Джек попытался забыть о приключениях последних суток, азартно и
радостно целуя послушную и неумелую Бесс; в конце концов, хватит с него
раздумий и забот о каких-то чужих женщинах! Какое они имеют отношение к
нему и его жизни? Он живет здесь и сейчас. И здесь и сейчас ему нужна
женщина его мира, мира, в котором он живет и который знает. Нужна семья,
дом, дети и все такое прочее. Кстати, это наилучший выход из всех
затруднений и сомнений последних дней.
Когда они вернулись к гостям, Бесс уже успела пообещать Джеку сменить
свою фамилию на его. Правда, было решено пока никому ничего не говорить:
вот кончится весенний сев, все станут посвободнее, тогда и можно будет
объявлять о помолвке и устраивать праздник по этому случаю. Разумеется,
хотя все будет держаться в секрете, Джеку следует побеседовать с мистером
Мерримотом хотя бы о том, чтобы им разрешили видеться это время. Такие
"прелюдии" к помолвке являются обычным делом. Редкие пары рискуют
игнорировать общественное мнение и прервать отношения после официально
разрешенных родителями "встречаний". Парню еще куда ни шло, а вот
девушке... В таком случае она считается как бы "не совсем" целомудренной и
вряд ли сможет найти другого жениха в этой округе. А уезжать куда-нибудь -
страшно непрактично...
Словом, тайна Джека и Бесс, собственно, таковой не являлась. И хотя
Джек считал всю эту возню глупой и ненужной, но, как и большинство мужчин,
предпочитал в подобных вопросах не перечить женщине.
Сразу по возвращении, Бесс украдкой от Джека стала шептать что-то на
ухо своей тетушке. Джек заметил устремленные на него заговорщицкие взгляды
обеих и покраснел.
Праздник продолжался почти до рассвета. Джеку удалось проспать меньше
двух часов и проснулся он с головной болью, сухостью во рту и
отвратительным настроением. С трудом поднявшись, Джек кое-как оделся и
побрел на кухню.
Ланк спал на груде шкур оборотней за печью и даже не заворчал, когда
Джек легонько пнул его ногой под ребра. Поэтому Кейдж сам принялся
разводить огонь, рассудив, что легче приготовить что-либо бодрящее самому,
нежели пытаться разбудить пьяного слугу. Он залил крутым кипятком сушеные
листья тотума и поставил настаиваться. А до тех пор надо покормить собак.
Вернувшись с псарни, Джек обнаружил пропажу бодрящего напитка, в
результате чего Ланк еще раз получил ногой по ребрам, на этот раз гораздо
ощутимее. Впрочем, он только крякнул и повернулся на бок. Рожа спящего
раскраснелась и лоснилась от жара печи.
Джек снова лягнул слугу, Ланк сел.
- Ты выпил мой отвар?
- Ну... мне снилось, что я вроде что-то пил...
- Ах, тебе снилось?.. Так пусть тебе приснится, что ты, наконец,
поднялся и сделал мне новый! А я-то еще пытался тебе помочь...
Поскольку отец велел разбудить его пораньше, Джек постучался в
спальню родителей. Первой, как всегда, проснулась миссис Кейдж и принялась
энергично трясти главу семьи до тех пор, пока тот не поднялся с постели.
После легкого завтрака, состоявшего из бифштексов, печенки, яиц,
хлеба с маслом и медом, пива и бодрящего отвара, Ланк отправился запрягать
единорогов в повозку, а оба Кейджа начали обход фермы.
- Терпеть не могу брать что-нибудь у гривастых, - начал Уолт, - мне
это поперек гордости. Но не думаю, чтобы тебе удалось отговорить эту Р-ли
от принятого раз решения... Упрямство вийров вошло в пословицу, верно? -
он стал насвистывать что-то, потирая переносицу, потом вдруг резко
остановился и ухватил сына за плечо. - Скажи мне, Джек, почему эта сирена
отказалась от своей доли?
- Не знаю, отец.
Пальцы Уолта еще крепче сжали плечо Джека:
- Ты в этом уверен? Здесь нет ничего... личного?
- О чем это ты?
- Ты не... - Уолт долго подыскивал подходящее слово. - Я хочу
сказать, ты не... ну, не сожительствовал с ней?..
- Па, что ты говоришь? Я? С сиреной? Да я не видел ее три года! И
один на один с ней был совсем недолго...
Уолт убрал руку с плеча сына:
- Я верю тебе. Я верю тебе, Джек. - Он поднес руку к воспаленным
глазам. - Мне не следовало даже задавать этот вопрос. Я понял бы даже,
если б ты сейчас... ударил меня. Но ты должен меня понять, сынок. Поверь,
такие дела случаются гораздо чаще, чем ты думаешь. Да, гораздо чаще... К
тому же я знаю, какими они могут быть, сирены. Лет двадцать тому назад...
Еще до женитьбы... Сынок... У меня было искушение!..
Джек не осмелился спросить отца, поддался ли он ему.
Немного погодя они остановились поглядеть на нескольких молодых
сатиров, только-только начавших обрастать жестким взрослым волосом. Сатиры
стояли на четвереньках и крошили почву между пальцами, время от времени
прикладывая ухо к земле, как бы прислушиваясь. Пальцы их поочередно
барабанили по верхней корке грунта.
С ними был старший - рослый сатир с длинным хвостом, тяжело бившим
его по лодыжкам при ходьбе.
- С добрым утром, - дружелюбно приветствовал он хозяина фермы
по-английски.
Ни в желтых глазах, ни в открытом лице вийра не было ни малейших
признаков сегодняшнего ночного пиршества. "Редкий, как головная боль у
гривастого", - говорила одна из пословиц.
- Как дела, Слушатель Почвы? - спросил Уолт. Беседа их была
уважительной и степенной, как будто разговаривают два старых добрых
соседа-фермера. Они обсудили состояние почвы, количество влаги в ней,
наметили день начала пахоты; затем перешли к удобрениям, севообороту,
хищным животным, приметам сухих и дождливых периодов... Вийр сообщил, что
под верхним слоем "слышно" много дождевых червей, рассказал об их новой
породе, выведенной в одном из отдаленных кадмусов Кроатании. Уолт
высказался о видах на урожай зерновых, признав их "неплохими", и Слушатель
Почвы согласился с ним, после чего Уолт с пессимизмом отозвался о набегах
ларков, голых лисиц, хвостатых медведей и секстонов. Вийр рассмеялся.
Ничего не поделаешь, приходится платить десятину иждивенцам
Матери-Природы, если, конечно, налог не станет слишком обременительным. Но
в таком случае Охотники просто уменьшат поголовье местных захребетников,
верно?
Потом вийр рассказал, что его сыновья, Испытатели грома, ушли в горы,
надеясь пощупать пульс погоды. Когда они вернутся, он обязательно обсудит
результаты с Уолтом.
Когда они распрощались со Слушателем Почвы, старший Кейдж задумчиво
произнес:
- Если б они все были такими, как этот, у нас не было бы никаких
хлопот.
Джек хмыкнул что-то себе под нос. Он размышлял о собственном будущем.
Ферма была обширной и разбросанной, а Кейдж - хорошим и внимательным
хозяином, поэтому прошло больше двух часов, пока отец и сын добрались до
белых матовых конусов жилищ вийров.
С детства Джеку запрещали "ошиваться" вблизи кадмусов. В результате
чего Джек проводил почти все свободное время возле них и знал о кадмусах
все. Но только снаружи, и его просто распирало от желания узнать, что же
происходит внутри. Однажды он почти упросил одного из своих гривастых
приятелей по играм пригласить его в гости. Остановил Джека только страх
перед последствиями. Он не очень боялся наказания людей, хотя и оно было
бы суровым, гораздо больше его пугали рассказы о том, что случалось с теми
мальчиками (и не только мальчиками), которые проникали в желанную "святая
святых". А подобных рассказов он наслушался вдоволь. Сейчас, в
девятнадцать, он, разумеется не верил в эти бабьи сказки. Теперь от
проникновения в кадмус его удерживали запреты властей и людские законы.
Лужайка кадмуса, служившая фермой, была, в сущности, небольшим полем,
покрытым ковром из зеленой и красной бахромистой травы, настолько
выносливой, что не поддавалась постоянному вытаптыванию босыми ногами
вийров. По лужайке без всякой системы была разбросана дюжина строений по
форме напоминающих десятиметровые клыки, сделанные из чего-то похожего на
слоновую кость.
Строения назывались кадмусами в память о Кадме, мифическом основателе
земных Фив, герое, якобы засеявшем поле зубами дракона и вырастившим из
них воинов. Когда земляне впервые почувствовали себя силой на Дэйре и
стали нападать на общины аборигенов, из кадмусов высыпало такое несметное
количество гривастых воинов, что пришельцам пришлось отступить, лишившись
и оружия, и чести.
Если бы тогда аборигены поступили с землянами так, как те собирались
поступить с ними, они могли бы раз и навсегда решить проблему
взаимоотношений между людьми и обитателями кадмусов. Ведь пришельцы
собирались перебить вийров, захватить их подземные жилища и обратить в
рабство оставшихся в живых.
К счастью для землян, им была предоставлена еще одна возможность
перемирия - заключить Соглашение. Сто лет прошли спокойно.
Затем потомки Дэйра, желая оправдать имя, данное планете (ведь
по-английски "Дэйр" - "дерзкий вызов"), нарушили свое слово и объявили
войну туземцам на занимаемой землянами территории. И обнаружили, что вийры
вообще не знают границ, и что любой из них, живущий на материке Авалон,
готов выступить против чужаков. Численное превосходство гривастых было
подавляющим. Война длилась один день.
Подточенное позорным поражением и внутренней смутой, государство
землян со столицей в Дальнем рухнуло.
Мятеж смел династию Дэйров. Дальний стал республикой с комитетом
граждан во главе. Было заключено новое Соглашение с вийрами, установлена
практика предоставления убежища в кадмусах преступникам и
беженцам-землянам. Смертная казнь была отменена. Ведьм больше не сжигали.
Часть землян - в основном, католики и социнийцы - недовольная таким
оборотом событий, воспользовавшись неразберихой первого послевоенного
времени, покинула столицу и отправилась в отдаленные области материка.
Оторванные от людей, социнийцы со временем отказались не только от
религии, но и от одежды, домов и даже языка и полностью одичали.
Через тридцать лет после того, как мученик Дионис Харви Четвертый
основал государство, носящее его имя, Дионисия была охвачена междоусобной
войной. Произошел раскол церкви на Церковь Ожидания и Церковь
Целесообразности.
Прагматики победили. Недовольные вновь сочли за лучшее отправиться в
дальние края. Под предводительством епископа Гаса Кроатана они собрали
пожитки и переселились на большой полуостров, где со временем и создали
новое государство.
И выжидающие, и прагматики короновали своих церковных вождей, так
называемых капутов в соответствующих столицах. При этом каждый был
объявлен главой единственно истинной церкви.
Вийры улыбались и показывали на Дальний, вернее, на государство
Дальнее, лидер которого объявил себя единственным истинным наместником
Господа на планете Дэйр.
Джек вспоминал историю Дэйра, приближаясь к кадмусам. Остановившись у
ближайшего, он прервал воспоминания, чтобы приветствовать О-рега по
прозвищу Слепой Король, который курил самокрутку в длинном костяном
мундштуке, стоя у входа:
- Приветствую тебя, о Хозяин Дома!
- Удачи тебе, о Нашедший Жемчуг!
Слепой Король был высок, худ и рыжеволос. Он вовсе не был слепым, да
и королей в полуанархическом обществе гривастых никогда и в помине не
было. Однако он занимал положение, дававшее право на титул, происхождение
которого уходило в глубокую древность.
Старший Кейдж попросил разрешения поговорить с Р-ли.
- Вон она, - сказал О-рег, указывая в сторону ручья.
Джек обернулся и замер - так хороша была выходящая из воды сирена.
Тихо напевая, она упругой походкой подошла к отцу и поцеловала его. О-рег
обнял ее за тонкую талию, а Р-ли склонила голову на его плечо и так
разговаривала с Уолтом Кейджем.
Глаза ее то и дело обращались к Джеку, и каждый раз при этом он
улыбался. К тому времени, когда раскрасневшийся хозяин фермы устал от
попыток уговорить сирену принять свою долю или, по крайней мере объяснить
причину отказа, Джек решился тоже вступить в разговор с Р-ли.
Уолт и Слепой Король перешли к обсуждению со вопросов стрижки
единорогов, а Джек предложил сирене отойти с ним чуть в сторону. Когда
отец уже не мог их услышать, он спросил:
- Р-ли, тогда, в лесу... Ты ведь знала, что это не медведь, да?
Почему же ты... Почему ты схватилась за мою руку, будто испугалась? И...
повисла на ней? Ты ведь не боялась, ты знала, что это рвотное дерево,
верно?
- Верно.
- Тогда почему ты это сделала?
- А ты не догадываешься, Джек Кейдж? - ответила сирена.

5
Кейдж-старший отсрочил перевозку жемчуга в город еще на один день.
Частые визиты в погреб сделали хозяина фермы посмешищем для родни и
работников. Уолт вел себя так, словно драгоценный серый студень - часть
его собственной плоти. Продать его казалось ему равноценным продаже руки
или ноги ради денег.
Джек, Тони и Магдален, наименее сдержанные из его детей, за последние
дни отпустили в адрес отца такое количество шуток, что он, наконец, понял
несуразность своего поведения.
Утром четвертого с появления жемчуга дня двое старших Кейджей, Ланк и
Билл Камел все-таки выехали за ворота фермы. Все надели шлемы из медного
дерева, покрытого кожей, наборные костяные кирасы и тяжелые боевые
рукавицы. Уолт сел на козлы. За ним - Джек и Билл с луками наготове. Ланк
восседал на ящике с сокровищем, сжимая в руке копье.
Вопреки опасениям Уолта, они покрыли двенадцать миль до центра округа
без особых происшествий. Из лесу не выскакивали разбойники, на драгоценный
груз никто не покушался. Небо было ярким и безоблачным. По нему стаями
носились слашларки, заполняя все вокруг своими песнями.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25