мини раковина для туалета 18 см
Так в чем дело? Немедля вывести его на свет! Предки
выражались еще ярче: "При жизни поставить памятник!"
- Мы ищем, - невесело сказал Рой, - неведомого человека, настроившего
свое сознание на мозг Генриха, или непостижимое явление, превращающее
рядового жителя Земли в научного исполина... Мы ищем разгадку катастрофы
на Марсе, ибо ни я, ни Арман не сомневаемся, что гибель звездолета и
чудесные возникновения математических способностей у Генриха - звенья
одной таинственной цепи.
3
Генрих, помогая себе палкой, ковылял по аллее парка. Когда прилетели
Рой и Андрей, он радостно махнул рукой и заторопился, но ноги еще плохо
слушались его.
Рой, подбежав, успел поддержать брата. Он упрекнул Генриха:
- Не рано ли в бег? Тебе лежать и лежать.
- Бежать - рано, в остальном я здоров, - весело ответил Генрих.
Он опустился на скамью, Рой и Андрей сели рядом. Андрей молча глядел
на друга. Генрих похудел; в нервном, раньше легко менявшем выражение лице
появилась восковая оцепенелость, странно противоречившая глазам,
по-прежнему живым. Генрих усмехнулся: он знал, как выглядит.
- Когда человек рассыпается на атомы, Андрей, его трудно собрать в
старом виде, - сказал он.
- Да, конечно, конечно, - поспешно согласился Андрей. - Жуткая же
была авария, просто жуткая! И столько загадок, столько тайн, столько
всякой удивительности!..
И он опять замолчал, не отрывая испуганных глаз от Генриха. И
молчание всегда словоохотливого, импульсивно исторгающего из себя слова
друга показывало яснее любых слов, каким страшным кажется Генрих. Генриху
это даже понравилось. Плохой внешний вид соответствовал ужасу катастрофы.
Генрих по-человечески порадовался бы, если б Андрей счел, что он пышет
здоровьем: он тяготился болезнью, особенно в те первые дни на Земле,
когда, возвращенный в сознание, еще не знал, хорошо ли пойдет
выздоровление, и с опаской думал о будущем.
Сейчас каждая клетка тела ощущала возвращение здоровья, будущее было
светло, скверный внешний вид уже не соответствовал внутреннему состоянию;
он лишь свидетельствовал о глубине той ямы, из которой Генрих выбрался.
Генрих, с удивлением поймав себя на этой мысли, ощутил удовольствие, что
так напугал Андрея.
И он сказал шутливо:
- Насчет тайн и удивительностей промолчу. В том, что считать
удивительностью, а что стандартом, ты знаток выше нас всех. Но так
утомительно почти месяц бесцельно валяться на постели, когда другие...
Андрею почудилась в ответе Генриха не шутка, а жалоба. Он
запротестовал, чтобы не дать Генриху углубиться в жалость к себе - жалость
плохой помощник выздоровления:
- Не надо, Генрих, какие бесцельности! Ты столько во время болезни
сотворил поражающего воображение!..
Генрих грустно усмехнулся:
- Ты насчет моего превращения в великого математика? Это уже прошло.
Поболел гениальностью и выкарабкался в нормальность.
- Все-таки это твои открытия, - пробормотал Андрей.
- Вряд ли. Каким-то образом мой больной мозг стал приемником чужих
сокровений, к тому же плохим приемником: сразу же выплеснул их наружу. А
тот, кто реально генерирует великие мысли, носит их в себе. Так ведь, Рой?
Рой сдержанно сказал:
- Пока ты можешь еще претендовать на авторство.
- Это было бы слишком простое решение, Рой. А ты ведь сам доказывал,
что самое бесплодное дело - искать простых решений. Трудно и вообразить
себе, Андрей, как Рой мучил меня вопросами, расспросами, допросами и
повторными запросами с той первой минуты, когда я стал способен на
что-либо отвечать.
- А каков результат? - осторожно спросил Андрей. - Я имею в виду...
- Я знаю, что ты имеешь в виду. Моя память обрывается на моменте,
когда Спенсер стал приподниматься на диване. Что было потом, даже и не
представляю себе.
Андрей взглядом спросил Роя, не повредит ли Генриху дальнейший
разговор об аварии. Рой, отвернувшись, не поймал взгляда Андрея.
Поколебавшись, Андрей продолжал задавать новые вопросы, лишь постарался
говорить помедленней и наблюдал при этом за лицом Генриха, чтобы прервать
выспрашивания, если при каком-либо воспоминании оно болезненно исказится.
Но Генрих отвечал спокойно, то пожимал плечами, то недоуменно улыбался, то
задумчиво смотрел куда-то вдаль - такова была его обычная манера
разговора. Андрей понемногу успокаивался: Генрих был прежним, несмотря на
свой новый страшный вид.
- Твое сознание, однако, сохранило многие картины, Генрих?
- Знаю. Чьи-то дикие глаза. Они отпечатались в моем мозгу, а не в
сознании. Картинки любопытные, я их сейчас с интересом рассматриваю на
экране, но ощущение такое, будто ко мне они не имеют касательства.
- Что ты можешь сказать о Спенсере?
- То же, что об экипаже: практически ничего. Мы встречались в
столовой и салоне, изредка перекидываясь словами.
- Полет проходил нормально?
- Точно по графику. Если бы рейс закончился благополучно, я сказал бы
- удивительно скучный перелет.
Рой, запрокинув голову, рассеянно глядел на листву. Лето
переламывалось в осень - та особая пора, когда в воздухе глухо и сонно,
листья почти не шелестят, птицы не перекликаются. В парке было пусто -
выздоравливающие, видимо, отдыхали в своих комнатах. Андрей обвел глазами
тронутую желтизной зелень и с удивлением сказал:
- Знаешь, Генрих, хороший же месяц сентябрь, я его всегда люблю, а
тут забыл о нем, мне казалось - еще весна. Нет, до чего же хорошо!
Насмешливая улыбка чуть обозначилась на лице Генриха. Улыбался он
по-новому - сдержанней и суше.
- Это у нас с Роем тоже бывало - забыть, какое время на дворе.
Расскажи о своих достижениях, Андрей. В эфире поминают вашу лабораторию
больше, чем все другие. Значит, вы открыли новую галактическую
цивилизацию? Поразительно!
Андрей о своих работах всегда распространялся с охотой, а сейчас еще
хотелось отвлечь Генриха. И он знал, как и раньше интересовался Генрих
всем, что совершалось в его лаборатории.
- Не новую - единственную. Внеземных цивилизаций немало, но
цивилизация на Кентавре намного превосходит человеческую: еще не доступные
нам методы связи, все на сверхсветовой скорости...
- Не так быстро, - попросил Генрих. - Прежней скорости восприятия я
еще не восстановил.
Как ни был увлечен своим рассказом Андрей, он заметил, что Рой подает
осторожные знаки. Вскочив со скамьи, Андрей оборвал себя на полуфразе:
- Остальное узнаешь, когда выйдешь, к тому времени накопим новые
наблюдения. Выздоравливай! Выздоравливай!
Генрих остался в парке. Рой шел не торопясь, пока Генрих мог их
видеть, потом убыстрил шаг. Андрей недовольно сказал:
- Дикая же спешка! Разве могли повредить мои объяснения, не понимаю,
почему не дал досказать, он же заинтересовался...
- Скорей, скорей! - Рой уже не шел, а бежал к авиетке, оставленной у
входа. - Я получил мыслеграмму от Армана, что уловлены мозговые излучения
такой же характеристики, что у Генриха во время болезни.
- Человек? Машина?
- Человек. И находится в Столице.
4
Когда Арман волновался, его смуглое лицо не краснело, а темнело.
Сейчас оно казалось угольно-черным. Он что-то раздраженно выкрикнул,
увидев Роя с Андреем. Рой догадался, что Арман ругается: Арман гордился,
что знает старинные клятвы, заклятья и проклятья, заговоры и наговоры; он
часто, когда опыты не шли, отводил душу в странных восклицаниях. Рой
считал, что так облегчать себя все же лучше, чем швырять приборы, как
иногда делал вспыльчивый Генрих.
- Я же просил, просил поскорей! Неужели потом нельзя было
наговориться?
- Я не хотел при Генрихе вынимать передатчик из кармана и не все
отчетливо слышал. Значит, нашли?
- Не нашли, а потеряли! Засекли, стали пеленговать - вдруг замолк!
Прерывая себя раздраженными восклицаниями, Арман рассказал, что
институтская МУМ - малая универсальная машина - приняла излучение той же
сумбурной характеристики, что и больные видения Генриха. Электронный медик
санатория информировал, что Генрих мирно беседует с другом и братом в
парке и что его мозг излучает на спокойных частотах. И в этот момент
излучения оборвались, генерирующий их мозг выключился так внезапно, словно
погасили лампочку.
Ничего существенного в уловленных излучениях не было, обычная
мозговая работа - возможно, человек читал книгу, или любовался
телезрелищем, или с кем-то разговаривал. Но что характеристика совпадает с
мозговыми записями Генриха, Рой увидел, едва взглянул на перепутанные
кривые. Он часто с волнением, с тревогой, с восхищением вглядывался в
точно такие же кривые - странные линии, сумятица, судорожные выплески
пиков, стремительность падений: одни были вызваны тяжкой болезнью, другие
свидетельствовали о пронзительных озарениях...
- Если торопишься к себе, я не держу, - сказал Рой Андрею, с
любопытством рассматривавшему изображения. - Завтра продолжим беседу.
Рой постарался, чтобы предложение оставить их прозвучало достаточно
убедительно. С Андреем можно было беседовать о его открытиях, но не
налаживать погоню за каким-то незнакомцем, мыслительная работа которого
так странно повторила болезненные видения Генриха. В сыщики Андрей не
годился. Но он был иного мнения о себе. Бледноватое лицо Андрея
побагровело.
- Ну нет, на самом интересном месте, вот еще что придумал - завтра!
Будь покоен, не помешаю, еще похвалишь!
Рой махнул рукой:
- Тогда сиди и молчи! Будем педантично рассматривать каждый вариант,
Арман. Первая возможность, по-моему...
- Да. Излучающий мозг удалился из зоны, где могут засечь его работу.
- Конкретней - источник излучений улетел из Столицы.
- Отпадает. По мере удаления излучение ослабевало бы постепенно, а
кривые обрываются круто.
- Вторая: человек заснул.
- Те же возражения. Когда человек засыпает, мозг еще некоторое время
работает, ты это знаешь не хуже меня.
- Смерть?
- Маловероятно. Был бы взрыв, перестройка всей картины.
- Сумбура хватает.
- Нормального сумбура, я бы так сказал. Необычная картина, которая
непрерывно продолжается. Смерть - все-таки обрыв непрерывности, а не ее
продолжение.
- Больше я не могу ничего придумать, - сказал Рой.
- Я придумал! - воскликнул Андрей. - Есть еще возможность, теперь
слушай меня, я самым простым и коротким...
- Да, пожалуйста, коротким.
- Переключился на иную мозговую генерацию, вот и все! Подробней
хочешь?
Рой согласился выслушать подробней. Андрей настаивал, что от
человека, умеющего переадресовать свою умственную деятельность другому, да
еще внедрить в чужой мозг способность на величайшие открытия, можно
ожидать и умения менять свои мозговые излучения. Правда, с такими
явлениями пока не сталкивались; считается, что каждый мыслит в
характеристике, созданной генами, теперь удастся углубить наши знания,
только и всего.
- Хорошенькое "только и всего"! - с досадой сказал Рой. - Был
дураком, стал гением, снова обратился в дурака - вот чему равноценно твое
"только и всего"!
- А что? Каждое невероятное явление требует своего объяснения.
- Но вероятного, Андрей! Объяснить - значит свести странное явление к
нормальным причинам. Если принять на минуту твою версию, то это значит:
кто-то в Столице прогенерировал в мозговой характеристике Генриха и,
сменив свой мозг, - иначе я это и назвать не могу, - выпал из нашего
наблюдения.
- Есть возможность проверить, был ли раньше когда-либо среди жителей
Столицы человек с такой характеристикой, - сказал Арман. - Наша машина
сейчас изучает мозговые паспорта, хранящиеся в архиве.
Он набрал вызов МУМ и покачал головой, получив ответ.
- Рой, машина дает справку, что среди постоянного населения города
нет ни одного, кто бы генерировал в этой характеристике. Она проверила
мыслительную работу нескольких миллионов человек с момента рождения -
отождествление исключено!
- А переменное население? - спросил Рой. - Командированные, гости,
туристы?..
- Проверка их сложнее, но делается и она. Машина изучает архивы
гостиниц.
- Мы с Андреем полетим в гостиничный городок, - Рой сделал знак
Андрею, - а ты передашь нам ответ по мыслепроводу.
Андрей, опередив Роя, первым вскочил в авиетку и вынесся наверх. Рой
лишь поднимался над деревьями институтского парка, когда Корытин уже парил
над крышами небоскребов Большого Кольца, нетерпеливо поджидая там
замешкавшегося друга. Андрей не только демонстрировал усердие, но и
захватывал инициативу. Это, впрочем, не показалось Рою неожиданным:
стремление всегда первенствовать было неистребимо в Андрее; он не желал
выделяться, но просто не мог не выделяться - вторые роли были не для него,
за какое бы дело он ни брался. И, увидев, что Рой наконец выбрался на
высоту, Андрей сердито махнул рукой, чтобы он поторопился, и умчался
вперед.
Они проносились над зелеными массивами, над улицами и проспектами;
внизу было много пешеходов, еще больше людей носилось в воздухе. Ни один
из прогуливающихся или летящих не мог быть тем, кого они разыскивали,
перемена характеристики мозга - операция вообще невыполнимая, тем более в
какие-то считанные минуты. Рой понимал это, но несуразная мысль все
возвращалась.
- Крепко же в меня засели невероятные вероятности Андрея! -
пробормотал Рой, усмехнувшись.
Андрей, летевший метров на двести впереди, услышал в передатчике свое
имя и спросил, чего Рой хочет. В это время Арман дважды выкрикнул по
мыслепроводу:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19
выражались еще ярче: "При жизни поставить памятник!"
- Мы ищем, - невесело сказал Рой, - неведомого человека, настроившего
свое сознание на мозг Генриха, или непостижимое явление, превращающее
рядового жителя Земли в научного исполина... Мы ищем разгадку катастрофы
на Марсе, ибо ни я, ни Арман не сомневаемся, что гибель звездолета и
чудесные возникновения математических способностей у Генриха - звенья
одной таинственной цепи.
3
Генрих, помогая себе палкой, ковылял по аллее парка. Когда прилетели
Рой и Андрей, он радостно махнул рукой и заторопился, но ноги еще плохо
слушались его.
Рой, подбежав, успел поддержать брата. Он упрекнул Генриха:
- Не рано ли в бег? Тебе лежать и лежать.
- Бежать - рано, в остальном я здоров, - весело ответил Генрих.
Он опустился на скамью, Рой и Андрей сели рядом. Андрей молча глядел
на друга. Генрих похудел; в нервном, раньше легко менявшем выражение лице
появилась восковая оцепенелость, странно противоречившая глазам,
по-прежнему живым. Генрих усмехнулся: он знал, как выглядит.
- Когда человек рассыпается на атомы, Андрей, его трудно собрать в
старом виде, - сказал он.
- Да, конечно, конечно, - поспешно согласился Андрей. - Жуткая же
была авария, просто жуткая! И столько загадок, столько тайн, столько
всякой удивительности!..
И он опять замолчал, не отрывая испуганных глаз от Генриха. И
молчание всегда словоохотливого, импульсивно исторгающего из себя слова
друга показывало яснее любых слов, каким страшным кажется Генрих. Генриху
это даже понравилось. Плохой внешний вид соответствовал ужасу катастрофы.
Генрих по-человечески порадовался бы, если б Андрей счел, что он пышет
здоровьем: он тяготился болезнью, особенно в те первые дни на Земле,
когда, возвращенный в сознание, еще не знал, хорошо ли пойдет
выздоровление, и с опаской думал о будущем.
Сейчас каждая клетка тела ощущала возвращение здоровья, будущее было
светло, скверный внешний вид уже не соответствовал внутреннему состоянию;
он лишь свидетельствовал о глубине той ямы, из которой Генрих выбрался.
Генрих, с удивлением поймав себя на этой мысли, ощутил удовольствие, что
так напугал Андрея.
И он сказал шутливо:
- Насчет тайн и удивительностей промолчу. В том, что считать
удивительностью, а что стандартом, ты знаток выше нас всех. Но так
утомительно почти месяц бесцельно валяться на постели, когда другие...
Андрею почудилась в ответе Генриха не шутка, а жалоба. Он
запротестовал, чтобы не дать Генриху углубиться в жалость к себе - жалость
плохой помощник выздоровления:
- Не надо, Генрих, какие бесцельности! Ты столько во время болезни
сотворил поражающего воображение!..
Генрих грустно усмехнулся:
- Ты насчет моего превращения в великого математика? Это уже прошло.
Поболел гениальностью и выкарабкался в нормальность.
- Все-таки это твои открытия, - пробормотал Андрей.
- Вряд ли. Каким-то образом мой больной мозг стал приемником чужих
сокровений, к тому же плохим приемником: сразу же выплеснул их наружу. А
тот, кто реально генерирует великие мысли, носит их в себе. Так ведь, Рой?
Рой сдержанно сказал:
- Пока ты можешь еще претендовать на авторство.
- Это было бы слишком простое решение, Рой. А ты ведь сам доказывал,
что самое бесплодное дело - искать простых решений. Трудно и вообразить
себе, Андрей, как Рой мучил меня вопросами, расспросами, допросами и
повторными запросами с той первой минуты, когда я стал способен на
что-либо отвечать.
- А каков результат? - осторожно спросил Андрей. - Я имею в виду...
- Я знаю, что ты имеешь в виду. Моя память обрывается на моменте,
когда Спенсер стал приподниматься на диване. Что было потом, даже и не
представляю себе.
Андрей взглядом спросил Роя, не повредит ли Генриху дальнейший
разговор об аварии. Рой, отвернувшись, не поймал взгляда Андрея.
Поколебавшись, Андрей продолжал задавать новые вопросы, лишь постарался
говорить помедленней и наблюдал при этом за лицом Генриха, чтобы прервать
выспрашивания, если при каком-либо воспоминании оно болезненно исказится.
Но Генрих отвечал спокойно, то пожимал плечами, то недоуменно улыбался, то
задумчиво смотрел куда-то вдаль - такова была его обычная манера
разговора. Андрей понемногу успокаивался: Генрих был прежним, несмотря на
свой новый страшный вид.
- Твое сознание, однако, сохранило многие картины, Генрих?
- Знаю. Чьи-то дикие глаза. Они отпечатались в моем мозгу, а не в
сознании. Картинки любопытные, я их сейчас с интересом рассматриваю на
экране, но ощущение такое, будто ко мне они не имеют касательства.
- Что ты можешь сказать о Спенсере?
- То же, что об экипаже: практически ничего. Мы встречались в
столовой и салоне, изредка перекидываясь словами.
- Полет проходил нормально?
- Точно по графику. Если бы рейс закончился благополучно, я сказал бы
- удивительно скучный перелет.
Рой, запрокинув голову, рассеянно глядел на листву. Лето
переламывалось в осень - та особая пора, когда в воздухе глухо и сонно,
листья почти не шелестят, птицы не перекликаются. В парке было пусто -
выздоравливающие, видимо, отдыхали в своих комнатах. Андрей обвел глазами
тронутую желтизной зелень и с удивлением сказал:
- Знаешь, Генрих, хороший же месяц сентябрь, я его всегда люблю, а
тут забыл о нем, мне казалось - еще весна. Нет, до чего же хорошо!
Насмешливая улыбка чуть обозначилась на лице Генриха. Улыбался он
по-новому - сдержанней и суше.
- Это у нас с Роем тоже бывало - забыть, какое время на дворе.
Расскажи о своих достижениях, Андрей. В эфире поминают вашу лабораторию
больше, чем все другие. Значит, вы открыли новую галактическую
цивилизацию? Поразительно!
Андрей о своих работах всегда распространялся с охотой, а сейчас еще
хотелось отвлечь Генриха. И он знал, как и раньше интересовался Генрих
всем, что совершалось в его лаборатории.
- Не новую - единственную. Внеземных цивилизаций немало, но
цивилизация на Кентавре намного превосходит человеческую: еще не доступные
нам методы связи, все на сверхсветовой скорости...
- Не так быстро, - попросил Генрих. - Прежней скорости восприятия я
еще не восстановил.
Как ни был увлечен своим рассказом Андрей, он заметил, что Рой подает
осторожные знаки. Вскочив со скамьи, Андрей оборвал себя на полуфразе:
- Остальное узнаешь, когда выйдешь, к тому времени накопим новые
наблюдения. Выздоравливай! Выздоравливай!
Генрих остался в парке. Рой шел не торопясь, пока Генрих мог их
видеть, потом убыстрил шаг. Андрей недовольно сказал:
- Дикая же спешка! Разве могли повредить мои объяснения, не понимаю,
почему не дал досказать, он же заинтересовался...
- Скорей, скорей! - Рой уже не шел, а бежал к авиетке, оставленной у
входа. - Я получил мыслеграмму от Армана, что уловлены мозговые излучения
такой же характеристики, что у Генриха во время болезни.
- Человек? Машина?
- Человек. И находится в Столице.
4
Когда Арман волновался, его смуглое лицо не краснело, а темнело.
Сейчас оно казалось угольно-черным. Он что-то раздраженно выкрикнул,
увидев Роя с Андреем. Рой догадался, что Арман ругается: Арман гордился,
что знает старинные клятвы, заклятья и проклятья, заговоры и наговоры; он
часто, когда опыты не шли, отводил душу в странных восклицаниях. Рой
считал, что так облегчать себя все же лучше, чем швырять приборы, как
иногда делал вспыльчивый Генрих.
- Я же просил, просил поскорей! Неужели потом нельзя было
наговориться?
- Я не хотел при Генрихе вынимать передатчик из кармана и не все
отчетливо слышал. Значит, нашли?
- Не нашли, а потеряли! Засекли, стали пеленговать - вдруг замолк!
Прерывая себя раздраженными восклицаниями, Арман рассказал, что
институтская МУМ - малая универсальная машина - приняла излучение той же
сумбурной характеристики, что и больные видения Генриха. Электронный медик
санатория информировал, что Генрих мирно беседует с другом и братом в
парке и что его мозг излучает на спокойных частотах. И в этот момент
излучения оборвались, генерирующий их мозг выключился так внезапно, словно
погасили лампочку.
Ничего существенного в уловленных излучениях не было, обычная
мозговая работа - возможно, человек читал книгу, или любовался
телезрелищем, или с кем-то разговаривал. Но что характеристика совпадает с
мозговыми записями Генриха, Рой увидел, едва взглянул на перепутанные
кривые. Он часто с волнением, с тревогой, с восхищением вглядывался в
точно такие же кривые - странные линии, сумятица, судорожные выплески
пиков, стремительность падений: одни были вызваны тяжкой болезнью, другие
свидетельствовали о пронзительных озарениях...
- Если торопишься к себе, я не держу, - сказал Рой Андрею, с
любопытством рассматривавшему изображения. - Завтра продолжим беседу.
Рой постарался, чтобы предложение оставить их прозвучало достаточно
убедительно. С Андреем можно было беседовать о его открытиях, но не
налаживать погоню за каким-то незнакомцем, мыслительная работа которого
так странно повторила болезненные видения Генриха. В сыщики Андрей не
годился. Но он был иного мнения о себе. Бледноватое лицо Андрея
побагровело.
- Ну нет, на самом интересном месте, вот еще что придумал - завтра!
Будь покоен, не помешаю, еще похвалишь!
Рой махнул рукой:
- Тогда сиди и молчи! Будем педантично рассматривать каждый вариант,
Арман. Первая возможность, по-моему...
- Да. Излучающий мозг удалился из зоны, где могут засечь его работу.
- Конкретней - источник излучений улетел из Столицы.
- Отпадает. По мере удаления излучение ослабевало бы постепенно, а
кривые обрываются круто.
- Вторая: человек заснул.
- Те же возражения. Когда человек засыпает, мозг еще некоторое время
работает, ты это знаешь не хуже меня.
- Смерть?
- Маловероятно. Был бы взрыв, перестройка всей картины.
- Сумбура хватает.
- Нормального сумбура, я бы так сказал. Необычная картина, которая
непрерывно продолжается. Смерть - все-таки обрыв непрерывности, а не ее
продолжение.
- Больше я не могу ничего придумать, - сказал Рой.
- Я придумал! - воскликнул Андрей. - Есть еще возможность, теперь
слушай меня, я самым простым и коротким...
- Да, пожалуйста, коротким.
- Переключился на иную мозговую генерацию, вот и все! Подробней
хочешь?
Рой согласился выслушать подробней. Андрей настаивал, что от
человека, умеющего переадресовать свою умственную деятельность другому, да
еще внедрить в чужой мозг способность на величайшие открытия, можно
ожидать и умения менять свои мозговые излучения. Правда, с такими
явлениями пока не сталкивались; считается, что каждый мыслит в
характеристике, созданной генами, теперь удастся углубить наши знания,
только и всего.
- Хорошенькое "только и всего"! - с досадой сказал Рой. - Был
дураком, стал гением, снова обратился в дурака - вот чему равноценно твое
"только и всего"!
- А что? Каждое невероятное явление требует своего объяснения.
- Но вероятного, Андрей! Объяснить - значит свести странное явление к
нормальным причинам. Если принять на минуту твою версию, то это значит:
кто-то в Столице прогенерировал в мозговой характеристике Генриха и,
сменив свой мозг, - иначе я это и назвать не могу, - выпал из нашего
наблюдения.
- Есть возможность проверить, был ли раньше когда-либо среди жителей
Столицы человек с такой характеристикой, - сказал Арман. - Наша машина
сейчас изучает мозговые паспорта, хранящиеся в архиве.
Он набрал вызов МУМ и покачал головой, получив ответ.
- Рой, машина дает справку, что среди постоянного населения города
нет ни одного, кто бы генерировал в этой характеристике. Она проверила
мыслительную работу нескольких миллионов человек с момента рождения -
отождествление исключено!
- А переменное население? - спросил Рой. - Командированные, гости,
туристы?..
- Проверка их сложнее, но делается и она. Машина изучает архивы
гостиниц.
- Мы с Андреем полетим в гостиничный городок, - Рой сделал знак
Андрею, - а ты передашь нам ответ по мыслепроводу.
Андрей, опередив Роя, первым вскочил в авиетку и вынесся наверх. Рой
лишь поднимался над деревьями институтского парка, когда Корытин уже парил
над крышами небоскребов Большого Кольца, нетерпеливо поджидая там
замешкавшегося друга. Андрей не только демонстрировал усердие, но и
захватывал инициативу. Это, впрочем, не показалось Рою неожиданным:
стремление всегда первенствовать было неистребимо в Андрее; он не желал
выделяться, но просто не мог не выделяться - вторые роли были не для него,
за какое бы дело он ни брался. И, увидев, что Рой наконец выбрался на
высоту, Андрей сердито махнул рукой, чтобы он поторопился, и умчался
вперед.
Они проносились над зелеными массивами, над улицами и проспектами;
внизу было много пешеходов, еще больше людей носилось в воздухе. Ни один
из прогуливающихся или летящих не мог быть тем, кого они разыскивали,
перемена характеристики мозга - операция вообще невыполнимая, тем более в
какие-то считанные минуты. Рой понимал это, но несуразная мысль все
возвращалась.
- Крепко же в меня засели невероятные вероятности Андрея! -
пробормотал Рой, усмехнувшись.
Андрей, летевший метров на двести впереди, услышал в передатчике свое
имя и спросил, чего Рой хочет. В это время Арман дважды выкрикнул по
мыслепроводу:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19