "Этим не посылай. Они заплатили бы, если б могли, но не
могут". И все же я разослала больше сотни писем.
Отправка каждого письма стоила два цента, бумага - около трех. Время,
затраченное мной на письмо, оценим в пять центов. Итого, каждое письмо
стоило нам десять центов, а все вместе - чуть больше десяти долларов.
В результате этой операции мы не выручили и десяти долларов
наличными. Около тридцати пациентов пришли объясняться. Около половины из
них принесли что-нибудь в счет долга - яйца, ветчину, вырезку, овощи,
свежий хлеб и так далее. Шестеро-семеро договорились о рассрочке, и
некоторые действительно сдержали слово.
Но семьдесят человек не обратили на письма никакого внимания.
Я была расстроена и разочарована. Это ведь не какие-то дремучие
бедолаги вроде Джексона Айгоу, а состоятельные фермеры и горожане. Это
ради них отец вставал среди ночи с постели, одевался и ехал - в повозке
или верхом, в снег, в дождь, в пыль и в грязь, по колдобинам - к ним или к
их детям. А когда он попросил их заплатить ему, они и ухом не повели.
Мне в это просто не верилось.
- Что же дальше, отец? - спросила я, думая, что он сейчас скажет:
оставь, мол, эту затею, поскольку я с самого начала сомневался в ее
полезности. И уже приготовилась вздохнуть с облегчением.
- Разошли им всем жесткие письма с пометкой "повторно".
- Думаете, это поможет, сэр?
- Нет. Но кое-какая польза будет. Вот увидишь.
Отец был прав. Вторичная рассылка не принесла нам денег, зато пришло
несколько негодующих ответов, среди которых были и оскорбительные. Отец
велел мне подколоть каждое письмо к соответствующей медицинской карте, но
не отвечать на них.
Большинство из этих семидесяти пациентов больше к нам не
показывались. Это и был тот положительный результат, на который отец
надеялся и которому радовался.
- Ничья, Морин. Они мне не заплатили, а я им не очень-то помог. Йод,
каломель и аспирин - вот в основном и все, чем мы пока располагаем, да еще
сахарное драже. Я уверен в результате, только когда принимаю роды,
вправляю кость или отнимаю ногу. Но, черт побери, я все-таки делаю, что
могу. Стараюсь. И если кто-то злится только потому, что его просят
уплатить за услуги, - не вижу, почему я должен вылезать из теплой постели
и идти его врачевать.
В девяносто седьмом году железнодорожная компания провела ветку в
миле от нашей главной площади, городской совет по этому случаю расширил
границы Фив, и к нам пришла железная дорога. А следом и телеграф - теперь
"Лайл Каунти Лидер" получал новости прямо из Чикаго, но только раз в
неделю, и "Канзас-Сити Стар", которая приходила по почте, обычно опережала
его. Добрался до нас и телефон Белла, хотя поначалу звонить можно было
только с девяти утра до девяти вечера, за исключением воскресного утра:
станция помещалась в гостиной вдовы Лумис и прекращала работу, когда вдова
отсутствовала.
"Лидер" напечатал забойную передовицу "Новые времена". Отец
нахмурился:
- Они тут пишут, что если соберут побольше подписей, то скоро можно
будет вызывать доктора по телефону в любое время. Ну конечно. Сейчас я
езжу на ночные вызовы только в том случае, если больного так прихватит,
что кто-то из домашних запряжет лошадь и приедет за мной. А что будет,
если меня станут извлекать из постели, покрутив ручку аппарата?
Это ознакомительный отрывок книги. Данная книга защищена авторским правом. Для получения полной версии книги обратитесь к нашему партнеру - распространителю легального контента "ЛитРес":
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10