Потом ей показалось, что она присутствует при длинном споре о том, какой дорогой надо ехать, что видит человека, машущего фонарем, слышит, как кто-то произносит слова: «Репортер и еще один человек приезжали полчаса спустя!».
Вдруг Бетти почувствовала прикосновение чьей-то холодной руки, а затем последовал резкий укол в предплечье…

Когда девушка пришла в себя, было еще темно. Ей показалось, что кровать стала шире. Протянув руку, чтобы зажечь свечу, которая всегда стояла на ночном столике, она ее не нашла.
— Я еще сплю, — прошептала Бетти…
Потом она ощутила себя сидящей в старинном кресле с высокой спинкой, стоящем в центре ярко освещенной часовни. Прямо против нее возвышался алтарь, по сторонам которого горели две толстые свечи. Немного дальше виднелись хоругви, расшитые золотом. Под каждой из них сидела фигура в маске.
Сама же Бетти была в белом платье и босая, а на ее коленях лежал небольшой коврик.
Вдоль стен часовни на стульях тоже сидели люди в масках. Все присутствующие пели что-то похожее на старинный гимн.
Вдруг перед алтарем появился человек, одетый в длинное красное платье. Большой капюшон скрывал лицо. Но как только он заговорил, Бетти сразу же узнала этот голос: он принадлежал человеку, приходившему в лавку за посланием.
— О, посланница Абсолютного, — говорил голос, — в твои руки я отдаю Книгу Закона. Прикажи, чтобы она была дополнена!
К девушке подошли два человека, одетые в черное, и положили ей на колени тяжелую книгу в старинном переплете.
— Поднимите ее и прислоните к своей груди, — шепнул чей-то голос на ухо.
Она машинально подчинилась. Люди в масках стали подниматься и выхолить. Скоро в часовне с Бетти осталось только два человека.
— Встаньте! — послышался приказ.
Девушка беспрекословно подчинилась.
Ее взяли под руки и повели… Отворялись двери… Слышались звуки отдаленного пения…
Внезапно Бетти оказалась на свежем воздухе.
— Я хочу проснуться! — вскрикнула она.
И после этого уже ничего не помнила…

Когда Бетти открыла глаза, она прежде всего увидела Билла. Он стоял возле кровати в ногах. Жилет на нем был неправильно застегнут, что придавало ему довольно нелепый вид.
— Вы, это — вы?! — удивилась девушка. — Только не надо целовать меня! Я терпеть не могу людей, которые меня целуют!
В комнате находился еще один человек. У него были седые волосы и большие круглые очки.
— Голова болит? — спросил он.
— Немного. Но кто вы?
— Вы сейчас в госпитале, — последовал ответ. — Чувствуете ли вы себя в силах рассказать нам, каким образом вы оказались посреди ночи в Бафе?
Бетти широко открыла глаза. Хотя сознание вполне вернулось к ней, она по-прежнему ничего не понимала.
— Какой сегодня день? — спросила девушка.
— Четверг!
Единственно, что Бетти хорошо помнила, это то, что в постель она легла во вторник вечером.
Глава 24
Только на следующий день узнала Бетти о тех странных обстоятельствах, при которых она была найдена.
Полицейский патруль на рассвете увидел лежавшую на траве девушку. Одета она была странно: в теплое непромокаемое пальто и высокие охотничьи сапоги. Под нее было подстелено шерстяное одеяло.
Полицейским не удалось разбудить девушку, и они вызвали карету «Скорой помощи».
— О моем исчезновении, вероятно, писали во всех газетах? — спросила Бетти. — Мне начинает казаться, мистер Хольбрук, что вы ведете в мою пользу большую рекламную кампанию.
Билл покачал головой.
— Вы ошибаетесь, мисс Карен. Но не расскажете ли вы нам, что с вами случилось?
— Я ничего не помню. Мне снились страшные сны, но я не могу их припомнить…
Подошел Баллот.
— Вы ничего не пили перед тем как лечь? — спросил он.
— Стакан молока. Хозяйка всегда оставляет мне молоко.
— Это, вероятно, было известно людям, которые похитили вас…
— Мистер Хольбрук, — спросила Бетти, — померещилось мне это прошлой ночью, или я в самом деле видела мистера Ламберга Стоуна?
— Единственно, что вам вчера померещилось, так это то, будто я целовал вас. Что же касается мистера Стоуна, то он был вполне реален и зайдет сегодня вечером снова.
— Зайдет вечером?
— Да. И сообщит вам довольно интересные новости.
Вскоре Билл вместе с Баллотом покинули госпиталь.

— Странные дела, — говорил по пути Баллот. — Девушка, несомненно, была отравлена. Доктор думает, что скополамином, который на двое суток приводит человека в особое психическое состояние. А когда девушку нашли, то на ней под пальто было шелковое платье, надетое прямо на ночную рубашку. Этого платья квартирная хозяйка никогда на ней не видела… Но чего хочет он нас этот человек?
«Этот человек» оказался каким-то оборванцем. Он уже несколько минут шел рядом с Биллом и Баллотом. Весь его вид говорил о том, что он имеет самое прямое отношение к представителям преступного мира. Вдруг Баллот воскликнул:
— А, Тинкер, это вы! Давно ли на свободе? — и, не дожидаясь ответа, инспектор повернулся к Биллу и прибавил: — Это Тинкер Лэн, вор-рецидивист, специалист по кражам на пароходах. Но что вам от меня нужно, Лэн?
— От вас ничего. Мне надо переговорить с этим джентльменом.
— Со мной? — удивился Хольбрук.
— Да, с вами!
Баллот отошел, и Билл остался наедине с Тинкером.
— Простите меня, сэр, — начал Тинкер, — когда я ехал в Австралию, один попутчик рассказал мне, что заработал большие деньги, сообщив в газеты что-то о морском змее…
— Если вы собираетесь рассказать мне о морских змеях… — перебил его Билл.
— Нет, сэр. Хочу рассказать вам совсем о другом, стоящем тысячи.
Оборванец опасливо осмотрелся по сторонам.
— Как вы думаете, с какой целью они предложили мне вступить в их сообщество, мне — четырежды сидевшему в тюрьме? Поверьте, мне было смешно, когда этот верзила в черном одеянии твердил о долге, ответственности и прочих глупостях. А когда я выходил, меня хлопнули по плечу…
— Кто? Неужто «Сыны Рагузы»?
— Они самые. Человек, который хлопнул меня по плечу, оказался старым знакомым. С ним вместе я совершил несколько удачных налетов в районе Сингапура. Он рассказал мне, что его подцепили в ост-эндских доках и тоже записали в сообщество, а затем даже ввели в Двадцать третью степень. И я тоже там, — гордо прибавил Тинкер.
— Слушайте, Баллот! — позвал Билл инспектора. — Наш приятель рассказывает интересные вещи о «Сынах Рагузы»!
— Но я еще не рассказал. Я только начал, — ухмыльнулся Тинкер. — Знаете ли вы, что я буду делать двадцать девятого июля? Нет, не знаете! Я — второй кочегар, но получу за рейс десять тысяч фунтов! Не верите? А между тем это так! Однако я слишком уважаю себя, чтобы пойти на это дело. К тому же, кто поручится, что меня не надуют? Дайте мне пятьсот фунтов, и я расскажу вам историю, от которой у вас волосы встанут дыбом, и благодаря которой ваш издатель разбогатеет, если решит ее напечатать. Вы думаете, что я вру? Ничуть… Если же мне не дадут пятьсот фунтов, то я со следующим кораблем отправлюсь в Аргентину, и вы, мистер Баллот, больше никогда обо мне не услышите.
Билл подумал и сказал:
— Сам я не могу дать вам этих денег, но я поговорю с издателем. Приходите ко мне домой сегодня в девять часов вечера.
Оборванец с радостью принял предложение.
— Только не в девять, а в десять. На девять у меня назначено свидание с приятелем. И приготовьте деньги…
С этими словами он скрылся в какой-то подворотне.
— Этот молодчик еще почище Тоби, — задумчиво сказал Баллот.
Инспектор знал о «Сынах Рагузы» гораздо больше, чем думал Билл. Многие сведения за последние дни получил Баллот по телефону от ряда полицейских чинов из портовых городов.
— Не могу понять, что произошло с «Сынами Рагузы», — сообщил ему, в частности, начальник полиции Нортпорта. — Они вербуют в свои ряды всяческий сброд! Подстерегают у тюремных ворот выпускаемых преступников и чуть ли не силой тащат их в свои ложи. Мне жаловалось несколько человек из ветеранов, которые подумывают даже о том, чтобы покинуть Общество…
История Тинкера тем самым получала блестящее подтверждение.
Глава 25
Билл не видел доктора Лэффина с тех пор, как тот выставил его из дома в день пропажи драгоценной диадемы. Теперь у молодого человека появилась необходимость кое о чем потолковать со стариком, и он отправился в дом на Кемденской дороге.
— Будьте добры, подождите в этой комнате, — сказала служанка, впустившая его. — Я доложу доктору.
Сверху донесся раздраженный голос. Билл подумал, что его сейчас опять попросят удалиться, но он ошибся. Послышались шаги, и в комнате с веселой улыбкой появился Клайв.
— Вы — мистер Хольбрук, не так ли? Позвольте представиться — лорд Лоубридж. Впрочем, кажется, мы уже встречались. Вы, вероятно, пришли для того, чтобы устроить доктору разнос за его возмутительное поведение по отношению к бедной мисс Карен. Можете считать дело сделанным. Я задал ему такую головомойку, что он ее не скоро забудет…
Доктор Лэффин принял Хольбрука с невозмутимым видом.
— Насколько я понимаю, вам, мистер Хольбрук, угодно видеть меня. Должен сообщить, что методы работы современных репортеров мне не нравятся. Что же касается газет, то я отношусь к ним с отвращением и никогда не читаю.
— Благодарю вас за добрые слова, — ответил Билл. — Но я пришел отнюдь не для того, чтобы брать интервью по поводу исчезновения мисс Карен. Насколько мне известно, у вас уже была полиция, и именно от нее вы впервые услышали о случившемся, не так ли?
— Совершенно верно, — ответил Лэффин, делая вид, что не заметил иронии, прозвучавшей в вопросе Хольбрука. — В настоящее время между мной и мисс Карен мало общего. Все мои заботы о ней отвергались с таким презрением, а мои приказы нарушались с такой последовательностью, что я отказался от нее и более не интересуюсь ее судьбой…
— Вы подразумеваете, доктор, то благодеяние, которое оказали ей, взяв из приюта? А любопытно узнать: было ли вам тогда известно, что отцом девочки являлся Лэйф Стоун?
Лэффин, небрежно сидевший до этого в кресле, тяжело уронил руки на стол, сверкнул глазами и резко спросил:
— Что вы хотите этим сказать?
— Неужели вы будете утверждать, что ничего не знали о прошлом девочки, которую брали на воспитание? Неужели вы не знали, что она вовсе не дочь тех Кэрью, у которых жила?
Наступило тягостное молчание. Доктор тяжело дышал.
— Но это пустые разговоры, — хрипло сказал он наконец. — Но где вы нахватались этих глупостей?
Билл коротко рассказал, что знал, не упомянув однако имени Тоби Марша.
— Должен сознаться, — заявил доктор Лэффин после некоторого молчания, — что я не потрудился навести справки у мэра. Значит, по вашим словам, мисс Карен была дочерью мистера Лэйфа Стоуна?
— Как? — живо переспросил Билл. — Вы говорите «была дочерью». Значит мистер Лэйф Стоун умер?
Лицо Лэффина стало непроницаемым.
— Откуда я могу знать? Этот господин не принадлежит к числу моих знакомых, — доктор встал. — Благодарю вас, мистер Хольбрук. Я напишу своей милой Бетти и сердечно поздравлю ее. Я уверен, что она будет хранить обо мне добрую память.
— Уверен, что она ничего не забудет, — холодно добавил Билл. — Но я пришел к вам не только для того, чтобы поделиться новостями. Мне не дает покоя ваша Двадцать третья степень…
Лэффин поднял руку в знак протеста.
— Да, я желаю знать, — продолжал молодой человек, — что такое эта Двадцать третья степень, и как случилось, что во главе ее оказались вы? За всем этим скрывается нечто непонятное, а, может быть, преступное…
— Мне не хочется говорить, — начал доктор, — но одно я могу утверждать определенно: Двадцать третья степень всегда была важнейшей составной частью нашего Общества.
— Вы говорите глупости, — возразил Билл. — До вас Двадцать третья степень влачила жалкое существование. Она состояла из пятидесяти старичков, помешанных на мистике. Теперь же никого из них там больше нет, и она полностью состоит из людей, которых вы сами подобрали, не так ли?
Лэффин облизал пересохшие губы.
— Я не понимаю вас. Вы, очевидно, сошли с ума, если задаете такие вопросы!
Лоффин бросил на репортера злобный взгляд и пожал плечами.
— Где Лэйф Стоун, я спрашиваю! — настаивал Хольбрук. — Человек, который приходил в лавку на Дьюк-стрит, человек, который потребовал у мисс Карен таинственное послание…
— Негодяй, убирайтесь вон! — закричал доктор.
— А теперь я скажу вам вот что, — продолжал Билл. — Лэйф Стоун — не кто иной, как Великий Приор «Сынов Рагузы», или по крайней мере, был им…
Доктор Лэффин широко открыл дверь и заявил:
— Я достаточно насладился беседой с вами. Позвольте пожелать вам спокойной ночи!
Билл мгновенно успокоился. Он сказал все, что собирался сказать, и теперь у него не было никаких оснований продолжать это не очень приятное общение.
Хольбрук поехал в редакцию, чтобы написать заметку по делу об убийстве брата Джона и о похищении Бетти Карен, а затем отправился к мистеру Ламбергу Стоуну. Американец провел всю ночь в госпитале.
Из разговора с ним Билл узнал, что Бетти чувствует себя значительно лучше, но врачи считают целесообразным оставить ее в госпитале еще на один день.
— Рассказали вы ей о своем родстве?
— Да. Она сначала страшно изумилась, а затем обезумела от радости. Она рассказала мне, что Лэффин постоянно попрекал ее тем, что в жилах у нее будто бы течет кровь убийцы.
— Скажите… изменится ли теперь материальное положение мисс Карен? — спросил Билл. — Ваш брат богат?
— Не знаю, — с улыбкой ответил Стоун. — Когда-то он был очень богат. Отец оставил каждому из нас по два миллиона долларов… Но это не так важно: я ведь холост и считать себя бедняком никак не могу.
Билл почесал в затылке.
— Понимаю, — протянул он. — Итак, мисс Карен — простите, что я все еще зову ее по-прежнему — становится богатой невестой…
— Да. И с готовым женихом, носящим титул лорда, — рассмеялся Стоун. — Первым человеком, о котором она спросила, был Клайв Лоубридж.
— Так, — холодно заметил Хольбрук. — Как все прекрасно складывается…
— Вам не нравится Лоубридж? — спросил Стоун.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19