Нелепые и разрозненные события последних недель вдруг обрели соединенность и смысл, как будто их вписали в некий общий контекст. И исчезновение Лантхильды, и исчезновение Аськи, и возвращение Аськи, и та смерть, что ударила мимо, и Аспид, и Светка, которая не хочет избавляться от своего ребенка… Все.
Мурр пел и пел, казалось — вечность. У Аськи восторженно блестели глаза. И Вика сидела не шевелясь — слушала. А у Сигизмунда вдруг мурашки пошли по спине. Кто-то ждал. Долго ждал.
Чтобы счастье не грустило, Медведь Прибаутки рычит. он сердится порой, Грозит Разбранить меня. И не ведает он, Что давно я сплю в земле сырой — Медяки на глазах — Некому медведю рассказать. И медведь все ждет да ждет — Вот уж сколько лет Ждет да ждет… А меня все нет, Нет да нет… Меня — не-ет… А медведь все ждет, Ждет да ждет, А меня уж нет, Нет да нет, Ме-еня не-е-е-ет!..
Сигизмунд слушал, слушал… В многократно повторенном «нет» ему все явственнее слышалось исступленное «да», и в постоянном утверждении «меня нет» звучало все громче «я есть, я есть!»
«Жизни хочу», — вспомнил он аськины слова.
Допев, Мурр скупо улыбнулся, не стал слушать похвал, а вместо этого залпом допил остывший кофе и быстро ушел. Сказал, что ему нужно еще в одно место зайти.
— Как он там поживает, не рассказывал? — спросил Сигизмунд у Аськи.
— Херово, как все… Я не знаю, у них своя тусня. Они чужих не любят. Слушай, Морж, а у тебя правда денег нет? Купил бы ему нормальную гитару.
— Правда нет, — сказал Сигизмунд. — Я бы его давно на лазернике выпустил, были б только деньги. А теперь еще бухгалтерша…
И снова его охватила непонятная тревога. Острая, как колика. Мысль лихорадочно заметалась: что?.. где?..
— …Ты что, оглох, Морж? Трубку сними! Замечтался!
Тряхнув головой, Сигизмунд снял трубку.
— Значит так, Сигизмунд Борисович, — прозвучал деловой голос Федора. — Я, как обещал, проконсультировался.
— О чем? — изумился Сигизмунд. — Что, бухгалтер?..
— Какой бухгалтер?
— Нет, ничего… Извини.
— Я насчет кремации консультировался.
Тревога резко усилилась.
— Какой кремации?
— Вы просили дополнительно узнать насчет воскресения кремированных. Опасно или как.
Сигизмунд наконец сообразил, о чем речь. Исполнительность Федора порой ставила его в тупик.
— Ну и как?
— Отец Никодим говорит: что, по-твоему, Бог из пепла не соберет? А если кто при пожаре погиб — тех тоже?..
— Ну спасибо, Федор, утешил.
— Не за что. Всегда рад. Если что, звоните, Сигизмунд Борисович.
Сигизмунд едва дождался конца разговора. Он вдруг определил источник сильнейшей тревоги. «Хозяйство». Берлога. И там стережет… ждет… Кто? Он почти физически ощущал ЗОВ.
— Ты чего с лица такой бледный? — закудахтала Аська. — Сообщили тебе чего?
— Да нет. Скоро приду.
Он почти бегом выскочил во двор, открыл гараж. Запаха не было. Но ЗОВ становился все сильнее. Лантхильда? Может быть, она под землей? Всего лишь в двадцати метрах, внизу? Бьется под асфальтом в жуткой камере или в коридоре? Или в этом черном зловонном колодце?
Не сразу попадая в рукава, Сигизмунд переоделся в ватник. Он даже не чувствовал холода. Быстрее, быстрее. Стережет медведь. Все взаимосвязано. Все вписано в общий контекст. Древний и жуткий.
Гремя заграждениями, прошел по каналу, нырнул в подворотню. И…
На люке стоял «москвичок». Порыпанный, заслуженный. Явно на трудовую копейку куплен после ста лет очередей. И угораздило же его!..
Недолго думая, Сигизмунд пнул «москвичок» ногой. Машина взвыла. Повыла, помигала — замолчала. Сигизмунд снова пнул. Подождал. Минуты через три хлопнула парадная, и во двор выскочил полуодетый мужик. С первого же взгляда Сигизмунд определил в нем такого же бедолагу, как он сам. Тем лучше. Еще издалека Сигизмунд чудовищно заматерился ему навстречу. На хрена на аварийный люк свою тачку поставил! Давай, откатывай срочно! Там газ травит! Воскресенье, блин, я один на участке!
Сигизмунд сам от себя не ожидал такого вдохновенного вхождения в роль. Может, Права Аська? Только Гамлета ему и играть.
Мужичок во всяком случае поверил, в подлинности образа не усомнился. Покорно залез в «москвичок», заглушил завывания, откатил с люка.
Спросил, сильно ли газ травит. Не рванет ли?
— Да ни хера не рванет!.. — Сигизмунд утопил ответную реплику в чистом мате и свел ее к тому, что задрочили его по выходным тут дежурить…
— Может, помочь, дядя? — совсем мирно спросил мужичок.
Ишь ты, как не хочет, чтоб рвануло! А механизм там, в люке, не беззвучный, и надо бы от мужичка отделаться поскорее. Сигизмунд раздраженно замахал рукой.
— Да иди ты, иди, иди!.. Достали!..
Мужичок наконец обиделся и ушел.
Когда за Сигизмундом закрылась входная дверь, отделявшая подземный тоннель от наружного люка, Сигизмунд перевел дыхание. Всеобъемлющая тишина ударила его, в ушах зазвенело. И вместе с тишиной нахлынул ужас. Он понял, что боится отходить от двери.
Постоял. В тишине ничего не менялось. Позвал: «Лантхильда!» Метнулось эхо — больше ничего. Поудобнее взял в руку ломик и заставил себя отлепиться от двери. Сделал шаг по коридору, другой.
Включил фонарик, посветил. Все как прежде. Бетонный пол. Серый потолок.
Сигизмунд медленно шел вперед. Наконец впереди открылся «предбанник», он же кладовая. Метнулся луч фонарика — Сигизмунд нашел выключатель и быстро зажег свет. Тусклое мертвенное сияние залило стеллажи, черный провал колодца, дверь с рычагом… После Сигизмунда здесь никого не было. «Предбанник» был пуст.
Сигизмунд осторожно прошел по кладовой. Заглянул в окуляр «перископа». Записка и термос, оставленные Лантхильде, нетронутые, стояли на нарах. Сигизмунд уже собрался было зайти в камеру — для очистки совести, когда его охватило ощущение, будто за спиной кто-то стоит. Почти вплотную. Если сделать шаг назад, то можно столкнуться с… ним. Сигизмунд почти до крови прикусил губу и обернулся. Никого. Он едва не вскрикнул. Теперь присутствие ощущалось в камере. Сигизмунд снова заглянул в окуляр — да нет же, пусто.
Где-то вокруг подземной камеры зародился гул. Будто кто-то, безмерно большой, сказал: «Ох-х!» Этот звук сопровождался мелкой вибрацией. Тихонько звякнуло что-то металлическое на стеллаже. Сигизмунд взвыл от ужаса.
И снова настала тишина. Всхлипывая от страха, Сигизмунд в последний раз заглянул в камеру: вдруг перенос? Но — нет, никакого перенесенного объекта в камере по-прежнему не наблюдалось.
Но пока он стоял согнувшись над окуляром кто-то невидимый невесомо прикоснулся к его спине. По всему телу разбежались мурашки, Сигизмунд утробно закричал и дернулся в сторону.
Никого.
— Аспид! — закричал он. — Стрыйковский!
Тишина.
Теперь Сигизмунд не мог оторвать взгляда от темного провала в полу. Угрозу таил он. Трясущейся рукой Сигизмунд взял со стеллажа гаечный ключ и метнул его в колодец. Перехватил поудобнее ломик, готовясь встретить то страшное, что выметнется оттуда… Секунд через десять раздался далекий плеск. И все.
И снова пришел гул, более тихий, но более продолжительный. Оцепенев, Сигизмунд стоял у стены — ждал, пока это закончится.
Это закончилось. И больше ничего не случилось.
Сейчас Сигизмунд видел и тоннель, и провал в полу. Надо было бы еще раз подойти к камере, глянуть. Но это означало подставить спину неведомому… тому, что таилось… что ЖДАЛО. Он не смог заставить себя сделать это еще раз.
Вместо этого, сухо рыдая, он двинулся спиной к стене в сторону коридора. Зажег фонарик. Свет в «предбаннике» так и оставил гореть. Пошел сперва медленно, потом все быстрее и наконец побежал на подкашивающихся ногах. Его мотало от стены к стене, колени сделались ватные. Стена! Тупик! Заперто.
Стоп, Стрыйковский. А рычаг здесь для чего? Для украшения?
Сигизмунд буквально повис на рычаге, почти уверенный в том, что дверь перекосило, и она не откроется. Однако дверь спокойно отошла.
Из люка хлынул холодный воздух и дневной свет. Сигизмунд смотрел на него как на чудо. И, не соображая, что говорит, вымолвил:
— …спасения и жизни вечной…
* * *
Аська встретила Сигизмунда восторженно:
— Слушай, Морж, а куда ты все время переодетый бегаешь? С этими дурами железными? Ты, наверное, Морж, нам мозги паришь. Ну какой ты генеральный? Та наверное бандит, Морж! Вон как с моими тусовщиками управился! Сноровка у тебя. Мы с Викой видели в окно, куда ты бегал. Я у окна стояла и говорю: гляди, говорю, Виктория, наш-то как резво побежал! Куда это он опять переодетый с железяками и ломом намылился? А Виктория, девочка наивная — она мне говорит: че ты к нему прибадываешься. Не видишь — на вызов побежал. Полхалтуривает мужик, и пусть себе..
— В Гамлеты готовлюсь, — сказал Сигизмунд. — Систему Станиславского расширяю.
— Врешь, — сказала доверчивая Аська.
— Ладно, откроюсь, — проговорил Сигизмунд, — я, девоньки, ликвидатор. Убираю трупы, стираю следы крови, отпечатки пальцев и прочие улики. Менты, когда приезжают, мажут стены сажей…
— Сажей? — изумилась Аська.
— Да, отпечатки снимают. Но там, где побывал я, сажей мазать бесполезно, все отпечатки уже стерты…
Аська все шире раскрывала рот. Ее воображение мгновенно пленилось неслыханными подробностями о жизни угрозыска, которыми владел Сигизмунд.
— На вызов ходил, — продолжал Сигизмунд. — Работал… Срочное дело.
Он хохмил, но на душе у него было тяжело. Плохо как-то. Угнетало то, что не заглянул в последний раз в камеру — вдруг туда все-таки перенесло Лантхильду. И еще вертелось детское, бессмысленное раскаяние: свет-то в предбаннике так и не погасил…
— Да, — промолвила Вика, — многообразный вы человек, гражданин Морж. Бегаете с железяками, травите тараканов, владеете мертвыми языками…
Аська неподдельно удивилась.
— Какими еще мертвыми языками, Морж?
— Это уж пусть Виктория тебе объясняет, а я не филолог.
Сигизмунд вспомнил о том, что Виктория собирается возвращаться в свой Рейкьявик, и ему стало совсем хреново.
Глава девятая
…Чего Сигизмунд никак не мог понять — так это того, как его угораздило снова оказаться в помещении терминала-приемника. Ведь, вроде бы, только что ноги оттуда в панике уносил, а неведомый ужас гнался за ним по пятам. И слово себе давал — больше носа туда не казать. И вот гляди ты: опять идет по тоннелю, и фонарь прыгает в руке. А батарейки садятся. Хоть бы батарейки заменить догадался, растяпа!..
Одно утешало: в прошлый раз он оставил гореть свет. Но вот и «предбанник»; там темно. Сигизмунд находит выключатель, несколько раз щелкает. Свет не включается. Словно издалека доносится поучающий голос Никифоровича: «Теперь вам, Стрыйковский, здесь лампочки менять».
В темноте, с тусклым фонариком в зубах, Сигизмунд лезет по высокой стремянке. Пол не виден — теряется где-то далеко внизу. Кругом кромешная тьма.
И, как назло, когда Сигизмунд начинает ввинчивать лампочку, снова доносится угрожающий гул. Сигизмунд вцепляется в стремянку. Еще немного — и странная подземная вибрация стряхнет его с лестницы в колодец. Наконец гул стихает. Сигизмунд торопливо довинчивает лампочку и начинает спускаться.
Хлопок по выключателю: есть! Вспыхивает свет. Наконец-то… Теперь можно подойти к окуляру и заглянуть в камеру. Может быть, там и в самом деле кто-то появился…
Сигизмунд склоняется над окуляром. И в этот момент понимает, что за спиной у него действительно кто-то стоит. Ждет.
Очень медленно, осторожно Сигизмунд поворачивается…
Аспид. Белое-белое лицо. Старый. Забытая с годами, но застрявшая в детской памяти дедова бородавка под глазом — на фотопортрете тщательно заретушированная.
Сигизмунд захрипел, силясь крикнуть. Что-то держало горло, не давало прорваться голосу. Наконец Сигизмунд одолел преграду и заорал…
— Ты чего, Морж, цыгане снятся? — сонно пробормотала Аська. И вдруг вскинулась: — Да ты потный весь! У тебя температура? Давай горчичники поставлю.
И снова заснула.
Сигизмунд сел на постели. Огляделся. Ощутил острую благодарность к своей комнате — обжитой, пыльной, теплой. Никакого Аспида здесь не было и в помине. На помойке возле гаража надсадно выли коты. Но и этот звук сейчас не раздражал — наоборот, приносил успокоение.
Приснилось все. Нет никакого Аспида. Был да весь вышел. Не станут коты учинять свои разборки в дурных местах.
Проклятье, а хозяйство-то и впрямь беспокойное…
Сигизмунд перелез через Вику — она спала с края — и отправился на кухню. Глянул на часы: еще спать и спать.
Покурил. Подумал о том, что надо бы утром позвонить Федору Никифоровичу, поинтересоваься: что за чертовщина такая творилась под терминалом? Принял душ. Решил доспать остаток ночи.
Сестрицы, обрадовавшись отсутствию Сигизмунда, вольготно развалились на тахте. Сигизмунд бесцеремонно сдвинул их к стене, освобождая себе место под одеялом. И на удивление быстро заснул.
* * *
— А что ты, Морж, во сне орал? — спросила за завтраком Аська. — Орал и лягался, между прочим. Всю ночь нам спать не давал, правда, Виктория?
— Не знаю, я спала, — строптиво ответила Вика. — Сигизмунд, будешь сыр?
— Я по утрам не завтракаю… Буду сыр. Это вы всю ночь лягались. С кровати меня выпихнули, я на кухню уходил.
— Только не делай из себя сиротку, Морж. Мы теперь все про тебя знаем. Ты — киллер-ликвидатор.
— Чего? — изумился Сигизмунд.
Аська погрозила ему ножом, вымазанным в масле.
— Сам вчера признавался. Уничтожаешь трупы, следы крови… Крутой ты мужик, Морж. Удивительное все-таки дело, Морж, и чего ты с одними сплошными бабами водишься? Почему, к примеру, дружков-приятелей у тебя нет? Нет, Морж, странное дело: сколько тусовок видела — посреди каждой тусни обязательно вот такой морж лежит, обложенный бабами… моржихами…
— Лежбище котиков, — сказала Вика.
— Кого? Котиков? Морж, ты котик?
— Коток, — поправил Сигизмунд.
— Это психотип такой, — заметила Виктория. — Вот если бы ты, Морж, по субботам посещал баню и пил бы там пиво, завернутый в простыню, а в воскресенье ездил бы на рыбалку в Пупышево и дрался бы там с кем-нибудь из местных…
— То тогда? — спросил Сигизмунд, когда Вика сделала паузу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57