– Когдато в юности я стал счастливым владельцем роскошного издания "Бабурнамэ". – Кажется, я обращался не столько к своему собеседнику, сколько к самому себе. – Там есть одно потрясающее место: Бабур пишет, что неоднократно задумывался о том, что было бы неплохо "свести слона с носорогом и посмотреть, как они будут себя держать".
Насколько я понимаю, вы предлагаете мне приключение вполне во вкусе Бабура…
Соблазнительное предложение, нечего сказать!
– Да, примерно так оно и есть, ты очень удачно подобрал цитату! – Обрадовался Аллах.
– Ну ладно, – вздохнул я, – предположим – только предположим! – что я соглашусь участвовать в этой безумной затее. Но что бы вы там не говорили о моей удивительной природе, мне попрежнему кажется, что я – вполне человек, а посему состою из костей, мяса и прочей ненадежной чепухи. Я не бессмертный, и не мертвый – ни телом, ни духом – во всяком случае, я на это здорово надеюсь… Вам не кажется, что у вашей армии будет слишком уязвимый военачальник?
– А, ну это просто уладить. – Отмахнулся он. – Я могу подарить тебе очень много жизней.
Не бесконечно много, но до конца кампании хватит. Что ты скажешь о таком числе? – И он насмешливо постучал ухоженным длинным ногтем по краю белой пластмассовой пепельницы, приютившейся на другом конце стола. Только сейчас я заметил, что на дне пепельницы нарисованы три аккуратные темносиние шестерки.
– Хорошее число – большое! – Фыркнул я. А потом неудержимо расхохотался.
– Это смешное число? – Невозмутимо спросил мой собеседник.
– Ага! – Подтвердил я. Коекак успокоился, вытер навернувшиеся на глаза слезы и объяснил:
– У меня довольно разнузданное воображение, но мне никогда не приходило в голову, что в один прекрасный день мне предложат немного поработать Антихристом!
Да уж, нечего сказать, нашел себе халтурку на выходные!
– Антихрист – это термин из христианской религии? Ну да, припоминаю, ктото вроде нашего Даджжала… Глупости какие! – Устало вздохнул мой собеседник. А потом с неподдельным интересом спросил:
– А вот что такое "халтурка"?
– Работа. – Я пожал плечами. – Работа, которую можно сделать за короткий промежуток времени, в перерыве между основными занятиями, получить деньги и смыться – прежде, чем в построенном тобой доме начнет рушиться потолок.
– Очень хорошая метафора. – Уважительно сказал Аллах. – Да, именно это от тебя и требуется. Но учти: "смыться" можно будет не раньше, чем "потолок" действительно начнет рушиться.
– Между прочим, я еще не дал согласия на эту авантюру! – Упрямо сказал я.
– И не думаю, что…
– Не обманывай себя, Макс. – Устало вздохнул он. – Ты уже дал свое согласие – с самого начала. Если бы ты его не дал, тебе бы просто не позволили родиться. Мой разговор с тобой – это простая формальность.
Заранее известно, чем он закончится, так что не растягивай это сомнительное удовольствие.
– Как это – мне не позволили бы родиться? – Возмутился я.
– А вот так. – Неопределенно объяснил он. – Как это всегда бывает…
– Между прочим, вы совершенно напрасно сказали, что вам заранее известно, чем закончится наш разговор. – Сердито заметил я. – Меня уже подмывало согласиться, а теперь… Теперь меня здорово подмывает сказать вам "нет" – просто из вредности!
– Говори, что хочешь. – Равнодушно отозвался мой собеседник. – Но учти: если ты сейчас откажешься, это не будет иметь никакого значения. Ты просто забудешь о нашей встрече, как забыл о наших былых встречах – до поры, до времени. Ты и сам не заметишь, как исчезнешь отсюда, а потом внезапно обнаружишь себя гденибудь – скорее всего, в том месте, которое считаешь своим домом – и будешь совершенно уверен, что просто проснулся, и не можешь вспомнить, что тебе снилось: так ведь часто бывает… А потом твоя судьба снова приведет тебя сюда, и я снова появлюсь неизвестно откуда, и все начнется сначала… Можно сказать, что мы с тобой ведем этот диалог чуть ли не с начала времен. Тебе еще не надоело?
Мне показалось, что он метет жуткую чушь, но какоето незнакомое мне самому существо, дремлющее на самом дне моего сознания, отлично знало, что этот странный парень говорит правду. Я опять не дал тяжелой темной волне воспоминаний накрыть меня с головой, поскольку попрежнему подозревал, что это удовольствие будет стоит мне рассудка – если не жизни!
– Не нужно волноваться. – Мягко сказал мой собеседник. – Ничего страшного не происходит: наша встреча – просто часть твоей изумительной жизни, полной самых невероятных чудес. Ты же сам хотел, чтобы у тебя была именно такая жизнь!
– Хотел. – Растерянно согласился я.
– Ну вот и получай… Хочешь еще кофе? – Будничным тоном гостеприимного хозяина осведомился Аллах. Я молча кивнул: что бы он там не мел касательно моего зловещего предназначения, а его кофе воистину был восьмым чудом света, так что мне следовало пользоваться случаем… Через несколько секунд в моих руках оказалась крошечная горячая чашка.
– Ну, вот и договорились. – Задумчиво сказал мой странный приятель. Я открыл было рот, чтобы возразить, сказать, что ни о чем мы еще не договорились, и вряд ли когданибудь договоримся… а потом захлопнул свою болтливую пасть, поскольку понял, что звуки, которые способны издавать мои голосовые связки – в каком бы сочетании эти звуки не вылетели из моего рта!
– ничего не изменят, поскольку не только беспомощное бормотание припертого к стенке человека, но и самые могущественные заклинания становятся бессильными, когда судьба понастоящему берет тебя за глотку и пинками гонит вперед – в предначертанное… Мною овладело равнодушное оцепенение – впрочем, довольно приятное: оно не было похоже на обычную минуту слабости, сопровождаемую внутренним стоном типа "делайте со мной, что хотите". Просто до меня наконецто дошло, что не следует тратить силы на попытки принять какоето решение, поскольку все давнымдавно решили без моего участия…
Поэтому я просто молчал и ждал: что теперь?
– Теперь тебе предстоит один официальный визит. – Деловито сообщил мой собеседник.
– Тебя ждет Сфинкс: она уже давно стережет твое оружие…
– "Она"? – Удивленно уточнил я. – А разве Сфинкс женского пола?
– Ну да, а какого же еще? – Рассеянно удивился Аллах. Немного помолчал и добавил – как мне показалось, довольно виновато:
– Вообщето, эта сумасшедшая кошка совершенно помешалась на своей любимой игре в загадки, но это не беда. Может быть, она тебя убьет – что с того? Ну, останется у тебя 665 жизней вместо 666 – тоже мне, проблема…
– Я не люблю, когда меня убивают. – Вяло возразил я.
– Но у тебя еще никогда не было такого количества жизней в запасе. – Резонно заметил Аллах. – Кроме того, вполне может случиться так, что ты отгадаешь ее загадку: время от времени они бывают такими легкими – даже не верится! Одним словом, ты какнибудь выкрутишься…
– А что потом? – С замирающим сердцем спросил я.
– Потом – по обстоятельствам… Может быть тебе прийдется отправиться в Медину, чтобы призвать Мухаммеда, наступив на его могилу, а может быть он сам тебя найдет…
Одним словом, сам увидишь. – Он пожал плечами. – Только сделав первый шаг, можно приступить к следующему, так что… Ладно, все улажено, так что теперь я, пожалуй, могу попрощаться – с тобой, и с этим великолепным Миром, заодно!
– Попрощаться? – Удивился я. – Но вы собирались както передать мне свое могущество, и эту загадочную "связку ключей" от человеческих сердец…
– Они и так уже принадлежат тебе, с самого начала. – Улыбнулся он. – Просто до сих пор у тебя не хватало пороху переворошить свои кладовые – ты бы здорово удивился, если бы узнал, на что может наткнуться человек, принимаясь за ревизию собственного имущества!
– А мои 666 жизней? – Недоверчиво спросил я. – Сомневаюсь, что они всегда были при мне: я всегда очень остро ощущал собственную смертность… может быть, слишком остро!
– Твои 666 жизней? Да, действительно, чуть не забыл! – Виновато согласился Аллах.
Рассеянным жестом взял со стола пепельницу, внимательно посмотрел на темносиние шестерки на ее дне, а потом неожиданно сильным, молниеносным движением запустил пепельницу точнехонько в мою голову. Разумеется, я не успел уклониться! Последнее, что я запомнил – это его неестественно красивое бледное лицо, перекосившееся в бесшабашно веселой, но вполне зловещей ухмылке…


* * *
Я открыл глаза и огляделся. Под моими ногами искрился светлый песок, над головой пронзительно синело небо. Наверное, было жарко, но в моем теле произошли какието необратимые изменения: о жаре я знал только теоретически, мои ощущения равнодушно молчали. Я посмотрел на ослепительнобелый шар, застывший в зените, и понял, что солнечный свет больше не заставляет меня щуриться: я мог бы часами смотреть на безжалостно пылающее светило, если бы мне вдруг почемуто показалось, что это необходимо… Со мной чтото было не так, вернее, со мной все было НЕ ТАК, и мне это чертовски нравилось – по крайней мере, пока.
Потом я произвел беглый осмотр собственного тела, чтобы окончательно выяснить, как обстоят дела со мной, любимым. Дела обстояли довольно странно. Я сидел на теплом камне, словно специально созданном заботливой природой в полном соответствии со всеми тайными пожеланиями моей задницы.
Ни одно из многочисленных мягких кресел, с которыми мне доводилось иметь дело на протяжении своей жизни, изобилующей короткими, но нежными встречами с удобной мебелью, не шло ни в какое сравнение с этим изумительным камнем!
Потом я с удивлением обнаружил, что мои плечи укутаны яркозеленым плащом – гдето я уже видел этот дикий оттенок! Еще через мгновение я вспомнил, что в пальто такого же цвета был одет странный незнакомец, сообщивший мне, что он и есть Аллах – похоже, парень любезно одолжил мне свое барахлишко… Я тут же вспомнил и все остальное: нашу бредовую беседу, его сомнительное предложение касательно моей военной карьеры, мои вялые попытки отвертеться от собственной судьбы и драматический финал нашей своеобразной "планерки": круглую белую пепельницу, стремительно летящую по направлению к моей горемычной роже.
Воспоминания не вызвали у меня никаких эмоций – только ленивую, равнодушную мысль о том, что вообщето мне свойственно испытывать разного рода эмоции. Я вяло подумал, что в соответствии с традиционным сценарием "смятения чувств" мне следовало испугаться, потом – рассердиться, а потом вспомнить о совершенно восхитительной жизни, которая была у меня в последнее время, с ужасом осознать, что она закончилась – скорее всего, безвозвратно! – и взвыть от боли и отчаяния. Я немного подождал и понял, что представления не будет: ни страха, ни гнева, ни, тем более, отчаяния.
Бедняги Макса, все еще способного испытывать все эти неземные переживания, больше не было, а если он и имелся в наличии, то тихонько сидел в самом темном уголке моего сознания и молчал в тряпочку. Впрочем, оно и к лучшему…
– Все уже случилось. – Равнодушно сказал я сам себе. – Ты уже ввязался в эту заварушку, дорогуша, так что ничего не попишешь… Бедняга мексиканец – боюсь, я так и не успел заплатить по счету! Сомневаюсь, что герр Аллах потрудился исправить положение: боги – это же самый безответственный народ…
Потом я замолчал, поскольку обнаружил, что мне больше не требуется говорить с собой вслух, чтобы успокоиться: я и без того был спокоен, как удав, обожравшийся кроликов на похоронах собственной бабушки. Несколько минут – или дней? – я просто любовался сияющими песчинками под ногами, а потом обратил внимание на свои руки, аккуратно сложенные на коленях. Они показались мне какимто чужими, но я никак не мог сообразить: в чем, собственно, разница. Поднес их к лицу – удивительно, но это пустяковое движение стоило мне совершенно титанических усилий! Некоторое время я зачарованно рассматривал собственные верхние конечности, а потом наконец понял, в чем дело, и криво ухмыльнулся: на моих ладонях больше не было никаких линий, вообще – ни единой черточки.
– Допрыгался, поздравляю! – Насмешливо сказал я сам себе. – И куда ты подевал свою линию Жизни? Я уже не говорю о линиях Головы, Сердца и Печени, заодно… Твоя мама была бы очень недовольна: она так старалась, рожала твое бренное тело, а ты за ним совсем не смотришь! Как еще голова на месте… – После этого бредового монолога я окончательно развеселился, поскольку вспомнил какуюто старинную книжку по хиромантии, автор которой утверждал, что линии на ладони, как правило, отсутствуют у слабоумных…
От внимательного изучения собственных рук меня отвлек слабый порыв ветра, нежно погладивший волосы на моей макушке – можно было подумать, что над моей головой пролетела небольшая птица. Я поднял глаза и обнаружил, что никакая это не птица.
Надо мной кружил крошечный самолетик – кажется, это была искусно сделанная модель двухместного аэроплана времен Первой Мировой Войны. Я успел разглядеть надпись на борту: голубую букву "А" и такую же цифру "6", рисунок на хвосте – смешного черного кота с желтым бантом на шее и большие синебелокрасные круги на серебристых крыльях – они свидетельствовали о том, что прототип этой очаровательной модельки в свое время мужественно сражался за честь британской короны. Мой рот изумленно распахнулся: я был готов к чему угодно, но только не к встрече с игрушечным самолетиком в самом сердце какойто дурацкой пустыни – я ведь даже не знал, какой точке на карте мира соответствует это странное место, и есть ли она вообще, эта точка на карте! Впрочем, природа в конце концов взяла свое, и я неудержимо расхохотался вслед очаровательному наваждению, стремительно улетающему прочь…


* * *
Афина лихо посадила свой аэроплан на крошечной посадочной площадке на плоской вершине столовой горы. Такие горы встречаются только в Эфиопии, местные жители называли их "амбами" – в те благословенные времена, когда здесь еще были какието "местные жители"… С некоторых пор Олимпийцы вбили в свои неразумные головы, что на земле больше нет мест, пригодных для жизни.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10