Развитие методов злотворения?
Насколько я догадываюсь, друг Рой будет склонять нас к мысли, что вся
разыгрываемая среди нас спенсериада ведет ко злу и иного назначения у нее
нет.
Рой игнорировал насмешку президента. Он по-прежнему придерживался
одних фактов. Факты свидетельствуют, что присутствие псевдолюдей узнается
лишь по создаваемым ими несчастьям. Спенсер, обладая способностью
принимать сигналы, распространяющиеся со сверхсветовой скоростью, применил
вдруг эту способность в салоне звездолета к командам марсианского
астропорта - и звездолет потерпел аварию. Гаррисон передал свои
математические знания Генриху, но передал в форме бредовых видений. И не
исключено, что в те часы математические истины были ядом для больного
мозга Генриха и что они должны были сыграть роль внутреннего пламени,
сжигающего обессиленные мозговые клетки. Гаррисон погиб, его намерения
остались невыясненными. Зато есть Андрей, руководитель Гаррисона, и
несчастье с Андреем сомнения не вызывает. Андрей воспринял передачи
далекой цивилизации в Кентавре-3 - и мозг его получил удар, лишь немного
уступающий тому, что сжег содержимое черепной коробки Спенсера. Можно ли
отрицать влияние на Андрея совместной работы с Гаррисоном? Все, что
связано с послами или разведчиками инозвездной цивилизации, таит в себе
грозную опасность для людей!
- Не могу с вами согласиться, - сказал Боячек, когда Рой замолчал.
- Вы отрицаете несчастья, вызванные присутствием среди нас
псевдолюдей? - спросил Рой.
Боячек отрицательно покачал головой. Невозможно отрицать уже
совершившиеся беды. Но позволительно усомниться в том, что их кто-то
зачем-то сознательно вызывал. Друг Рой уклонился от философской концепции.
Он, Боячек, собирается затронуть именно эту область, тот ее конкретный
раздел, который трактует взаимоотношения добра и могущества.
Рой пожал плечами:
- Хороша конкретность! Есть ли понятие абстрактней?
- Есть, и много. А теперь не протестуйте, если мои соображения
покажутся азбучно простыми.
Генрих не любил областей, где лишь общие понятия являлись
единственной конкретностью. Брат тоже не жаловал отвлеченностей, он часто
говорил об этом. Но у Роя протест против абстракций был не больше чем
абстракцией - Рой охотно ввязывался в споры любой сложности. Генрих,
хватая рассуждения Боячека с пятого на десятое, с любопытством
разглядывал, кто как слушает и говорит. Араки суживал и без того узкие
глаза, поджимал губы: он соглашался и возражал, он дополнял и уточнял, не
произнося ни слова, - лицо его, отнюдь не такое выразительное, как у Роя
или Армана, изображало речь без слов. Арман, обычно нетерпеливо выражающий
себя жестами и гримасами, - временами казалось, что он вскочит, оборвет,
начнет страстно опровергать, стремительно дополнять, - только слушал;
различные выражения, торопливо сменяющиеся на его лице, были лишь
признаком внимания - он старался постигнуть чужую мысль. А Рой отстранялся
от чужой мысли, он стремился заранее ее опровергнуть, он опровергал ее
всем в себе, не выговорив еще ни слова, - откинулся, полузакрыл глаза,
полуулыбался, полуморщился - он, казалось, высокомерно-скучающе говорил:
"Ладно, ладно, ну, что еще?" Генрих тихо рассмеялся. Он знал, что после
такого молчаливого, почти обидного неприятия Рой, когда доходила очередь
высказываться, часто вдруг менялся и спокойно объявлял: "Да, вы правы, у
меня будут лишь незначительные замечания". "Ты слушаешь не уважительно, а
провокационно, - говорил ему Генрих нередко, - ты заставляешь подыскивать
все новые и новые аргументы, а потом выясняется, что из пушек били по
воробьям".
А Боячек говорил. И не говорил, а гудел. И хмурый бас, выносящийся из
груди так легко, словно Боячеку и не нужно было набирать дыхание,
настойчиво вторгался в сознание. Звучит музыкально убедительно, думал
Генрих о голосе. Боячек заставлял слушать себя, мысль его давила, а не
скользила; с ней соглашались, даже когда она вовсе не была бесспорной, а
сейчас, определил Генрих, Боячек, как и предупреждал, высказывал истины
почти тривиальные. Настоящее могущество, говорил он, неспособно
противоречить добру. Злотворение - черта несовершенства, оно может быть
особенностью силы, но не могущества. Другому причиняют вред тогда, когда
нужно получить что-то для себя. Могущество предполагает изобилие благ и
возможностей. Вспомните человеческую историю: сколько в ней было вражды,
порожденной лишениями! По мере развития человечества совершенствовалась и
мораль: еще в первобытной общине изжили индивидуальную войну - войну
каждого против всех; затем стихали племенные, религиозные, национальные,
расовые, государственные распри, пока не забыли и о самой стойкой борьбе -
классовой.
- Вы распространяете человеческие законы на Вселенную, - заметил Рой.
- Но разумные существа бесконечно различаются по строению, форме и цели
жизни.
Нет, Боячек не распространял человеческих законов на Вселенную. Он
просто находил в человеческой жизни действие более общих законов. Он не
верил, что существуют высокоразвитые цивилизации, враждебные разуму, а в
понятие разума входит понимание общности мыслящих существ. Когда-то
человечество написало на своем знамени великие слова: "Человек человеку -
друг, товарищ и брат". Кто докажет, что этот принцип не может быть
распространен на всю Вселенную? В этом случае он будет звучать так: все
высокоразумные цивилизации - дружественны. И чем выше цивилизация, с
которой завязывается контакт, тем вероятней, что встретим в ней друга, а
не врага. Какие бы удивительные формы жизни ни открывались, с какими бы
социальными структурами ни знакомились, человечеству не придется
пересматривать основы своей морали. Если биология всюду - местная, то
этика - всеобщая. Всюду помощь друг другу будет добром, а издевательство
над соседом, стремление сосать его соки - злом.
- А нет ли материальной основы морали? - с живостью поинтересовался
Арман. Он при каждом подходящем случае старался перевести отвлеченные
понятия на более близкий ему язык физических величин. - Скажем, доброта на
молекулярном уровне. Химическая структура доброжелательности. Электронные
потоки коварства. Квантовая фокусировка неприязни и ненависти. Атомная
картина эксплуатации одного живого существа другим. Почему бы и нет?
Физические причины безумия ведь существуют! Не исключено, что будет
обнаружено и мезонное поле несправедливости.
Боячек ответил с улыбкой:
- Мы, социологи, скажем спасибо, если вы переведете наши понятия на
свой язык. Но сомневаюсь. Безумие, здравый ум - физические состояния
человека, их вы опишете физическими величинами. Несправедливость - понятие
социальное, оно характеризует нравственный уровень общества.
Рой сухо сказал:
- Я бы все-таки предложил возвратиться к самой важной сегодня
проблеме: кто такие Олли, Спенсер и Гаррисон? Какие цели преследует их
появление на Земле? Я этот вопрос ставлю конкретно, но конкретных ответов
пока не слышу.
Боячек не считал, что Олли, Спенсер и Гаррисон ставят очень уж
трудные вопросы. К тому же, ответы на них уже даны. Здесь упоминаются
термины: посол, шпион, разведчик. Термины древней дипломатии мало
соответствуют межзвездным отношениям. Раньше все проблемы исчерпывались
взаимосвязями внутри биологически однородного общества, сейчас мы говорим
об общности разума, об общности высших принципов нравственности, но отнюдь
не об общности биологических форм существования, а это порождает свои
особые трудности. И первая - проблема физической несовместимости, та
самая, с которой столкнулся несчастный "Цефей". Люди неосторожно сунулись
к харибдянам - и поплатились жизнью.
- Современные полеты к звездам повторяют ситуации древних мифов, -
размеренно гудел Боячек. - Греков волновала проблема контактов богов и
людей. Вспомните, как Зевс являлся своим смертным подругам: в образе орла
- Семеле, быка - Европе, лебедя - Леде, золотого дождя - Данае.
Изобретательность Зевса, согласитесь, была незаурядна. Семеле захотелось
увидеть своего друга в истинном его облике. Но чуть он предстал перед ней,
она была испепелена. Почему погибла неразумная Семела? Не оттого ли, что
Зевс, поддавшись ее мольбам, нарушил им же изобретенные правила
безопасности при общении с людьми?
- Поучительная история, - холодно констатировал Рой.
- О чем я и говорю! Предварительное изучение форм существования есть
обязательное условие общения разных цивилизаций. И раньше, чем контакт
примет форму связи всех членов общества, отправляют тайного посланца. А
тот должен обладать внешностью сродни изучаемой цивилизации, он должен
быть близок ей - имманентен ей, я так скажу.
- Божество в образе неандертальца?
- Скорее уж - ген божества в теле неандертальца, если шутить
по-вашему, Рой. Ибо мозг посланца должен, в общем, действовать на уровне
цивилизации, внутри которой оперирует. Посланец способен выступать и как
бродильное начало, но лишь в меру возможностей общества. Теперь
возвращаемся к Олли. Вы правы: она была на Харибде посланцем более высокой
цивилизации. На Землю она попала, как вы и доказываете, неожиданно, а
здесь убедилась, что мало подходит для налаживания связи с людьми. И
отосланная ею информация дала возможность разработать иной способ
терпеливого знакомства с нами. Так появились Спенсер и Гаррисон, а может
быть, и еще не открытые нами другие Спенсеры и Гаррисоны, которые
благополучно бродят среди нас. Думаю, между прочим, что эти существа до
чрезвычайных происшествий искренне считают себя людьми. Роль их остается
тайной для них.
Рой заметил, что в ответ на его точку зрения лишь выдвинули другую.
Каждый доказывает возможность своей концепции. Но возможность - не больше
чем возможность. Требуется достоверность, а не гипотезы. Достоверно
существование инозвездных посланцев. Но как объяснить вызванные ими
несчастья?
- Могу это сделать по тому же принципу "ежели бы да кабы", - спокойно
сказал президент. - Вы с братом развернули перед нами яркую картину гибели
широковещательной станции кентаврян. Не логично ли допустить, что
произошло внезапное изменение сигналов, которые и запутали Спенсера и
Гаррисона? Несчастья на Земле - лишь отзвуки разразившейся вдалеке
катастрофы.
Рой недоверчиво покачивал головой. Нужно наконец вырваться из сферы
догадок. Его могут убедить только факты.
Генрих сказал, что может сообщить о некоторых фактах. Брат удивленно
уставился на него. Какие еще неизвестные факты? Генрих объяснил, что он
лишь сегодня закончил проверку одного предположения и еще не успел
поделиться выводами.
- Мы слушаем вас, - сказал Боячек.
- События на Земле и Марсе как-то связаны, против этого никто не
спорит. Я сверил время событий. Спенсер стал приподниматься на диване
точно в ту секунду, когда Андрей уловил расшифровку два-два - четыре.
Точно в ту секунду! Но это еще не все. Мы сегодня ничего не говорили об
Артемьеве, а его нельзя оставить в стороне. Трансляция сна, как это обычно
бывает у Артемьева, подготовлялась заранее, но само сновидение началось в
ту же минуту. И авария планетолета, и сновидение Артемьева совершались во
время приема сигналов с Кентавра, свидетельствовавших о катастрофе.
- Убедительно! - сказал Рой. - Но ты не говорил, что собираешься
сопоставлять эти события во времени.
- Мысль об этом явилась, когда ты недавно доказывал, что инозвездные
посланцы - агенты злотворения. Олли - и зло! Для меня это не вяжется, Рой.
Вред высокоразвитая цивилизация может причинить и не засылая агентов -
прямым нападением, например. И я вспоминал безумные глаза Спенсера, Рой!
До той секунды они были нормальны - смирные приемники внешнего света, а не
пронзительные излучатели! Даже если бы вскоре не произошло трагедии, то
такое мгновенное изменение само по себе свидетельствовало об ужасном
событии. Я помню охвативший меня в ту секунду страх. Он был вещим, по
твоему любимому выражению.
Рой практически уже был убежден, но хотел обсудить выводы из
сделанных ему возражений. Хорошо, пусть добро в качестве нормы, а
несчастья - от неведомых катастроф. Резон в таком толковании есть. Но не
отменяется вопрос: как бороться со Спенсерами, порою катастрофически
впадающими в безумие? Чем грозит их безумие человечеству?
Он обращался к молчавшему весь диспут Араки - хотел закончить в
присутствии Боячека завязавшийся раньше спор.
Араки сдержанно сказал, что разработка методов защиты относится
скорей к компетенции физиков, чем физиологов. Все беды, о которых шла
речь, - авария звездолета, болезнь Андрея - произошли от физических
причин. Что до безумия, то он повторит: безумие - реакция на удар; реакция
эта - иногда форма защиты от более грозных последствий. Обществу такие
акты безумия не грозят. Если гениальность становится общественным
достоянием, то безумие остается индивидуальным несчастьем.
- Очень глубокая мысль, - с волнением сказал Генрих. - И мне кажется,
из нее вытекают важные выводы. Я буду думать об этом!
- Закончим на этом, друзья! - предложил Боячек. - Резюме:
исследования продолжаются, немедленные выводы откладываются.
Братья возвращались к себе пешком. Генрих молчал почти всю дорогу.
Рой спросил, о чем он размышляет.
- О Гаррисоне, - сказал Генрих.
- О Гаррисоне?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19