– продолжал издатель.
– Никто его не видел, кроме Скотта, – ответил молодой человек. – Но Скотт был так напуган, что не мог описать нам его наружности. И несомненно, никто не видел, как он уходил из Майфилда… Когда мы приехали, его уже не было.
Издатель некоторое время молча смотрел на Тэба.
– А как вы объясняете то обстоятельство, что на столе снова был найден ключ?
Тэб беспомощно развел руками.
– А я знаю, что это означает, – медленно и с расстановкой произнес толстяк. – Это очень ловкий ход со стороны убийцы. Он, видимо, его долго обдумывал…
Молодой журналист окинул издателя удивленным взглядом.
– Разве вы не понимаете? – продолжал тот. – Ведь если бы даже убийца Трэнсмира (он же, вероятно, и убийца Броуна) был схвачен, пришлось бы, прежде чем судить его, доказать, что он мог войти в подвальную комнату, выйти из нее, запереть дверь и положить ключ на стол… А как это доказать?
– А Карвер говорит… – начал Тэб.
– Я знаю теорию Карвера, – прервал его издатель. – Он думает, что первоначально намерением преступника было оставить подле старика оружие, чтобы таким образом навести полицию на мысль, что Трэнсмир покончил с собой. Но в таком случае незачем было убивать старика в спину… Нет, я не согласен с этой теорией. Вчера вечером я беседовал по этому поводу с известным адвокатом, и он вполне согласен со мной… Убийца, повторяю вам, знал, что делал: он правильно рассчитал, что пока не будет объяснено, каким образом ключ очутился на столе после того, как дверь была заперта снаружи, вину его доказать невозможно…
Издатель умолк и некоторое время испытующе смотрел на молодого журналиста.
– Должен вам сказать, Холланд, – начал он, – что из-за этого дела поднимается страшная шумиха и кто-то сильно пострадает, если преступник не будет обнаружен. А пострадает, несомненно, ваш друг Карвер, которому было поручено расследование первого убийства… Я люблю Карвера, но должен сознаться, что он сплоховал… и не буду защищать его…
Издатель снова помолчал и сказал:
– И вы также сплоховали, мой друг. Вы должны были сразу же отмежеваться от Карвера, подготовить читателя к возможной неудаче. Не буду распространяться о том, что случится с вами, если вы не распутаете этого дела… Вы сами это отлично понимаете… Нужно найти виновного, Холланд!
– Я понимаю, сэр, – с грустной улыбкой ответил Тэб.
– Нужно сделать все возможное, чтобы объяснить, каким образом ключ мог попасть на середину стола… Не забывайте этого, Холланд! Я все сказал…
После этого неприятного разговора Тэб отправился в Майфилд. Он надеялся найти там Карвера и не ошибся. Однако с первого же взгляда журналист понял, что его другу не удалось открыть ничего нового.
– Булавки разные! – воскликнул он, увидев Тэба.
Обе булавки лежали перед ним на столе: действительно, одна из них была значительно короче другой.
– Случайно обронить булавку можно только один раз… – задумчиво произнес Карвер. – Пойдемте в подвальную комнату, Тэб.
Когда они спустились вниз, Тэб рассказал другу о своем разговоре с издателем. Сыщик выслушал его внимательно и с большим интересом.
– Я почему-то убежден, что мы никогда не обнаружим преступника, – понурив голову, заключил Тэб свой рассказ.
Сыщик некоторое время стоял молча, погруженный в свои мысли.
– Я не так мрачно настроен, как вы, Тэб, – заметил он наконец, – но нам предстоит порядочно потрудиться… Да, ваш издатель прав…
Тэб машинально разглядывал коробки на полках, висящих вдоль стен.
– Нигде нет ни малейшего отпечатка пальцев, – заметил сыщик. – Этот негодяй ходит всегда в перчатках… Между прочим, я намерен оставить здесь в доме охрану на день или на два. Хотя мало надежды, чтобы он еще раз вернулся сюда…
Сыщик потушил свет, запер дверь и поднялся с Тэбом в столовую.
– Гм, Броун убит… – с горькой усмешкой сказал он журналисту. – Вальтерс вне подозрений… Единственные люди, на которых может теперь пасть подозрение, это вы и я, – прибавил он и весело рассмеялся.
– Мне это уже приходило в голову, – с улыбкой ответил молодой человек.
Утром Тэб нашел в ящике для писем объемистое послание от Рекса. Оно было из Палермо.
«Дорогой Тэб!
Мне надоело путешествовать, и я решил вернуться домой. Посылаю вам в этом письме кольцо. Я купил его здесь по случаю. Оно будто бы принадлежало когда-то самому Цезарю Борджиа. Мне его продали с гарантией, и я заплатил за него довольно дорого. Вам передаст письмо лакей парохода, на котором я приехал и который сегодня уходит обратно».
Прежде чем читать дальше, Тэб внимательно оглядел кольцо: оно было замечательно тонкой художественной работы.
«Посланцу моему на чай не давайте, я уже вознаградил его, как и подобает такому Крезу, как я… Совершенно не знаю, что делать с собой по возвращении; конечно, я не поселюсь в этом мрачном Майфилде… Если вы все еще будете открещиваться от меня, то мне просто придется поселиться в гостинице. Простите, что не написал вам раньше…
Сердечно вам преданный
Рекс».
Внизу была приписка:
«Если прямой пароход отойдет отсюда в среду, – что еще неизвестно, – то я прямо вернусь домой. Если я вам ничего не напишу, то знайте, что я изменил решение. В Палермо много прекрасных женщин…»
За этой припиской следовала вторая:
«Приглашаю вас и умнейшего Карвера пообедать со мной в день приезда».
Тэб усмехнулся, спрятал письмо и кольцо в ящик стола и задумался: не пустить ли Рекса в самом деле снова к себе?
Временами он сильно скучал без милого Бэби… Тэб с улыбкой подумал о последней приписке: вероятно, увлечение мисс Эрдферн было давно забыто.
Тэб должен был в этот день пить чай у артистки. Он снова улыбнулся.
Впрочем, лицо его тотчас же помрачнело: дело Трэнсмира начинало тяготить его – ему как журналисту надоело обо всем умалчивать.
Встретившись в этот день с Карвером, он откровенно сказал о том сыщику. Карвер понял его претензии и заявил:
– Теперь вы можете писать о чем хотите, исключая… булавки.
Журналист был в восторге и в самом веселом настроении направился в Централь-отель к мисс Эрдферн.
Молодая женщина встретила его очень ласково. Она протянула обе руки и приветствовала его крепким рукопожатием.
– Какой у вас усталый вид! – воскликнула она. – Точно вы не спали целую неделю! Вы все, вероятно, заняты этим новым убийством?
Она умолкла и стала разливать чай.
– Ведь Броун и есть тот человек, которого вы так старательно разыскивали, не правда ли? Вероятно, о нем и рассказывал И Линг?..
Тэб утвердительно кивнул.
– Несчастный! – с сожалением промолвила мисс Эрдферн. – А этот Вальтерс? Что с ним? Я видела его всего лишь раз, но он мне показался отвратительным!
Она быстро переменила тему разговора.
– Я получила предложение вернуться на сцену.
– Ах, так… – заметил Тэб.
– Да. Но я отказалась. Я ненавижу сцену. У меня связаны с ней самые тяжелые воспоминания…
Тэб вспомнил о письме, полученном им утром от Рекса.
– Знаете ли вы, что Рекс скоро возвращается? – спросил он. – Вам он больше не писал?
Молодая женщина отрицательно покачала головой. Лицо ее вдруг сделалось серьезным.
– Нет, он не писал мне после того странного письма, – ответила она. – Мне очень его жаль…
Тэб лукаво усмехнулся.
– О, не жалейте его! Этот беспутный малый уже вполне исцелился от своей сердечной раны. Юношеские увлечения никогда не бывают длительны…
– Вы рассуждаете, как седовласый старец! – весело воскликнула девушка. – А вы сами исцелились от своего увлечения?
– Какого? – быстро переспросил молодой человек. – Да, до известной степени…
– Что же вы подразумеваете под «известной степенью»? – спросила, улыбаясь, мисс Эрдферн.
– Я не совсем правильно выразился, – поправился Тэб. – Я хотел сказать: до известного времени…
Их взоры встретились, и артистка первая опустила глаза.
– На вашем месте, господин Тэб, – тихо сказала она, – я бы постаралась забыть о нем: влюбленные ведь бывают подчас решительно несносны…
– Вы находите? – упавшим голосом спросил журналист.
– Я находила это… – уточнила она и тотчас же переменила разговор: – Любопытно, чем теперь займется ваш Рекс? Он так богат… Я никогда не думала, что Трэнсмир оставит ему все свое состояние: старик часто ворчал на племянника за расточительность и праздность… Или Трэнсмир не оставил завещания и молодой Лендер унаследовал все по закону? Как ближайший родственник покойного?
– Нет, это не так, – ответил Тэб. – Старик оставил собственноручное завещание…
– Ах, вот что! – воскликнула мисс Эрдферн, уронив чашку.
Лицо ее было бледно, как полотно, в глазах светился ужас.
– Повторите то, что вы только что сказали!
– Что именно? – смущенно пробормотал Тэб. – Разве вы об этом не знали?
– О Боже… – прошептала молодая женщина. – О Боже… как это ужасно!
Тэб подошел к ней и участливо спросил:
– В чем дело, Урсула? Вам нехорошо?
Мисс Эрдферн грустно покачала головой
– Пустяки! – ответила она. – Это пройдет… Я сейчас вспомнила… Простите меня!
Она повернулась и выбежала из комнаты.
Тэб был совершенно ошеломлен. Он не знал, что и думать. Так прошло не менее четверти часа.
Наконец молодая женщина снова появилась. Она все еще была бледна, но уже вполне владела собой.
– Мои нервы никуда не годятся, – сказала она с усмешкой, как бы оправдываясь перед гостем.
– Но что вас так потрясло? – спросил Тэб.
– Право, не знаю, – устало ответила она. – Вы говорили о завещании, и я вспомнила все…
– Урсула, вы что-то от меня скрываете, – заметил с упреком молодой человек. – Почему вы так расстроились?
Она снова покачала головой.
– Я говорю вам всю правду, Тэб, – промолвила она, вдруг назвав его по имени.
Молодой человек густо покраснел. Она заметила свою оплошность и сказала:
– Простите, я назвала вас по имени… Старая театральная привычка. Собственно, мне нужно было звать вас так с первого дня нашей встречи… А теперь уходите! Я очень устала… Не возражайте!
– Но…
– Лучше приходите завтра, Тэб.
Глава 24
Над дверью строящегося дома И Линга была прибита дощечка с китайской надписью, в вольном переводе означавшей: «Да отразятся славой ваши поступки на ваших потомках». Вся мудрость Дальнего Востока была заключена в этом кратком изречении.
Несмотря на преклонение перед западной культурой, И Линг строго соблюдал восточные обряды и традиции.
В этот день он сидел на широкой ступени террасы своего нового дома и внимательно следил за постройкой. Китайцы как раз возводили вторую колонну.
И Линг посмотрел на солнце, поднялся и направился к выходу. На траве около дороги стоял маленький черный автомобиль. Китаец сел за руль, но не сразу пустил машину в ход. Он долго еще сидел в глубокой задумчивости.
Уже смеркалось, когда И Линг наконец тронулся в путь и скрылся за поворотом дороги.
Когда он подъехал к ресторану, слуга, встретивший его, сказал:
– Вас ждет дама в зале номер шесть. Она желает вас видеть.
Китайцу незачем было спрашивать имя дамы: лишь одна женщина имела право переступить порог зала № 6.
Он прямо прошел туда. Мисс Эрдферн сидела за столом. Перед ней нетронутым стоял остывший обед.
Молодая женщина была бледна как полотно. Под ее прекрасными серыми глазами легли темные круги.
Она быстро взглянула на китайца и опустила глаза.
– И Линг, вы прочли все бумаги, которые взяли в доме? – тихим голосом спросила она.
– Да, многие, – осторожно ответил китаец.
– Прошлой ночью вы сказали мне, что прочли все, – с упреком заметила она. – Значит, вы говорили неправду?
– Бумаг оказалось так много, – смущенно сказал китаец. – А некоторые даже трудно было прочесть…
– Вы нашли в них что-нибудь… касающееся меня? – спросила мисс Эрдферн, понизив голос до едва слышного шепота.
– Есть кое-что и о вас, – ответил китаец. – Большая часть бумаг написана в виде дневника…
Молодая женщина поняла, что И Линг избегает прямого ответа.
– Говорится там что-нибудь о моем отце… или о моей матери? – быстро спросила она.
– Нет, – тотчас же ответил И Линг.
Большие серые глаза молодой женщины испытующе уставились на китайца.
– Вы не хотите сказать мне правду, И Линг, – промолвила она чуть слышным шепотом. – Вы боитесь огорчить меня? Не так ли?..
Китаец не опустил глаза под ее настойчивым взглядом.
– Сударыня, как я могу говорить с вами о бумагах, которые я не прочел или которые я не понял… – промолвил он. – Я не хочу вас обманывать: Ши Со писал о вас. Он говорит, что вы – единственный человек, которому он доверял…
Она окинула его удивленным взглядом.
– Я? Но… – начала она.
– Он говорит также и другое, – перебил ее И Линг. – Я когда-нибудь переведу вам все эти бумаги. Теперь же я решительно недоумеваю, что мне делать…
Китаец задумчиво посмотрел в окно, как бы забыв о присутствии молодой женщины.
– У нас в Китае говорят: «Соломинка, несущаяся в водовороте…» Вот такова и моя душа в этот миг.. Я многим обязан Ши Со. Чем могу я отплатить ему за все? Трэнсмир был жестокий человек, но он умел держать слово. Слово Трэнсмира стоило больше, чем всякие писаные обязательства других. Я как-то обещал ему, что отомщу за него в случае несчастья. И сдержу свое обещание во что бы то ни стало! Я лишь недоумеваю…
Когда И Линг бывал взволнован, ему трудно было находить нужные английские слова.
Мисс Эрдферн ласково посмотрела на него и сказала:
– Я буду терпелива, И Линг! Я знаю, что вы – мой друг…
И Линг улыбнулся.
– Вы простили меня, мисс Эрдферн?
– Конечно! – воскликнула молодая женщина. – А теперь, может быть, вы пришлете мне обед: этот уже совершенно остыл.
И Линг ласково кивнул головой и вышел.
Мисс Эрдферн пообедала одна. Не показался И Линг и тогда, когда она уходила.
Впрочем, когда молодая женщина заворачивала за угол, он был в нескольких шагах от нее, но она его не видела.
Глава 25
Услышав громкий стук в дверь и несколько раз повторенный звонок, Тэб радостно поспешил к двери: так ломиться в квартиру мог один только Рекс.
Широко распахнув дверь, он приветствовал своего друга крепким рукопожатием.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21