Маркиз дель Донго одним из первых удрал в сво
й замок Грианта. Во многих знатных семьях отцы были преисполнены ненавис
ти и страха, но жены и дочери вспоминали, сколько радости принесло им перв
ое вступление французов в Милан, и с сожалением думали о веселых балах, ко
торые тотчас после взятия Маренго стали устраивать в Casa Tanzi
В Бальном дворце.
. Через несколько дней после победы французский генерал, на которо
го возложена была обязанность поддерживать спокойствие в Ломбардии, за
метил, что все фермеры, арендаторы дворянских земель, все деревенские ст
арухи уже нисколько не думают о поразительной победе при Маренго, измени
вшей судьбу Италии и в один день вновь отдавшей в руки победителей трина
дцать крепостей, Ц все поглощены пророчеством святого Джиовиты, главно
го покровителя Брешии. Это священное прорицание гласило, что благоденст
вию Наполеона и французов настанет конец ровно через тринадцать недель
после Маренго. В оправдание маркиза дель Донго и других злобствовавших в
ладельцев поместий надо сказать, что они непритворно поверили пророчес
тву. Все эти господа не прочли и четырех книг за свою жизнь. Теперь они отк
рыто занимались сборами, готовясь вернуться в Милан через тринадцать не
дель; но время шло и вело за собою все новые успехи Франции. Возвратившись
в Париж, Наполеон мудрыми декретами спас революцию от внутренних врагов
, как он спас ее при Маренго от натиска чужестранцев. Тогда ломбардские дв
оряне, бежавшие в свои поместья, открыли, что они сперва плохо поняли пред
сказание святого покровителя Брешии: речь шла не о тринадцати неделях, н
о, конечно, о тринадцати месяцах. Прошло тринадцать месяцев, а благоденст
вие Франции, казалось, с каждым днем все возрастало.
Упомянем лишь вскользь о десятилетии успехов и процветания, длившемся с
1800 по 1810 год. Почти все это десятилетие Фабрицио провел в поместье Грианта с
реди крестьянских ребятишек, дрался с ними на кулачках и ничему не училс
я, даже грамоте. Затем его послали в Милан, в коллегию отцов иезуитов. Марк
из потребовал, чтобы его сына познакомили с латынью не по сочинениям дре
вних авторов, которые постоянно толкуют о республиках, а по великолепном
у фолианту, украшенному более чем сотней гравюр и являвшемуся шедевром х
удожников XVII века, Ц это была генеалогия рода Вальсерра, маркизов дель До
нго, изданная на латинском языке в 1650 году Фабрицио дель Донго, архиеписко
пом Пармским. Отпрыски рода Вальсерра в большинстве своем были воины, по
этому гравюры изображали многочисленные битвы, где какой-либо герой, но
сивший эту фамилию, разил врагов могучими ударами меча. Книга эта очень н
равилась Фабрицио. Мать, которая обожала его, получала иногда от мужа доз
воление съездить в Милан повидаться с сыном, но маркиз никогда не давал е
й ни гроша на эти поездки, Ц деньгами ее ссужала невестка, добрая графиня
Пьетранера. После возвращения французов графиня стала одной из самых бл
естящих дам при дворе принца Евгения
Принц Евгений Ц пасынок Наполеона, Евгени
й Богарне, вице-король Итальянского королевства (1805Ц 1814).
, вице-короля Италии.
Когда Фабрицио пошел к первому причастию, она добилась от маркиза дель Д
онго, по-прежнему находившегося в добровольной ссылке, дозволения изред
ка брать к себе племянника из коллегии. Она решила, что этот своеобразный
и умненький мальчик, очень серьезный, красивый, вовсе не будет портить го
стиную светской женщины, хотя он полный невежда и еле-еле умеет писать. Гр
афиня во все вносила свойственную ей страстность; она обещала свое покро
вительство ректору коллегии, если ее племянник Фабрицио сделает блестя
щие успехи в ученье и получит к концу года награды. Вероятно, для того чтоб
ы дать ему возможность заслужить эти награды, она брала его из коллегии к
аждую субботу и нередко отвозила обратно только в среду или в четверг. Ие
зуиты, хоть и пользовались любовью принца Евгения, вице-короля Италии, бы
ли, однако, изгнаны из страны
В XIX веке иезуиты формально были изгнаны из
большинства европейских стран, но фактически продолжали там орудовать.
Они проникали в Италию и Францию на правах простых священников и нередко
выступали там в роли воспитателей юношества.
по законам королевства, и ректор коллегии, большой дипломат, понял,
как выгодно для него установить дружеские отношения с всесильной придв
орной дамой. Он не осмеливался жаловаться на отлучки Фабрицио, и мальчик,
оставаясь все таким же невеждой, получил в конце года первую награду по п
яти предметам. Вполне естественно, что графиня Пьетранера, в сопровожден
ии своего супруга, дивизионного гвардейского генерала, и пяти-шести сан
овных особ из свиты вице-короля, посетила коллегию иезуитов и присутств
овала при раздаче наград примерным ученикам. Ректор получил похвалу от с
воего начальства.
Графиня возила мальчика на все пышные празднества, которыми было ознаме
новано слишком краткое царствование любезного принца Евгения. Своей вл
астью она произвела Фабрицио в гусарские офицеры, и он в двенадцать лет у
же носил гусарский мундир. Однажды графиня, восхищенная миловидностью с
воего племянника, попросила принца назначить его пажом, что означало бы
примирение семейства дель Донго с новой властью. На следующий день графи
не понадобилось все ее влияние, чтобы упросить принца позабыть об этой п
росьбе, хотя для исполнения ее недоставало самой малости Ц согласия отц
а будущего пажа, но в согласии, несомненно, было бы отказано, и очень бурно.
«Дикая выходка» сестры всполошила фрондирующего маркиза дель Донго, и о
н, под благовидным предлогом, вернул юного Фабрицио в Грианту. Графиня гл
убоко презирала своего брата, считая его унылым глупцом, который может с
тать зловредным, если дать ему волю. Но она безумно любила Фабрицио и, нару
шив ради него десятилетнее молчание, написала маркизу, требуя Прислать к
ней племянника; письмо ее осталось без ответа.
Итак, Фабрицио возвратился в грозный замок, построенный самыми воинстве
нными его предками, и весь запас его знаний заключался в военных артикул
ах да в уменье ездить верхом, Ц граф Пьетранера, который так же, как и жена
его, был без ума от мальчика, часто сажал его на лошадь и брал с собой на пар
ады.
Когда Фабрицио прибыл в Грианту, глаза его еще были красны от слез, пролит
ых при расставании с тетушкой и ее великолепными гостиными, а дома тольк
о мать и сестры встретили его горячими ласками. Отец заперся в своем каби
нете со старшим сыном маркезино Асканьо: они сочиняли шифрованные письм
а, которым предстояла честь быть отправленными в Вену; отец и сын обычно в
ыходили из кабинета только к столу. Маркиз с важностью твердил, что обуча
ет своего «законного преемника», как вести двойные счетные записи доход
ов, получаемых натурой от каждого из его поместий. На самом же деле он слиш
ком ревниво оберегал свою власть, чтобы говорить о таких предметах даже
с сыном и наследником всех его майоратных владений. Он приспособил Аскан
ьо для шифровки депеш в пятнадцать Ц двадцать страниц каждая, которые п
осылал два-три раза в неделю в Швейцарию, откуда их переправляли в Вену. М
аркиз воображал, что он знакомит своих законных государей с внутренним п
оложением Итальянского королевства, и, хотя это положение было совсем не
ведомо ему самому, письма его имели большой успех. И вот почему. Маркиз пос
ылал надежного человека на большую дорогу подсчитывать количество сол
дат какого-нибудь французского или итальянского полка, менявшего гарни
зон, и в своем донесении венскому двору старался по крайней мере на четве
рть уменьшить наличный состав этих воинских частей. Его письма, кстати с
казать преглупые, отличались одним достоинством: они опровергали сообщ
ения более правдивые и потому нравились. Недаром перед возвращением Фаб
рицио в Грианту камергерский мундир маркиза украсила пятая по счету зве
зда первостепенного королевского ордена. Правда, к своему глубокому ого
рчению, он не смел облекаться в мундир вне стен своего кабинета, но никогд
а не позволял себе диктовать депеши иначе, как в этом расшитом золотом па
радном одеянии и при всех орденах. Иной костюм означал бы недостаточное
почтение к монарху.
Маркиза пришла в восторг от миловидности младшего своего сына. Но она со
хранила привычку писать два-три раза в год генералу графу д`А***, как звали т
еперь прежнего лейтенанта Робера, а лгать тем, кого она любила, маркиза со
вершенно не могла. Расспросив хорошенько сына, она была поражена его нев
ежеством.
«Если даже мне, хотя я ровно ничего не знаю, он кажется малообразованным, т
о Робер, человек такой ученый, несомненно, нашел бы, что у него совсем нет о
бразования, а ведь теперь оно необходимо», Ц думала она.
Почти так же сильно удивила ее и другая особенность Фабрицио: он чрезвыч
айно серьезно относился ко всем правилам религии, преподанным ему иезуи
тами. Маркиза и сама была весьма благочестива, но фанатическая надежност
ь мальчика испугала ее: «Если у маркиза хватит сообразительности воспол
ьзоваться этим средством влияния, он отнимет у меня любовь сына». Она про
лила много слез, и страстная ее привязанность к Фабрицио оттого лишь воз
росла.
Жизнь в замке, где сновало тридцать Ц сорок слуг, была очень скучна, поэто
му Фабрицио по целым дням пропадал на охоте или катался в лодке по озеру. В
скоре он тесно сдружился с кучерами и конюхами; все они были ярыми привер
женцами французов и открыто издевались над богомольными лакеями, прист
авленными к особе маркиза или старшего его сына. Главной темой насмешек
над этими важными лакеями был их обычай пудрить волосы по примеру господ
.

2


…Когда нам Веспер
Веспер Ц второе на
звание планеты Венеры Ц Вечерняя звезда (лат.); здесь Ц символ вечера.
тьмой застелет небосклон,
Смотрю я в небеса, грядущим увлечен:
В них пишет бог Ц путем понятных начертаний Ц
Уделы и судьбу живущих всех созданий.
Порой на смертного он снизойдет взглянуть,
И, сжалившись, с небес ему укажет путь.
Светилами небес Ц своими письменами Ц
Предскажет радость, скорбь, и все, что будет с нами.
Но люди Ц меж смертей и тяжких дел земных Ц
Презревши знаки те, не прочитают их.

Ронсар
Ронсар, Пьер (1524Ц 1585) Ц крупн
ейший французский поэт эпохи Возрождения, глава поэтической школы «Пле
яда».
.
Маркиз питал свирепую ненависть к просвещению. «Идеи, именно идеи, Ц гов
орил он, Ц погубили Италию»; он недоумевал, как согласовать этот священн
ый ужас перед знанием с необходимостью усовершенствовать образование
младшего сына, столь блестяще начатое им в коллегии иезуитов. Самым безо
пасным он счел поручить аббату Бланесу, священнику гриантской церкви, да
льнейшее обучение Фабрицио латыни. Но для этого надо было, чтоб старик са
м ее знал, а как раз он относился к ней с презрением, и познания его в латинс
ком языке ограничивались тем, что он читал наизусть молитвы, напечатанны
е в требнике, да мог с грехом пополам разъяснить их смысл своей пастве. Тем
не менее аббата Бланеса почитали и даже боялись во всем приходе: он всегд
а говорил, что пресловутое пророчество святого Джиовиты, покровителя Бр
ешии, исполнится вовсе не через тринадцать недель и даже не через тринад
цать месяцев. Беседуя об этом с надежными друзьями, он добавлял, что число
тринадцать следует толковать совсем иначе, и многие весьма удивились бы
, если бы только можно было все говорить без утайки (1813)!
Дело в том, что аббат Бланес, человек честный, поистине добродетельный и п
о существу неглупый, проводил все ночи на колокольне: он помешался на аст
рологии. Весь день он занимался сложными математическими выкладками, ус
танавливая различные сочетания и взаимоположение звезд, а большую част
ь ночи наблюдал за их движением в небе. По бедности своей он располагал то
лько одним астрономическим инструментом Ц подзорной трубой с длинным
картонным стволом. Легко представить себе, как презирал изучение языков
человек, посвятивший свою жизнь определению точных сроков падения импе
рий, а также сроков революций, изменяющих лицо мира. «Разве я что-нибудь б
ольше узнал о лошади, Ц говорил он Фабрицио, Ц с тех пор как меня научили
, что по-латински она называется equus?»
Крестьяне боялись аббата Бланеса, считая его великим колдуном; он не воз
ражал против этого: страх, который внушали его еженощные бдения на колок
ольне, мешал им воровать. Окрестные священники, собратья аббата Бланеса,
завидуя его влиянию на прихожан, ненавидели его; маркиз дель Донго прост
о-напросто презирал его за то, что он слишком много умствует для человека
, столь низкого положения. Фабрицио боготворил его и в угоду ему иногда пр
оводил целые вечера за вычислениями, складывая или умножая огромнейшие
числа, Затем он поднимался на колокольню, Ц это была большая честь, котор
ую аббат Бланес никогда никому не оказывал, но он любил этого мальчика за
его простодушие. «Если ты не сделаешься лицемером, Ц говорил он Фабрици
о, Ц то, пожалуй, будешь настоящим человеком».
Раза два-три в год Фабрицио, отважный и пылкий во всех своих забавах, тону
л в озере и бывал на волосок от смерти. Он верховодил во всех героических э
кспедициях крестьянских мальчишек Грианты и Каденабии. Раздобыв ключи,
озорники ухитрялись в безлунные ночи отпирать замки у цепей, которыми ры
баки привязывают лодки к большим камням или прибрежным деревьям. Надо ск
азать, что на озере Комо рыбаки ставят переметы далеко от берега. К верхне
му концу лесы у них привязана дощечка, обтянутая снизу пробкой, а на дощеч
ке укреплена гибкая веточка орешника с колокольчиком, который звонит вс
який раз, как рыба попадется на крючок и дергает лесу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12