— Но ведь ты всего лишь робот. Ты сам это нам говорил. Как же ты можешь отличать добро от зла?— Не забудьте об уникальности моей программы, дети. Для меня «добро» все то, что способствует жизни, свободе и счастью человека, и все «зло», что враждебно жизни и счастью, что угрожает свободе.— Но в таком случае крепкие напитки — это «добро», — объявил Джефри.— Я говорил о счастье, Джефри, а не об удовольствии.Джефри покачал головой.— Не вижу разницы.— Мой второй владелец тоже не видел. Но даже признавая трудность его положения, я не мог простить его поведение.— Удивительно, что он не продал тебя на лом!— У него не было такой возможности: предводитель беглецов обеспечил собственную безопасность и безопасность своих друзей самым простым способом. Старателя оставили на небольшом астероиде с достаточным запасом еды и воды. Оставили убежище и маяк, чтобы он мог вызвать помощь.— Какая жестокость!— Неправда, никакой опасности на самом деле не было: несомненно, его спасли до того, как у него кончились припасы.Но Джефри никак не мог угомониться.— Тогда зачем было оставлять его в таком месте? Можно было просто отвезти в город.— Потому что, если бы его отвезли на Цереру, власти определенно арестовали бы беглецов. А так властям потребовалось несколько дней, чтобы прислать спасателей, и это давало беглецам возможность оказаться в безопасности.— А почему они просто не убили его? — спросил Джефри.— Джефри! — воскликнула Корделия с укором.Но Фесс признался:— Кое-кто склонялся к такому решению, но предводитель беглецов предложил более гуманный выход.— Только предложил? — удивился Джефри. — Значит, он не обладал реальной властью среди соратников?— Не знаю, — ответил Фесс, — потому что такая проблема никогда не возникала. Никто не противоречил ему, когда он предлагал что-нибудь сделать.— Ты хочешь сказать, что они и не думали возражать? — поразился Джефри. — Разве это правильно?— Правильно, — подтвердил Фесс, — когда предложения верны.— А когда ты мне что-нибудь запрещаешь! — воскликнул Джефри. — Должен я тебя слушаться или нет?— Вопрос, конечно, интересный, Фесс, — усмехнулся Грегори.— Вы должны сами решать, дети, и решать в каждом случае отдельно. Не нужно отказываться от возможности принимать решение, не следует для себя устанавливать незыблемые правила.— Тогда предложи нам правило, которое можно изменять, — сказал Магнус.— Ваши родители уже сделали это.Дети удивленно посмотрели друг на друга.— Ты играешь с нами? — спросил Джефри.— Нет, — сказал Грегори, — это не соответствует его природе.— Его природа — это верность хозяину, — сказал Магнус, — а его хозяин — папа.Корделия повернулась и сердито посмотрела на Фесса.— Значит, ты нас продал?— Нет, — ответил Фесс, — и если подумаешь, ты согласишься со мной. Если хочешь узнать, нужно ли подчиниться, в ответ я могу только сослаться на собственный опыт: «Подчиняйся, но сохраняй верность своей программе».Джефри прищурился.— Какой в этом смысл для человека из плоти и крови? Какая у нас программа, которой мы были бы верны?— Тебе придется узнавать это на собственном опыте, Джефри, — заявил Фесс. — Это и есть часть процесса взросления.Дети смотрели на него, пытаясь решить, стоит ли сердиться.Затем Магнус улыбнулся.— Но ведь ты этого не знал, когда впервые осознал себя, как некое «Я»?— У меня не было подпрограмм для разрешения противоречий между моей программой и ежедневными проблемами, с которыми я встречался. Но моя программа дает возможность создания таких подпрограмм.— И ты создавал такие подпрограммы, обдумывая события, о которых только что рассказал нам, верно?— Это правильное заключение.— Значит, у тебя тоже был период взросления! — воскликнула Корделия.— Да, период, эквивалентный у человека подростковому. Я рад, что тебе доставило удовольствие это открытие, Корделия.— О, мы всегда стараемся научиться у тех, кто прошел по дороге жизни перед нами, — весело сказал Магнус. — А у кого ты научился разрешать такие противоречия, Фесс?Робот некоторое время молчал, потом медленно проговорил:— Я создавал подпрограммы, руководствуясь принципами своей базовой программы, Магнус. Но дополнительно я включил в них и некоторые концепции, усвоенные у человека, рассуждения которого соответствовали строгой логике, помогали сопоставлять события нынешние и прошлые, находить сходства и различия и давать верные оценки.— И кто был этот человек?— Предводитель беглецов.— Твой третий владелец? — Магнус вздрогнул. — Но почему он оказал на тебя такое большое влияние?— Главным образом благодаря своему выдающемуся уму, Магнус, хотя сам он не согласился бы с таким утверждением. И воздействие его идей на меня оказалось особенно сильным, потому что он первым из моих хозяев был по-настоящему хорошим человеком.— Судя по тому, что ты нам рассказал, я могу в это поверить, — Магнус задумался. — Но кто он был, этот образец совершенства, этот предводитель беглецов?— Его называли Тодом Тамбурином, и он вряд ли мог претендовать на почетное звание образца совершенства, хотя в глубине души мой хозяин, несомненно, был хорошим человеком.— Тод Тамбурин... — Корнелия ошеломленно смотрела на Фесса. — Ты хочешь сказать, что это был Уайти-Вино, о котором ты только что рассказывал? Тот самый, который помог внучке справиться с комплексом ложной вины из-за смерти родителей?— Тот самый, — согласился Фесс. Грегори нахмурился.— Но как получилось, что он оказался тезкой другого «Тода Тамбурина», о котором ты нам рассказывал на уроках?— Очень просто. Он не тезка, а все тот же человек.У Джефри от изумления отвисла челюсть.— Тот самый Тод Тамбурин? Слабак с пером и чернилами? Тот, которого ты назвал величайшим земным поэтом?— Это не только мое мнение, дети, но общее мнение земных критиков. И вряд ли его можно назвать слабаком.— Тот самый, стихи которого ты заставлял нас заучивать наизусть, хотим мы того или нет? — продолжал Джефри.— Неужели тебе они так не нравились? — поддел его Магнус.Джефри поморщился.— Нет, конечно. Его «Мятежники и адмирал» просто класс, да и баллады очень хороши. Но в «Упадке и падении свободы» я, например, не вижу проку.— Я тоже, — согласилась Корделия, — но мне очень нравятся его «Радость молодой жены» и «Ухаживания Денди».— Еще бы, — усмехнулся Джефри.— Дети, у каждого, кто читал его стихи, есть свои любимые, — быстро сказал Фесс, предупреждая стычку, — хотя мало кто знает автора. Да, моим третьим владельцем был Тод Тамбурин. Он подарил меня своей внучке Лоне. Это был свадебный подарок, и с тех пор я служу этой семье.Магнус уставился на Фесса.— Ты хочешь сказать, что мы все потомки Тода Тамбурина?— Не нужно этому удивляться, — посмеивался Фесс. — Разве вы еще не поняли, что когда вам весело, вы не можете не петь?Дети удивленно переглядывались.— Но довольно, вас зовут родители.— Еще, пожалуйста, Фесс. Расскажи нам что-нибудь о Тоде Тамбурине! — попросила Корделия. Но большая черная лошадь покачала головой и повела детей к Роду и Гвен, которые ждали в тени дерева. Глава четвертая Они выехали на извилистую дорогу, ведущую к замку, в тот момент, когда солнце уходило за горизонт, и хотя путники направлялись на восток от своего дома, дорога много раз поворачивала вокруг горы, так что на этот раз солнце оказалось за замком. Кроваво-красный закат придал черному грозно нависающему над ними величественному строению какой-то зловещий вид.Корделия вздрогнула.— Как будто он следит за нами, папа.— Это всего лишь иллюзия, моя дорогая, — Род прижал дочь к себе, чтобы скрыть собственную дрожь. — Просто такой угол зрения. Каменная кладка не может смотреть, у нее для этого нет глаз.— Но он смотрит, папа, — голос Магнуса дрогнул, тем самым смазав впечатление от тона, но мальчик не обратил на это внимание. Он встревоженно смотрел на замок. — Что-то скрывается за этими камнями, и оно заметило наше появление.На этот раз, чтобы скрыть дрожь, Род выпустил Корделию из объятий. Что-то действительно может прятаться в замке — на планете, где буквально каждый житель является потенциальным эспером, можно ожидать всего. Он взглянул на Джефри: даже ребенок-воин мрачно хмурился, глядя на замок как на еще не нападающего, но готового в любой момент к атаке врага. А Грегори побледнел, глаза его широко распахнулись. Род повернулся к Гвен.— Ты тоже это чувствуешь?Гвен кивнула, не отрывая взгляда от замка.— Знаешь, милорд, в нем ощущается какая-то древняя беда, старинное проклятие, которое должно быть снято.— Ну что ж, такой семье, как наша, это вполне под силу! — Род расправил плечи и двинулся к замку. — Вперед, армия. Когда это хоть самый страшный злодей мог нас остановить?Ему хотелось бы услышать за спиной одобрительные возгласы, но таковых не последовало. Род рискнул оглянуться и увидел, что домочадцы следуют за ним с решительным видом. Хотя чародей предпочел бы на их лицах выражение разумной осторожности.«Ты уверен, что это самое правильное, Род?» — послышался у него в ухе голос Фесса.Род заметил, что робот не воспользовался частотой человеческой мысли. Следовательно, остальная часть семьи его не слышит. И ответил:«Конечно, нет, Старая Железяка. Но разве это когда-нибудь меня останавливало?»К тому времени, как они добрались до рва и увидели, до какой степени разрушен замок, небо потемнело. Крыша замка обвалилась, в башнях не хватало бойниц. Мороз и вода вырвали из северной стены несколько каменных блоков, оставив зияющую пробоину размером в четыре квадратных фута. На их глазах из северной башни вылетела стая летучих мышей и устремилась в ночное небо. Род подумал, что при дневном свете замок вообще показался бы грудой развалин. Он медленно произнес:— Не думаю, чтобы мне хотелось провести в нем ночь.Но Гвен ответила:— Нет, мы должны.Род повернулся и посмотрел на жену:— Провести здесь ночь? Когда самое время ожить духам? Тем более, что мы все ощутили здесь какую-то угрозу?— Да, и потому должны выступить против нее, — решительно заявила Гвен. — Иначе зло, таящееся в этой угрозе, уцелеет и будет продолжать осквернять владение, которое отдано нам и о котором мы должны заботиться.Роду пришлось признать, что этого не обойти: они приняли этот надел, отделенный от земель Медичи, и, следовательно, приняли на себя ответственность за благополучие местных жителей. Конечно, они этого не хотели и не просили, но и не отказывались. Если Туану и Катарине понадобилось, чтобы Гэллоутласы позаботились об этой земле и ее обитателях, то их долг исполнить это пожелание. Для отказа должна существовать очень веская причина.Такой причины у них не нашлось.— Я вижу, Медичи не позаботились очистить это место от призраков, хотя владели им достаточно долго...— Ты сам сказал — призраки, — глаза Грегори стали огромными, как у филина.Джефри презрительно взглянул на брата.— Какая новость, особенно после того, что мы сами здесь ощутили.— Конечно, — согласился младший из Гэллоугласов, — но слово не воробей, вылетит — не поймаешь.Джефри раздраженно поморщился и собирался что-то сказать, но Род остановил среднего, положив руку ему на плечо.— Я просто называю явление, сын. Это способ справиться со страхом...— Я не боюсь!— Тогда ты храбрее меня. Если мы назвали причину страха, то теперь не можем сделать вид, будто его не существует.Джефри продолжал хмуриться, но замолчал.— И что с того, что Медичи не выполнили свой долг? — спросила Гвен. — Мы-то все равно обязаны его выполнить.— Верно, — согласился Род.— Тогда чем быстрее мы за это примемся, тем лучше.— О, так далеко я бы не заходил. Предпочитаю первую встречу организовать при дневном свете.Гвен повернулась к мужу.— Откладывание не поможет, милорд.— Конечно, нет, но я буду себя лучше чувствовать.Гвен нетерпеливо мотнула головой.— Неужели ты так устал в пути, что не выдержишь схватки?— Ну, раз уж ты об этом заговорила — да. Вернее, я бы выдержал, если бы пришлось, но никакой полководец не поведет усталую армию в бой, если у него имеется другой вариант. И к тому же у меня есть еще одна причина.— Какая?— Я боюсь.— Ты трусишь, отец? — завопил Джефри. — Не может быть!— Трушу, — Род отвернулся, подобрал упавшую ветку и принялся выметать участок для разбивки лагеря. — И войду в эти руины только при свете солнца.Джефри ошеломленно смотрел на него, потом повернулся к Гвендайлон:— Мама! Наш папа не мог стать трусом!Гвен покачала головой, не отрывая взгляда от мужа.Какое-то время Джефри недоверчиво смотрел на отца, потом обратился к Фессу и повторил:— Не может быть! Ты, который знаешь его дольше нас всех, который вырастил его с колыбели, скажи мне! Признавался ли хоть раз мой отец в том, что боится?— Часто и регулярно, Джефри, и правильно делал. Только глупец не сознается в том, что боится. Мудрый человек признается в том, что боится, пусть только перед самим собой, но потом побеждает страх.Будущий герой, нахмурившись, задумался.— В твоих словах есть смысл...— Тот, кто отрицает страх, даже перед самим собой, лжет, — заверил его Фесс, — а страх, в котором не признались, может проявиться в решающий момент и обезоружить в битве.Магнус внимательно слушал.— Никогда не бойся признаться, что боишься, Джефри, — продолжал Фесс, — но не позволяй страху удерживать тебя от активных действий.— Но отца он удерживает! Прямо сейчас!— Правда, и это для него нетипично, — согласился робот. — Может быть, ты спросишь родителя, почему он так поступает? Тем более, что он делает это так открыто.Джефри посмотрел на него, потом повернулся к отцу.— Ты лжешь!Магнус тоже повернулся, хотя и не так стремительно.— Нет, — спокойно ответил Род, — я определенно боюсь этого замка.Джефри задрал подбородок.— Но не настолько боишься, чтобы не разбивать лагерь в тени его стен.— Ты заметил это...Джефри поморщился.— Прошу тебя, не будь со мной таким жестоким! Объясни, почему ты колеблешься.Род взглянул на мальчика. Джефри заерзал под взглядом отца, но продолжал держаться гоголем.Магнус негромко сказал:— Имеешь ли ты право услышать, брат, если утратил веру в него?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35