Она родила сына, а потом (по своему личному времени) вместе с Хейзел и
Колином отправилась спасать Майкрофта Холмса.
Но зачем было тратить столько усилий ради котенка? Не лучше ли было
его усыпить, чтобы не мучился?
А вот зачем: без Пикселя и его способности проходить сквозь стены
Майкрофта Холмса не спасли бы, и будущее всего человеческого рода
оказалось бы под сомнением. Шансы распределялись так ровно, что в половине
параллелей отряд погибал, а в половине достигал своей цели. Чашу перетянул
котенок весом в несколько унций, предупредивший отряд об опасности
единственным словом, которое умел говорить: "Блюрр!"
На обратном пути из Батлера Чарльз оправился от своей посткоитальной
депрессии и захотел повторить опыт. Я тоже была не прочь - только не
сегодня. После езды в грязной двуколке то, на чем я сидела, стало
беспокоить меня. Но Чарльзу загорелось прямо сейчас.
- Мо, там впереди есть местечко, где можно свернуть с дороги и
спрятать двуколку. Надежно на все сто.
- Нет, Чак.
- Почему?
- Не на все сто: туда может еще кто-нибудь свернуть. Мы и так уже
опаздываем, а мне сегодня не хочется отвечать на вопросы. Не такой это
день. И у нас больше нет "веселой вдовы", это решает дело - я хочу иметь
детей, но не в пятнадцать лет.
- А-а.
- Вот-вот. Потерпи, дорогой, и мы это сделаем снова, приняв все
нужные меры. А теперь убери, пожалуйста, руку: навстречу кто-то едет -
видишь пыль?
Мать не ругала меня за получасовое опоздание, но и не настаивала,
когда Чарльз отказался от предложенного лимонада, сказав, что ему нужно
доставить Неда (своего мерина) домой, вычистить его и обтереть двуколку, а
то выезд может понадобиться родителям. Уж очень сложная ложь - убеждена,
что ему просто не хотелось смотреть моей матери в глаза и отвечать на ее
вопросы. Я порадовалась, что отец отучил меня врать слишком длинно.
Как только Чак уехал, мать поднялась наверх, а я снова вышла во двор.
Пару лет назад отец ввел у нас новшество, которое многим прихожанам
нашей церкви казалось греховным излишеством: два отдельных сортира, для
мальчиков и для девочек, как в школе. Они нам действительно были
необходимы. В тот момент в уборной для девочек, к счастью, никого не было.
Я закрылась на щеколду и осмотрелась.
Немножко крови - ничего страшного.
Я вздохнула с облегчением, пописала, привела себя в порядок и
вернулась в дом, прихватив попутно из поленницы немного дров для кухни -
это делал у нас каждый, кто посещал тот домик.
Сбросив дрова, я зашла в умывальную около кухни, вымыла руки и
понюхала их. Все в порядке - только совесть нечиста. По дороге к отцу я
остановилась потрепать Люсиль за рыжие кудряшки и похлопать ее по попке.
Ей тогда было года три - ну да, она родилась в девяносто четвертом, через
год после нашей с отцом поездки в Чикаго. Она была настоящая куколка,
всегда веселая. Я решила, что у меня будет точно такая же... не в этом
году, но скоро. Я чувствовала себя настоящей женщиной.
У дверей в кабинет я столкнулась с миссис Альтшулер, которая как раз
уходила, и поздоровалась с ней. Она посмотрела на меня и сказала:
- Одри, ты снова бегала по солнцу без шляпки. Пора уже поумнеть.
Я поблагодарила ее за внимание. Отец говорил, что она ничем не
страдает, кроме запора и недостатка физических упражнений, однако она
являлась на прием не реже двух раз в месяц и еще ни пенни не заплатила с
начала года. Отец был сильный, волевой человек, но собирать долги у
больных не умел.
Он записывал визит в книгу и поднял на меня глаза.
- Я беру вашего слона, юная леди.
- Это окончательно, сэр?
- Да. Может, я и не прав, но твердо убежден. А что, не надо было?
- Думаю, что не надо, сэр. Мат в четыре хода.
- Да ну? - Отец подошел к шахматному столику. - Покажи как.
- Может, просто разыграем? Я могу и ошибаться.
- Грр! Ты меня в могилу сведешь. - Отец вернулся к своему столу. -
Прочти вот это, тебе будет интересно. Пришло с утренней почтой - от
мистера Клеменса.
- Ой!
Из того письма мне особенно запомнился один абзац:
"Согласен с вами и с Бардом, сэр, - их надо вешать. Возможно,
повешение законников и не излечит всех бед нашей страны, зато это будет
весело, а вреда никакого. Я уже где-то говорил, что конгресс -
единственный преступный класс в нашем обществе. И нельзя считать
совпадением то, что девяносто семь процентов конгрессменов - юристы".
Мистер Клеменс писал еще, что его лекционное агентство назначило ему
Канзас-Сити на будущую зиму.
"Помню, четыре года назад мы с Вами на неделю разминулись в Чикаго.
Не сможете ли Вы приехать в Канзас-Сити десятого января будущего года?"
- Ой, отец! Поедем?
- А как же школа?
- Вы же знаете, я наверстала все, что пропустила, когда ездили в
Чикаго. И знаете, что я в классе первая среди девочек... а была бы и во
всем классе первая, если бы не ваш совет не слишком выделяться. Может, вы
правда не заметили, что я прошла почти все предметы и могла бы закончить
школу...
- Вместе с Томом на той неделе. Заметил. Мы это еще обсудим. Господь
не захочет - и чирей не вскочит. Достала ты то, за чем ездила в Батлер?
- Достала, но не в Батлере.
- Как так?
- Я это сделала, отец. Я больше не девственница.
Он вскинул брови.
- Тебе удалось меня удивить.
- Правда, отец? (Мне не хотелось, чтобы он на меня сердился... и он,
по-моему, задолго до этого решил, что сердиться не станет.)
- Правда. Я-то думал, ты это сделала еще на рождественских каникулах.
И полгода ждал, когда же ты удостоишь меня своим доверием.
- Сэр, мне бы и в голову не пришло скрыть это от вас. Я на вас
полагаюсь.
- Благодарствую. Ммм... надо бы осмотреть тебя после дефлорации.
Позвать маму?
- Разве ей нужно об этом знать?
- Впоследствии да. Но ей не обязательно осматривать тебя, если ты
этого не хочешь...
- Еще бы я хотела!
- В таком случае я направлю тебя к доктору Чедвику.
- Ну зачем мне идти к доктору Чедвику? Это естественный процесс, и у
меня ничего не болит - зачем это нужно?

Мы вежливо поспорили. Отец сказал, что врачу неэтично лечить членов
своей семьи, особенно женщин. Я сказала, что знаю, но меня и не надо
лечить. И так далее и так далее.
В конце концов, удостоверясь в том, что мать отдыхает у себя наверху,
отец увел меня в амбулаторию, запер дверь и помог мне забраться на стол. Я
очутилась примерно в той же позе, что и с Чарльзом, только на сей раз не
снимала ничего, кроме панталон.
И вдруг почувствовала возбуждение.
Я старалась его подавить и надеялась, что отец не заметит. В свои
пятнадцать я уже сознавала, что у меня к отцу необычная, может быть,
нездоровая привязанность. А в двенадцать фантазировала, как нас с отцом
выбрасывает на необитаемый остров.
Но табу было слишком крепким - я это знала из Библии, из классической
литературы, из мифологии. И хорошо помнила, как отец перестал сажать меня
к себе на колени - точно отрезал, когда у меня начались месячные.
Отец натянул резиновые перчатки. Он начал это делать с тех пор, как
побывал в Чикаго - а ездил он туда не для того, чтобы показать Морин
посвященную Колумбу Всемирную выставку, а чтобы послушать в Эванстоне, где
помещался Северо-Западный университет, курс лекций по теории Пастера.
Отец всегда был сторонником воды и мыла, но под этим не было научной
основы. Его наставник, доктор Филипс, начавший практиковать в 1850-м году,
так комментировал слухи, доходившие до Франции: "Чего ж от них еще и
ждать, от лягушатников".
Когда же отец вернулся из Эванстона, ничто больше не казалось ему
достаточно чистым. Он стал пользоваться резиновыми перчатками и йодом, а
инструменты кипятил или обжигал, особенно тщательно, когда имел дело со
столбняком.
Эти холодные липкие перчатки меня охладили... и я все-таки со
смущением убедилась, что внизу вся мокрая.
Я не стала заострять на этом внимания, отец тоже. Вскоре он помог мне
слезть и отвернулся снять перчатки, пока я натягивала панталоны. Когда я
приняла приличный вид, он открыл дверь и проворчал:
- Нормальная, здоровая женщина. С деторождением не должно быть
никаких хлопот. Рекомендую несколько дней воздержаться от половых
сношений. Как я понял, ты пользовалась французским мешочком. Верно?
- Да, сэр.
- Хорошо. Если так и будешь ими пользоваться - каждый раз! - и
осмотрительно вести себя на людях, серьезных проблем у тебя не возникнет.
Хмм... как ты, не против еще разок прокатиться в двуколке?
- Нет, конечно - почему я должна быть против?
- Тем лучше. Мне передали, что последний ребенок Айгоу, Джонни Мэй,
заболел, и я обещал выбраться к ним сегодня. Ты не попросишь Фрэнка
запрячь Дэйзи?

Ехать нам было долго. Отец взял меня с собой, чтобы рассказать мне об
Айре Говарде и его фонде. Я слушала, не веря своим ушам... но ведь это
говорил отец, единственный надежный источник информации.
- Отец, я, кажется, поняла, - сказала я наконец. - Но чем же это
отличается от проституции, если отличается?

4. ЧЕРВОТОЧИНА В ЯБЛОКЕ
Отец пустил Дэйзи трусить, как ей вздумается.
- Что ж, это, пожалуй, тоже проституция, в широком смысле слова, хотя
здесь оплачивается не сожительство как таковое, а плод этого сожительства.
Фонд Говарда платит тебе не за то, что ты выходишь замуж за их
кандидата... и ему не за то, что он женится на тебе. Тебе вообще не станут
платить, только ему - за каждого рожденного тобой и зачатого им ребенка.
Я сочла эти условия унизительными. Пусть я не принадлежу к женщинам,
борющимся за право голосовать, но все-таки это нечестно. Кто-то там меня
осеменит, потом я буду стонать и вопить, как моя мать, когда рожает, а
деньги заплатят ему. Я вспылила.
- Ну, не знаю, отец, по мне - это все равно что быть шлюхой. А какая
у них такса? Сколько получит мой гипотетический муженек за мои родовые
муки и одного вонючего младенца?
- Твердой таксы нет.
- Как? Mon papa, разве так ведутся дела? Я по контракту ложусь и
раздвигаю ноги, а через девять месяцев моему мужу платят... пять долларов?
Или пять центов? Ничего себе сделка! Уж лучше я поеду в Канзас-Сити и буду
ходить на панель.
- Морин! Думай, что говоришь.
Я перевела дыхание и понизила голос на октаву, в чем недавно начала
практиковаться, пообещав себе никогда не визжать.
- Извините, сэр. Что-то я скандалю, как нервная девица, - считала
себя взрослее. Но уж очень это все неприглядно, - вздохнула я.
- Да, пожалуй, "неприглядно" - le mot juste [верно сказано (фр.)]. Но
я расскажу тебе, как это происходит на практике. Никто тебя ни за кого
силой замуж не гонит. Мы с матерью с твоего согласия записываем тебя в
Фонд, приложив анкету, которую я помогу тебе заполнить. Взамен тебе
присылают список молодых людей. Все они, что называется, подходящие
женихи, кредитоспособные независимо от Фонда и его денег. И все будут
молоды, не более чем на десять лет старше тебя, а еще вероятнее - твои
ровесники.
- Пятнадцатилетние? - спросила я.
- Не кипятись, рыжик. Тебя еще никто никуда не записывал. Я говорю
тебе об этом сейчас, потому что нечестно было бы скрыть от тебя, что есть
такой Фонд Говарда. Но для замужества ты еще слишком молода.
- В нашем штате я могу выйти замуж с двенадцати лет - с вашего
согласия.
- Согласен, можно в двенадцать. Если сумеешь.
- Отец, вы невозможный человек.
- Нет, всего лишь невероятный. Твой жених будет молод, но старше
пятнадцати лет. У него будут хорошее здоровье и хорошая репутация, а также
необходимое образование...
- Он должен говорить по-французски, иначе он нам не подойдет.
В Фивах можно было учить либо немецкий, либо французский. Эдвард
выбрал французский, а за ним и Одри, поскольку отец и мать тоже в свое
время учили французский и переходили на него, когда хотели при нас
поговорить о своем. Одри с Эдвардом создали прецедент, которому мы все
стали следовать. Я занялась французским еще до школьных уроков - мне не
нравилось, когда при мне говорили на непонятном мне языке. Этот выбор
оказал влияние на всю мою жизнь - но это опять-таки другая история.
- Французскому можешь обучить его сама - включая французские поцелуи,
о которых меня спрашивала. А незнакомец, испортивший нашу Нелл, - он умеет
целоваться?
- Еще как!
- Прекрасно. Он был мил с тобой, Морин?
- Очень мил. Немножко робок, но это у него, думаю, пройдет. Да, отец,
- это было не так приятно, как я ожидала. Но в следующий раз все будет,
как надо.
- А может быть, в третий раз. Ты хочешь сказать, что нынешнее событие
было не так приятно, как мастурбация. Правильно?
- Ну да, это я и хотела сказать. Все кончилось слишком быстро. Он -
да вы же знаете, кто возил меня в Батлер. Чак. Чарльз Перкинс. Он хороший,
cher papa... но понимает в этом еще меньше меня.
- Неудивительно. Тебя-то учил я, и ты была прилежной ученицей.
- А Одри вы тоже учили, пока она не вышла замуж?
- Ее учила мать.
- Да? Мне сдается, ваши наставления были обширнее. Скажите, а
замужество Одри тоже устроил Фонд Говарда? Она так и познакомилась с
Джеромом?
- Морин, нельзя задавать такие вопросы. Даже задумываться над этим
некрасиво.
- Ну, извините - оплошала.
- Беззастенчивость непростительна. Я никогда не обсуждаю твоих личных
дел с твоими братьями и сестрами - не спрашивай и ты меня об их делах.
Почувствовав натянутый повод, я осадила.
- Простите, сэр. Просто все это для меня так ново...
- Хорошо. У всех молодых людей фонда твердые виды на будущее... а
если меня кто-то из них не устроит, я скажу тебе почему и не пущу его в
дом. В довершение всего, у каждого из них живы и родители отца, и родители
матери.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10