А вы по-прежнему не шли. Это означало, что
вы хотите сохранить секрет. Ради чего? Загадка взрыва, несомненно, связана
с вашей лабораторией, стало быть, ваша цель - продолжать исследования, как
прежде. И тогда я объявил о запрете экспериментов с трансформацией
атомного времени. Основание достаточное, хотя друг Чарльз его запальчиво
оспаривает: его собственная теория обратного хода времени указывает на
возможность новых катастроф. Перспектива закрытия вашей лаборатории
подействовала - вы пришли. Теперь я слушаю вас.
Он слушал, я говорил. Временами он прорывался в мою долгую речь
репликами. Я отвечал и снова вывязывал свой невеселый рассказ. Все
началось с того, объяснил я, что Чарльз Гриценко доказал возможность
изменения скорости времени и построил первый в мире трансформатор времени,
позволяющий менять его течение в атомных процессах. Это было великое
открытие, таким его и восприняли на Земле. На Урании выстроили специальный
институт для хроноэкспериментов. Чарли пригласил меня на Уранию, мы с ним
друзья еще со студенчества. Я возглавил лабораторию хроностабилизации -
тематика прямо противоположная той, какую исследовали в других
лабораториях института, там ведь доискивались, как время изменить, а не
стабилизировать. С Земли прилетел Павел Ковальский, Чарли направил его ко
мне. Павел, молодой доктор наук, специалист по хронофизике - дисциплине,
созданной в основном трудами Чарли, - привез отличную характеристику:
широко образован, умело экспериментирует, годен для выполнения сложных
заданий. Павел не оправдывал своей характеристики, он был гораздо выше ее.
В характеристике не было главного: Ковальский всегда шел дальше задания.
Он был ненасытен в научном поиске. Я долго не понимал, почему Чарли
определил Павла в мою лабораторию, у меня ведь трудно совершить открытие,
задача у нас - поддерживать постоянство, а не выискивать чрезвычайности. Я
попенял Чарли, что он не уловил научного духа Павла. Чарли ответил:
"Полностью уловил, поэтому и направил его к тебе. Хочу вытравить из
Павла этот самый дух чрезвычайности. Лучше это делать у тебя".
"Чарльз Гриценко в роли душителя научной инициативы - зрелище если и
нс для богов, то для дьяволов!" - воскликнул я со смехом. Кто-кто, а уж
Чарли не из тех, кто глушит научную инициативу.
"Стремление всегда совершать открытия - не научная инициатива, а
научная халтура! - выдал Чарли очередной парадокс. - Настоящий ученый -
изучает. Халтурщик - ошеломляет. Наша задача сегодня: изучить
закономерности тока времени, а не выламывать его в циркаческих трюках".
"Я раньше думал, что развитие науки идет от открытия к открытию, -
сказал я, - что великие открытия - ступеньки подъема науки и что гении
научной мысли..." "Гении, гении! - прервал он сердито. - Гений доходит до
открытия в результате великого постижения проблемы. Он планирует для себя
понимание, а не открытие. Павел не гений. Его жадное стремление к
необычайности неизбежно выродится в поверхностное пустозвонство. Его так и
подталкивает работать на публику, а не на науку".
Кое в чем Чарли был прав, но в одном ошибся. В Павле гнездился гений,
а не халтурщик. Он вышел за грань стабилизации времени ради интереса
узнать, что там, за межой, а не для того, чтобы ошеломить заранее
ожидаемой неожиданностью. Он был ненасытен именно к пониманию, всей
натурой заряжен на изучение. Объяснять это Чарли было бы пустой тратой
времени. Чарли составил свое твердое мнение о Павле, и никакие уговоры не
заставили бы его изменить это мнение. Аргументом могли быть только
реальные результаты, а не слова.
В моей лаборатории Павел скоро поставил опыт на себе. Он сделал это
тайно, не только Чарли, но и я не разрешил бы столь рискованных
экспериментов. И опыт увенчался блистательным успехом. Павел совершил
воистину великое открытие, даже не одно, а два.
- П тогда впервые поделился с вами, чем втайне от вас занимался? -
вставил реплику Рой.
Так и было, подтвердил я. Павлу захотелось узнать, можно ли
воздействовать трансформаторами атомного времени на биологические
процессы. Еще Чарли установил, как он и докладывал вам, что в атомной
области выход в прошлое имеет нижний и весьма близкий предел - в дальние
древности не уйти. Зато выход в будущее не имеет границ. Идея Павла
звучала просто. Биологические системы, в отличие от неорганики, с которой
оперировал Чарли, построены иерархически. В мертвой материи изменение
времени отдельных атомов мало влияет на соседние. Взять кусок гранита,
перебросить половину его атомов на тысячу лет вперед или тысячу лет назад
- что изменится? Миллионы лет назад этот кусок гранита был гранитом,
миллионы лет спустя будет гранитом. А в биологических системах изменение
времени какого-нибудь управляющего центра в мозгу немедленно отзовется на
всем организме. Перебросьте тысячу важных нейронов мозга в будущее,
отодвиньте их в прошлое - весь организм испытает потрясения. Центр
управления организмом, переброшенный искусственно в будущее, властно
потянет в будущее всю подчиненную ему биологическую систему - все процессы
убыстрятся, организм как бы заторопится жить, зато и постарение наступит
скорей. А затормозив ток времени, мы замедлим пребывание организма в его
настоящем времени, законсервируем его "сейчас", он будет пребывать все тем
же, хотя вокруг все будет идти вперед, в свое будущее.
- Что-то вроде этого я читал в старинных книгах по фантастике, -
сказал Рой. - Не вижу пока, какие открытия совершил Павел Ковальский. Вы
говорили даже о Двух.
Да, речь идет именно о двух открытиях. Первое состояло в
доказательстве того, что ток обратного времени в биологических системах
возбуждается легче, чем в неорганических. Не остановка времени, не
консервирование наличного "сейчас", а реальный уход в прошлое, до полного
обращения в ничто. Иначе говоря, омоложение до уничтожения. Ибо развитие
организма всегда ограничено двумя близкими пределами времени - моментом
рождения и моментом смерти, он может балансировать только между этими
двумя межами. И его движение в узких границах жизни - процесс
автоматический. Все, что рождается, должно умереть. Можно замедлить
поступательный ход к концу, но нельзя его отвергнуть. Все это укладывалось
в хронобиологические уравнения Чарли. И вот Павел установил, что обратный
ход из искусственно возбужденного неминуемо превращается в автоматический.
Уход назад, в прошлое, становится столь же естественным, как движение
вперед, в будущее. Стабилизация настоящего, вечное пребывание в "сейчас"
практически неосуществимо. Малейший толчок - и возобновится ход времени
вперед к естественному концу или назад к началу, которое в этом случае
станет и концом. Таково было первое великое открытие Павла.
- Иначе говоря, никакой старик, впадая в детство, на стадии юности не
задержится, - комментировал мое сообщение Рой. - Открытие довольно
грустное. Хотя, конечно, забавно бы поглядеть со стороны, как старец
растет - можно применить такой термин? - в молодого мужчину, потом в
юношу, потом в отрока и младенца... Что будет дальше? В конце, который был
когда-то началом?
- Просто погибнет на каком-то этапе. В зародыш не превратится, ведь
он один совершает обратное развитие, матери ему не возвратят. Повторяю,
открытие Павла состояло не в грустном признании невозможности омоложения,
а в том, что сам этот процесс непременно становится автоматическим,
независимо от того, как вы его возбудили.
- Понятно. Слушаю второе открытие Павла Ковальского.
Второе открытие, говорил я, в том, что Павел нашел удивительную
возможность стабилизировать обратный ход времени, то есть опроверг
пессимизм теории Чарли и своих собственных доработок этой теории. Надо
лишь подстраховать один организм другим организмом. Если два организма
связать взаимодействующим психополем, то получится нечто вроде
психологического диполя. И тогда уход в прошлое одного организма вызовет
ускоренное движение в будущее другого. Причем один организм своим
противоположным ходом времени будет тормозить ускоренный ход времени у
другого. Психополе сыграет роль амортизатора. И чем сильней будет душевное
родство, тем безопасней станут любые хроноэксперименты.
Дойдя в своих изысканиях до этого вывода, Павел поделился им со мной.
Я ужаснулся, говорю без преувеличения и наигрыша. Переносить куда менее
опасные опыты с трансформацией атомного времени минералов на хрупкое,
недолговечное время биологического существования было больше чем
рискованно - недопустимо. На меня давили страшные прогнозы хронотеорий
Чарли, я не смел подвергнуть их сомнению. В такой форме я и высказал свое
отношение. Павел в ответ вдохновенно предложил мне составить с ним
психо-диполь. Он всегда выглядел вдохновенным. Вдохновение усиливало силу
его аргументов. Да, конечно, никто не даст разрешения на хроноэксперименты
с организмами, соглашался он. Но почему нам самим не выдать себе такое
разрешение? Ведь мы ставим опыты над собой, никого не привлекаем к
опасному сотрудничеству. Каждый имеет право сделать с собой что вздумается
- жить, влюбляться, ненавидеть, тосковать. Кто посмеет крикнуть
самоубийце: "У тебя нет формального права лезть в петлю!"? Кто объявит
юноше: "Мы официально запрещаем тебе влюбляться!"? Кто придерется: "Ты
любишь стихи, а есть ли у тебя юридическое обоснование любви к стихам?"
Человек одарен свободой воли, свобода воли дает право делать с собой все,
что не ущемляет права других людей. Этого единственного ограничения мы не
нарушаем. Стало быть, наш поиск правомочен. Мы свободны в любом обращении
с собой. Права на эти эксперименты мы ни у кого не должны выпрашивать. П
никого не обязаны о них информировать.
Так он настойчиво уговаривал меня, и я стал поддаваться. Проблема
была захватывающе интересной. Но я не мог пойти к Чарли за разрешением на
новый поиск, он не только категорически запретил бы, но и немедленно убрал
бы от меня Павла, чтобы оборвать в зародыше соблазн.
- Жанна Зорина утверждает, что главная черта вашего характера -
любопытство и удивление от всего, что порождает ваше любопытство, - молвил
Рой.
Так мы с Павлом составили первый психо-диполь, продолжал я. Крепость
общего пси-поля была невелика, но мы и не отваживались на глубокие
колебания времени. Вскоре мы установили - это было уже нашим общим
открытием, - что колебания нашего физиологического времени относительно
центра диполя несколько запаздывают по сравнению с общим временем на
Урании. Колеблясь то вперед, то назад, наше биологическое время
замедлялось в общем поступательном движении вперед. Мы то "микромолодели",
то "микростарели", а в результате старели медленней, чем другие жители
Урании. Павел ликовал. Пусть это не омоложение, поскольку омоложение
выйдет из-под контроля и превратится в губительный автоматизм, утверждал
он, но замедление старения - несомненно. Продление человеческого века -
вот что дает нам психо-диполь. Скоро, скоро мы объявим миру о нашем
успехе, вытребуем официальное разрешение на дальнейший поиск и создадим
свою особую лабораторию. Даже название для нее он придумал: "Лаборатория
продления жизни путем дипольного регулирования физиологического времени".
И тут в нашей лаборатории появилась Жанна Зорина. Энергофизик по
образованию, она считалась на Земле хорошим специалистом по сгущению воды
и на Урании должна была помочь местным энергетикам в использовании этого
энергоемкого топлива. Она участвовала в монтаже "трехмиллионника", все
прошло отлично, ведь обращение с энерговодой много проще, чем с углем и
нефтью, проще даже, чем с ядерными аккумуляторами. Наши энергетики могли
управиться и без нее, но все же это был "трехмиллионник", таких мощностей
в одной цистерне земные заводы еще не выпускали. Для транспортировки и
монтажа применили новые антигравитаторы, вот с ними-то и знакомила нас
Жанна.
- Та самая цистерна, что взорвалась? - спросил Рой. - За три года
пользования вы израсходовали один миллион тонн, верно?
Я подтвердил: та самая цистерна, выработанная на треть. После монтажа
Жанна хотела вернуться на Землю, но за нее ухватился Антон Чиршке.
Повелитель Демонов узнал, что она изучала прозрачные стали, сверхпрочные
пластики и прочие материалы высоких структур. Для восстановления его
пористых пластинок такой специалист был даром фортуны. Институту Времени
тоже требовались знатоки высокоструктурных материалов, и мы уговорили
Жанну остаться. При первой же встрече с ней - я пошел с Антоном - Жанна
меня полонила.
Вот так и получилось, что я влюбился в Жанну. Мы начали встречаться и
в нерабочее время, гуляли по пустынным равнинам Урании, наблюдали
красочные закаты Мардеки с крутых берегов Уры. Я рассказывал Павлу о
встречах с Жанной, он равнодушно слушал - его не интересовало, в кого я
влюбляюсь. Однажды Жанна побывала в нашей лаборатории. После ее ухода
Павел сказал мне:
"Эдик, я удивлен. Самописец вел запись колебаний нашего с тобой
пси-поля. Так вот, в присутствии Жанны диполь практически не
функционировал. Зато прибор зафиксировал колоссальную душевную связь между
тобой и Жанной. Что бы это значило, Эдик?"
Я шутливо ответил, что наши приборы заново открывают то, что в
древности было ведомо каждому парню и девушке, и слыхом не слышавшим о
психофизике.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15