Прост как правда.
Вамба вкупе с двумя кассетами Высоцкого был послушно доставлен к Виктории. Сигизмунду было дозволено поприсутствовать на уроке.
Виктория применяла к вандалам дифференцированный подход. То есть каков ученик, таков и подход. Вавила с Вамбой принуждались ею к диалогам. Скалкс, с которым высокомерные воины вести диалогов категорически не желали, обучался с помощью Высоцкого. Вика растолковала Дидису содержание песен, после чего напялила ему на голову наушники и нажала кнопку PLAY. Учись, Дидис!
Рабу Высоцкий сразу понравился. Дидис тряс головой, дергал себя за бороду, гримасничал, шевелил губами, пытался подпевать — все, процесс пошел.
Вавила с Вамбой сидели на стульях, оба красные и напряженные. Молчали, сверля друг друга глазами. Вика расхаживала между ними, преувеличенно жестикулировала, толкала их к диалогу — как показалось Сигизмунду, преискусно ссоря вандалов между собой. Затем хлопнула в ладоши и посмотрела на Вамбу.
Вамба вытужил:
— Йа-а Вам-ба! Ти кто?
— Молодец, — подбодрила Вика, кивая и улыбаясь, — правильно. Вавила?
— Йа-а Вави-ла! Ти кто?
— Йа-а Вамба!
— Стоп, — сказала Вика. — «Мне тридцать лет». Мне — трид-цать — лет. Начали! Вамба!
— Мне-е три-ицат лет!
— Вавила?
— Мне-е три-и… тсат лет… йа-а… му-зик…
Вика заулыбалась, желая поддержать инициативу ученика.
Вамба подумал-подумал и высказался:
— Йа-а крут! Ти-и эта… иди-на-хер.
Вика нахмурилась. Похоже, Анастасия также успела приложить руку к обучению. Вавиле русская речь сородича была вполне внятна. Насупившись, Вавила отвечал вполне достойно:
— Са-ам эта… на хер, мудо-дзон!
Вамба приподнялся на стуле.
— Йа-а, — обрадованно повторил Вавила, — зу ис зата мудо-дзон! Йа казал! Я знат! Ти знат! Ассика знат!
И вызывающе захохотал.
Вамба молча ударил его кулачищем в переносицу.
Скалкс неожиданно пропел:
— В очесвеном париском туалетэ ист натписи на роском ясике.
* * *
Таким образом, адаптация вандалов была отдана в крепкие педагогические руки Виктории. Хотя бы на этот счет Сигизмунд мог быть спокоен. Он и был спокоен.
Впрочем, окружающие заботились о том, чтобы жизнь С.Б.Моржу на тридцать восьмом году медом не казалась. В частности, позвонила Наталья.
— Сигизмунд? Еще не забыл нас? Или мне уже пора представляться?
— Всех не перезабудешь, — неудачно ответил Сигизмунд.
— Ты вообще-то отец или кто? Ты знаешь, что дети обычно растут?
— Ну, — дипломатично отозвался Сигизмунд.
— «Ну!» Ярополк из всего вырос. Ботинки нужны, резиновые сапожки на лето, все такое дорогое…
— Притормози, Наталья. А Евгений-то что?
— Евгений — не отец. Отец — ты! Ярополк тебя уже забывать начал. Скоро «дядей» станет звать.
— Наталья, нет у меня сейчас денег. Бизнес стоит.
— У тебя вечно все стоит где не надо. Нам-то что прикажешь делать?
— Да я сам ночами извозом занимаюсь. Тем и живу.
— Да ты хоть тараканами питайся. Эгоист ты все-таки, знаешь ли. Махровый. А лысую свою на что содержишь?
— Какую лысую?
— Ну эту, актерку погорелого театра. Я видела вас на улице. Парочка! Мы с Ярополком сразу на другую сторону улицы перешли. Чтобы хоть ребенок не видел. Позорище.
— Высказалась? — разозлился Сигизмунд, готовясь бросить трубку.
— Только не бросай трубку! Есть у тебя такая милая привычка. И не молчи. Не выношу, когда молчат в телефон.
— Да я не молчу.
— Нет, молчишь! Отвечай!
— Что отвечать?
— Я тебя только что спрашивала.
— Повтори еще раз. Я не помню.
— Хорошо. Повторю. Ярополк вырос из старого. Ему на дачу ехать не в чем будет. Ты о ребенке хоть думаешь?
— Иногда.
— Оно и видно.
Сигизмунд решил, что настала пора поговорить с Натальей о чем-нибудь приятном.
— Ну, а как дела у Евгения?
— А тебе-то что?
— Да так. Симпатичный дядя.
— Не издевайся! — подозрительно сказала Наталья. — Получше тебя будет.
— Так я и говорю: симпатичный. Чем он сейчас занимается?
— Евгений пишет книгу. Кстати, у тебя сохранилась «Кама-сутра»? Помнишь, фотографии в коробке?
— Что-о?!
— Не для ЭТОГО, не думай. Я спрашиваю: сохранилась или ты выбросил?
— Сохранилась, вроде…
— Ну, тебе она явно не нужна. Твоя лысая и без «Кама-сутры»…
— А тебе-то она зачем нужна?
— На пару месяцев дай.
— Приезжай, — сказал Сигизмунд, пожав плечами.
— Ты не думай только. Это Евгению, для работы.
Сигизмунд громогласно заржал. Наталья разозлилась.
— Для книги. Просто сейчас все очень дорого, если покупать. А денег НЕТ.
— Да ладно, ладно. Приезжай. Если хочешь, приезжай с Евгением. Дам я вам «Кама-сутру». Считай, свадебный подарок.
* * *
Наталья и впрямь приехала с Евгением. Дядя Женя оказался еще более нелеп, чем сохранилось в воспоминаниях Сигизмунда. Вошел, застрял на пороге, разинул рот, начал озираться, поворачиваясь всем грузным туловищем. Наталья впихнула его в квартиру.
Навстречу гостям выплыла Лантхильда. Толстая, как вертолет. Заважничала. Дабы дорогая супруга от спеси не лопнула, Сигизмунд спровадил ее в «светелку». Лантхильда степенно удалилась.
Наталья стояла прямая, как столб, с поджатыми губами.
— Может, все-таки поможешь пальто снять? — процедила она.
Кобель с любопытством обнюхивал ботинки дяди Жени. Дядя Женя стоял оцепенев
— остерегался, видать, не хватил бы его кобель зубами.
— Он не кусается, — напомнил Сигизмунд, снимая с Натальи пальто.
Дядя Женя хохотнул. С опаской погладил пса.
Из «светелки» доносилось монотонное пение.
— Что, так и живешь с этой? — осведомилась Наталья неприязненно. — А лысая твоя где?
— Ее Анастасия зовут.
— Чаю дашь? МЫ замерзли.
Дядя Женя уже протоптанной дорожкой побрел в гостиную. Осмотрелся, забубнил что-то под нос — видать, вел нескончаемый диалог с самим собою. А затем узрел меч. Топоча, устремился к пианино. Бесцеремонно общупал ножны, попытался извлечь клинок. Клинок не выходил. Ножны были завязаны на ремешок. Этого дяди-женин мозг уже не вмещал, поэтому дядя Женя легко отказался от идеи обнажить меч. Повернулся к Сигизмунду сияющий. Заговорил взволнованно:
— Самое… ну, самое… это… и-и-и… значит, ну оружие — это самое у меня, значит, было тоже… я собираю.
Наталья нахмурилась.
— Что это у тебя там такое?
Сигизмунд подошел к пианино. Взял меч. Развязал ремешок, извлек из ножен.
— Ну вот, — сказал он, — полуавтомат. Поднимаешь руками, опускается сам…
— Купил? — агрессивно осведомилась Наталья.
— Да вроде того, — сдуру брякнул Сигизмунд.
Евгений потянулся к мечу трепещущими руками.
— Настоящий?
— Да.
— Двенадцатый век?
— Пятый.
Евгений осмотрел клинок из рук Сигизмунда — тот не на шутку опасался, что дядя Женя порежется — и засмеялся. Толстым пальцем погрозил, будто шалуну.
— Самое… Новодел, самое, видно… Я обучался, самое, металловедению, это… знаю… Да и в музее видел. Пятый век — они корявые, ржавые, закалка у них не та. У них закалка была примитивная, в землю закапывали да потом счищали, это самое, не настоящий закал. Вот у самураев — катаны… самое… настоящий закал.
Наталья каменно молчала. Сигизмунд без труда слышал ее безмолвный монолог. На Ярополка, значит, денег нет! А на всякую ерунду деньги, значит, есть! Какой-то бутафорский меч купил, да еще поддельный! Скоро по лесам начнет бегать с подростками, в хоббитов играть!
— Да нет, — сказал Сигизмунд со вздохом, — настоящий он. Пятый век. — И завел с вамбиных слов: — Представляешь, Наталья, думал я даже обоерукому бою научиться, инструктор мне хороший попался. Вот, меч… Представляешь, он говорит: поверье есть, будто иной раз в обличьи обоерукого воина божество скитается. Был у них в соседнем селе один такой, левой рукой бился не хуже, чем правой, а глаз у него всего один — другой враги выбили.
На Наталью это не произвело ни малейшего впечатления. Дядя Женя воспользовался тем, что Сигизмунд отвлекся, завладел мечом и попытался залихватски взмахнуть. Не совладал с «полуавтоматом» — выронил. Меч тяжело воткнулся в пол и с низким гулом, дрожа, затих. Расщепил паркетину.
— Что ты мне тут всякие глупости рассказываешь! — накинулась Наталья на Сигизмунда. — Убери эту железяку. Нам некогда. Давай сюда «Кама-сутру», и мы пойдем.
Сигизмунд все-таки заставил гостей выпить чаю. Ему страх любопытно было выяснить, что же за книгу ваяет дядя Женя и для чего ему «Кама-сутра» понадобилась. Наталья безучастно смотрела в окно. Дядя Женя возбужденно булькал:
— Оргазм, самое… Два часа должен быть! Нормальный оргазм, значит, два часа. У меня один раз… два с половиной было, самое, оргазм был. — И вдруг заревел, стуча кулаком себя по колену: — Ненавижу, эта извращенная цивилизация, извращенная, самое, пять минут — и все!
— Иногда и меньше бывает, — поделился опытом Сигизмунд. — А иногда не бывает и вовсе. И нестояк случается.
— У меня, самое, страх кастрации, самое, вы про это не говорите мне, — разволновался дядя Женя. — С детства, значит, вбитый страх. Потом только открыли, самое, вывели с глубинного уровня на сознательный. Я ведь по жизни десантник. Воин! Мне надо завоевывать! Горизонты! Высадиться и завоевать! Деньги, самое, власть, секс!.. На этом, самое, все стоит! На этом! На этом!
— ярился безобидный, как головастик, дядя Женя и сильно бил себя по колену.
В дверь позвонили.
— Что сидишь? — холодно спросила Наталья. — Открой. К тебе же пришли.
Сигизмунд открыл. Влетела Аська, следом за нею — Вамба. Оба ржали.
Сигизмунд похолодел. Аська с ходу сунула ему в руки какой-то мягкий зеленый пакетик и затарахтела:
— Представляешь, Морж! Там на Невском какой-то хрен зеленый надули, воздушный, такую штуку рекламную! И две девки стояли как вареные, у них еще мешок был, они из этого мешка вот эти херовины всем раздавали! И мне дали! Ты гляди, гляди, чего тут написано!
Сигизмунд машинально глянул на пакетик. Это была рекламная пробная упаковка шампуня какой-то иностранной фирмы. Укрепляет волосы, питает от корней…
— Здесь, здесь гляди! — выплясывала вокруг Аська. — Ты здесь читай! Во — «шампунь с глюкасилом»! Слово-то какое! ГЛЮКАСИЛ! — Она повернулась к Вамбе. — Глюкалово! А? Помыл башку — и неделю глюки бродят!
— Иди в зад! — с готовностью отозвался Вамба. И заржал. Будто невесть какую удачную шутку отмочил.
Тут Аська наконец заметила Наталью и дружески поздоровалась.
— Приветик!
— Привеетикс, — поддержал и Вамба.
Наталья не ответила.
— А это кто у нас такой хороший? — заблажила Аська, завидев гигантского дядю Женю. — Ой, Морж! Где ты это нашел? Ой, кончу! Ой, умру! Вамба!..
Дядя Женя испугался. Съежился, переполз поближе к Наталье.
Вамба для пробы рыкнул. Гулко захохотал. От Вамбы сильно пахло пивом. Пояснил дружески:
— Махта-харья! Унзара скурин!
— Это мой шурин, — представил Вамбу Сигизмунд. — Собственно, это его кореша меч.
— Так ты шурину меч купил?
— Да нет, дружку… То есть, он сам его купил.
Оказалось, что Вамба сделал довольно большие успехи в русском языке. Выслушав диалог Сигизмунда с бывшей супругой, «скурин» ухмыльнулся и пояснил:
— Нэй купил. Убил — забрал! Так. Вавила — меньял. Многа авизьос — меньял. Так. Вавила — муди-дзон.
— Проводи нас, — процедила Наталья. — До двери.
Из окна Сигизмунд видел, как они идут по двору. Наталья явно пилила дядю Женю. Тот невозмутимо вышагивал впереди, задрав бородищу и счастливо держа под мышкой коробку с «Кама-сутрой».
* * *
Наконец-то великая битва «Зима — Весна — 97» завершилась вялой и малоубедительной победой Весны. Вместе с грязноватым снегом растаяла в городе и последняя наличка. Денег у населения не стало вовсе. Замерло все. Создавалось странное впечатление, будто все федеральные, муниципальные и Бог еще знает какие бюджеты, что еще оставались в городе, были вброшены в эту битву, подобно тому, как два года назад все государственные деньги сожрала чеченская война.
По ого день-деньской толстомясые дяди жевали тему «недоимок». Мол, все оттого, что собираемость налогов дерьмовая. Мол, поднимем сейчас собираемость — и завтра-послезавтра, максимум через месяц, наступит райская жизнь. Только бы собираемость поднять. Настойчиво убеждали обнищавший народ: в этом, мол, все дело.
Город угрюмо смотрел «Историю любви», «Девушку по имени Судьба», «Санта-Барбару», «Даллас» и прочие бессмысленные тележвачки. Из навороченных кафе по утрам выносили на помойку скисшие пиццы и прочую невостребованную снедь. Там их находили и разогревали на костерках нищие. Любопытствующих домашних псов и алчущих бездомных собак нищие отгоняли палками и ножами. Сигизмунд знал об этом не понаслышке — кобель что ни день обеспечивал все новые прецеденты.
Повсюду на рекламных тумбах воздвиглись принципиально новые щиты. На них самодовольные хлыщи с лакейской улыбочкой изнемогали от желания поделиться деньгой с родимой налоговой инспекцией. И призывали граждан следовать примеру.
Проезжая мимо дома Натальи, Сигизмунд в который раз пожалел, что нет с собой видеокамеры — кадр глазам представал блестящий: вечно пьяная пожилая бомжиха в необъятном сером платке — известная обитательница станции метро «Горьковская» — как раз похмелялась пивком с чебуреком, сидя на тумбе под хлыщом.
Вообще народ к идее «недоимок» относился более чем прохладно. Как-то утром, выйдя из арки, Сигизмунд невольно глянул на самодовольного хлыща — раздражало его все это без меры. И не сумел сдержать удовлетворенного смешка. Кто-то не поленился — забрался на двухметровую высоту и приложил немало усилий, дабы вогнать ржавый железнодорожный костыль плакатному ублюдку прямо в радостный рекламный ярко-синий глаз. Не оскудела еще земля Русская!
На Вербное воскресенье с утра пораньше к Сигизмунду явилась Вика. Была странно возбуждена и одновременно с тем смущалась. Попросила разрешения поработать на компьютере.
— Только, Морж… Можно, ты пока в ту комнату ходить не будешь?
— Что это на тебя вдруг нашло?
— Просто. Одна идея. Потом расскажу.
Сигизмунд пожал плечами и отправился в гараж. Полдня возился. Когда вернулся домой, Виктория все еще бойко молотила по клавишам. На Сигизмунда не обратила внимания.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57