— Я рад, что вы пришли.Он совершенно не был похож на свою мать. Она — высокая и крупная, широкая в плечах, он — маленький, скорее худощавый, с васильковыми глазами.Мегрэ сел за стол и показал ему на кресло напротив.— Благодарю. Что же, собственно, произошло со старой? В газетах немного пишут.— Пишут о том, что известно: она была убита.— Что-нибудь украдено?— Похоже, что нет.— Правда, она никогда не держала дома большой суммы денег.— Откуда вы это знаете?— Я заходил к ней иногда.— Когда оставались без гроша?— Конечно. О чем мне было с ней говорить? Мои дела ее не интересовали.— Она давала вам денег?— Обычно стофранковый банкнот, но я не мог приходить слишком часто.— Мне говорили, что вы музыкант.— Я гитарист, это правда. Играю в маленьком ансамбле, который называется «Никпони».— Этим можно заработать на жизнь?— Когда как. Иногда нас нанимает какой-нибудь приличный кабак, иногда играем в кафе. Что вам порассказала моя мамаша?— Ничего особенного.— Видите ли, нельзя сказать, чтобы ее распирало от материнской любви. Прежде всего, у нас совершенно разные характеры. Мать думает только о деньгах, о старости, как она говорит, и копит деньги. Если бы это было возможно, она бы не ела, чтобы скопить побольше.— Она любила тетку?— Она ее не выносила. Я слышал, как она вздыхала: «Неужели эта старуха никогда не сдохнет?»— Почему она так хотела ее смерти?— Ясное дело, чтобы получить наследство. От ренты после обоих мужей у старухи должна остаться изрядная сумма. В общем-то, я ее любил. Думаю, она меня тоже любила. Всегда хотела приготовить мне кофе и угощала пирожными. «Ты, наверное, ешь не каждый день? Почему ты не выберешь какую-нибудь хорошую профессию?» Мать тоже хотела, чтобы я выучился ремеслу. Сделала за меня выбор, когда мне еще не было пятнадцати… Она хотела, чтобы я стал ортопедом: «Их так мало, что иногда нужно ждать приема целый месяц. Эта профессия доходная и не неприятная.»— Когда вы в последний раз видели бабку?— Недели три назад. Мы автостопом поехали в Лондон.Думали, кто-нибудь предложит нам работу, но у них достаточно своих ансамблей, и получше. Мы вернулись без гроша в кармане, и я пошел к старой.— Она дала вам сто франков?— Да. И пирожное.— Где вы живете?— Я часто меняю адрес. Иногда живу с какой-нибудь девушкой, иногда один. Как теперь. У меня меблированная комната в гостинице на улице Муфтар.— И вы работаете?— Немного. Вы знаете «Бонго»?Мегрэ покачал головой. Молодой человек казался удивленным тем, что кто-то может не знать «Бонго».— Это маленькое бистро на площади Мобер. Хозяин родом из Оверни, он быстро сориентировался в том, что происходит в квартале. Приглашает к себе хиппи и иногда ставит им бесплатную выпивку. Нанимает музыкантов за ужин и пару франков. Так, как нас. Есть девушка, которая отлично поет. Это привлекает посетителей. Они приходят увидеть вблизи знаменитых хиппи и не верят, когда мы говорим, что не употребляем гашиш и марихуану.— Вы хотите стать музыкантом?— Надеюсь. Меня только это интересует. Я даже пробую сочинять музыку, но еще не нашел собственного стиля. Во всяком случае, могу вам сказать, что я не убивал старуху. Во-первых, убивать людей не в моих правилах. Во-вторых, я знаю, что сразу бы попал под подозрение.— У вас есть ключ от квартиры?— А что бы я с ним делал?— Где вы были вчера в шесть часов вечера?— В постели.— Один?— Да, наконец один. Почти всю ночь мы провели в «Бонго». Я подцепил там девицу, которая выглядела симпатично. Из Скандинавии, датчанка или шведка. На рассвете забрал ее к себе и смог заснуть только часа в три дня. Позлее я услышал, как она встала и шумит. Я окончательно проснулся, когда девушка уже ушла. Был усталый и измученный, голова трещала с похмелья, встал после девяти вечера.— Словом, вас никто не видел между пятью и девятью?— Точно.— Вы могли бы найти ту девушку?— Если сегодня вечером ее не будет в «Бонго», значит, она будет в каком-нибудь другом кафе в этом квартале.— Вы ее знали раньше?— Нет.— Знаете, как ее зовут?— Я знаю только ее имя: Хильда. Знаю также, что ее отец какой-то крупный чиновник.— Сколько ей лет?— Она сказала, что двадцать два. Не помню уже, с кем ей надо было встретиться. Если бы не эта встреча, она осталась бы со мной на пару недель. Почти всегда так и бывает. Расстаемся, обычно не зная, почему.— Расскажите мне о своих отношениях с матерью.— Я уже говорил вам, что у нас с нею нет общего языка.— Но она вас воспитывала?— Ее это не интересовало, поэтому у нее всегда были претензии к старухе. Она думала, что старая будет меня опекать. Она работала, и каждое утро отводила меня в садик, а вечером забирала. Потом также было в школе. Ей не нравилось, что у нее ребенок, это ей мешало, когда она принимала мужчин.— Их было много?— Как когда. Шесть месяцев мы жили с типом, которого я должен был называть папой, и он все время сидел дома.— Он не работал?— Кажется, он был коммивояжером, но много не ездил. Иногда я слышал по ночам шум, а утром не находил никого. Почти всегда мужчины были моложе ее, особенно в последнее время. Две недели назад я встретил ее на бульваре Сен-Жермен с типом, которого часто видел в кабаках. Его зовут Длинный Марсель.— Вы его знаете?— Лично нет, но у него репутация альфонса. Вы знаете, мать охотно заглядывает в бутылку.Он был одновременно циничен и наивен.— Я не думаю, что мать убила старуху. Она такова, какая есть. Я тоже таков, какой есть, и не могу измениться. Может быть, стану когда-нибудь звездою, а может, неудачником, каких много в Сен-Жермен. У вас есть еще вопросы?— Наверняка, но сейчас мне ничего не приходит в голову. Вы довольны своей жизнью?— Вообще да.— Вам бы не хотелось стать ортопедом, как советовала мать? Вы бы наверняка были женаты, имели детей.— Меня это не привлекает. Может быть, позднее.— Какое впечатление произвела на вас смерть бабки?— Укол в сердце. Я не слишком хорошо ее знал. Для меня она была очень старой женщиной, которой давно уже пора лежать в могиле. «Но я ее любил. Особенно ее глаза, ее улыбку. „Ешь“, — говорила она и с умилением смотрела, как я ем пирожное. Если не считать моей матери, я был ее семьей. „Ты действительно не хочешь постричь волосы?“ Это ее больше всего огорчало. „Ты с ними выглядишь не тем, кем являешься на самом деле. Ты ведь хороший парень…“ Когда будут похороны?— Еще не знаю. Оставьте мне свой адрес. Я вам сообщу. Наверное, через два дня. Отчасти это будет зависеть от следователя.— Вы думаете, она мучилась?— Она едва могла защищаться. У вас есть шерстяной шарф, красный или с красным узором?— Я никогда не ношу шарфа. Почему вы спрашиваете?— Неважно. Ищу. На ощупь.— Вы никого не подозреваете?— Конкретных подозрений у меня нет.— Может быть, это был какой-нибудь ненормальный?— Почему же он выбрал госпожу Антуан и почему напал на нее в доме, полном людей? Убийца что-то искал.— Деньги?— Не уверен. Если он ее знал, то был осведомлен, что дома она держала очень маленькую сумму. Кроме того, он много раз бывал в квартире в ее отсутствие. Вы не знаете, были ли у нее какие-нибудь ценные вещи?— У нее были драгоценности, но не очень большой стоимости. Скромные вещи, которые дарили ей мужья.Мегрэ нашел их. Колечко с гранатом и такие же сережки, а также золотой браслет и маленькие золотые часы.В той же коробочке она хранила булавку с жемчужиной для галстука, которая принадлежала скорее всего господину Караме, а также серебряные запонки для манжет. Все это было немодным и практически не имело никакой рыночной стоимости.— У нее были какие-нибудь документы?— Что вы называете документами? Это была обычная старая женщина, которая жила спокойно, сначала с одним мужем, а потом с другим. Я не знал господина Караме, он умер незадолго до моего рождения, но я знал второго, Жозефа Антуана, который был порядочным человеком…Мегрэ со вздохом поднялся.— Вы часто бываете у матери?— Почти никогда.— Вы не знаете, она сейчас одна или мосье Марсель, о котором вы упоминали, живет у нее?— Нет, не знаю.— Спасибо, что вы пришли, господин Луге. Может быть, я приду вас послушать как-нибудь вечером.— Лучше всего в одиннадцать.— В это время я обычно уже в постели.— Я все еще под подозрением?— До тех пор, пока мы не найдем виновного, под подозрением все, но вы не более, чем остальные.Мегрэ закрыл за молодым человеком дверь и оперся на подоконник. Вечерело. Контуры домов сглаживались. Он узнал о многих вещах, которые, однако, ничего не прояснили.Что можно было искать у старой женщины на набережной Межесери?Она больше сорока лет жила в этой квартире. Ее первый муж не представлял собой ничего таинственного, потом, в течение почти десяти лет, она была вдовой.Второй муж также не возбуждал подозрений. Он умер много лет назад, и она стала вести тихую, монотонную жизнь, не видя никого, кроме племянницы и ее сына.Почему раньше не обыскивали ее квартиру? Может быть, то, что искали, оказалось там сравнительно недавно?Он пожал плечами, выругался с досады и заглянул в комнату инспекторов.— До завтра, дети.Возвращаясь домой в автобусе, он подумал, что у него и вправду странная профессия. Он смотрел на своих соседей, думая про себя, что в любой момент может случиться так, что ему придется заинтересоваться жизнью одного из них.Длинноволосый рыжий парень показался ему симпатичным.Госпожа Мегрэ, как обычно, открыла дверь, как только он поднялся на площадку.— Ты чем-то озабочен?— Есть чем. Веду дело, в котором ничего не ясно. Конечно, она читала газеты и слушала радио.— Ты видел ее живой?— Да.— И что о ней подумал?— Сказал себе, что это свихнувшаяся старушка. Маленькая, щуплая особа, которая умоляла, чтобы я ею занялся, как будто бы я был единственным существом на свете, способным ей помочь.— Ты что-нибудь сделал?— Я не мог требовать, чтобы инспектор охранял ее день и ночь. Она жаловалась только на то, что, вернувшись домой, не находит вещей на их обычном месте. Признаюсь, мне казалось, что она или выдумывает, или теряет память. Несмотря на это, пообещал себе, что зайду к ней, хотя бы для того, чтобы ее успокоить. Вчера она, вероятно, вернулась раньше, чем обычно, и ее «гость» был еще в квартире. Хватило шарфа или куска материи, чтобы ее удушить…— У нее есть семья?— Только племянница и ее сын. Я встречался с ними. Племянница крупная и сильная, как мужчина. Она массажистка. Зато молодой человек маленький, худой, с рыжими волосами, играет на гитаре в каком-то кабаке на площади Мобер.— Ничего не украдено?— Невозможно установить. Единственная улика, если можно говорить об улике, то, что в ящике ночного шкафчика когда-то лежал револьвер, а теперь его там Tier.— Из-за револьвера не убивают старую женщину, да и не обыскивают много раз квартиру, чтобы его украсть.— Садимся за стол.Они ужинали вдвоем, при открытом окне, не включая телевизор. Было тепло. Неподвижный воздух пропитывался приятной прохладой, едва слышался шелест листвы на деревьях.— Так как ты не пришел обедать, я подогрела тебе отварную баранину.— Хорошо сделала.Ел он с аппетитом, но мысли были далеко. Видел старую даму в сером платье, стоящую на тротуаре набережной Орфевр, ее глаза, излучающие восхищение и доверие.— Может быть, тебе стоит заняться чем-нибудь другим?— Я бы очень хотел. Но не могу. Терпеть не могу разочаровывать людей, а в этом случае бедная старушка лишилась жизни.— Может быть, прогуляемся?Он согласился. Ему не хотелось сидеть дома целый вечер.Они дошли до площади Бастилии, там сели на террасе кафе. Длинноволосый гитарист играл, лавируя между столиками, а темноглазая девушка протягивала посетителям кафе тарелочку.Конечно, он сразу подумал о рыжем парне, которому в минуты нужды тоже приходилось играть в кафе.Мегрэ был сегодня щедрее, чем обычно, и жена это заметила. Она слегка усмехнулась, ничего не говоря, и долго сидела, вглядываясь в ночные огни.Мегрэ медленно курил трубку, легко затягиваясь. Ему хотелось пойти в «Бонго». Но зачем? Что еще он узнал бы там?Жильцы дома на набережной Межесери тоже были под подозрением. Кто-то из них мог знать старую женщину лучше, чем в этом признался. Было нетрудно сделать слепок с замка и изготовить ключ.Зачем? Этот вопрос неустанно задавал себе Мегрэ. Зачем? Ведь не ради денег, не ради нескольких сотен франков, лежащих на самом виду в ящике комода.— Завтра потребую следствия по делу обоих мужей.Это могло показаться нелепым. Тем более что умерли они много лет назад.В чем-то заключалась тайна, тайна настолько важная, что стоила человеческой жизни!— Идем?Он выпил маленький стаканчик кальвадоса и чуть не заказал второй. Это не понравилось бы его другу Пардону, который предостерегал: «Можно годами пить вино или другие алкогольные напитки, но наступает возраст, когда организм этого уже не терпит»Мегрэ пожал плечами, встал и начал протискиваться между столиками. На улице госпожа Мегрэ взяла его под руку. Бульвар Бомарше. Улица Серван. Потом бульвар Ришар-Ленуар и старый, знакомый дом.Вопреки опасениям он заснул почти сразу же.В течение ночи ничего не случилось на набережной Межесери, и толстый Торранс мог спокойно спать в кресле старой дамы. В восемь утра Лурти пошел его сменить и застал репортера, оживленно беседующего с консьержкой.В десять часов сонный и неразговорчивый Мегрэ открыл дверь в комнату инспекторов и дал знак Жанвье и Лапуэнту, чтобы они следовали за ним.— Пожалуй, иди и ты, Люка.Уселся за стол и долго выбирал трубку, как будто это было очень важным делом.— Вот так-то, дети. Со вчерашнего утра мы не продвинулись ни на шаг. Так как мы не можем ничего найти в современности, будем рыться в прошлом. Ты, Люка, пойдешь в «Базар Отель д'Вилль», в отдел сельскохозяйственных орудий. Там еще должны быть продавцы, которые начинали работать во времена папаши Антуана. Спрашивай у них, о чем хочешь. Мне бы хотелось узнать как можно больше об этом человеке, о его душевном складе, образе жизни и так далее.— Хорошо, шеф. Только не лучше ли будет попросить у дирекции разрешения на такие беседы? Отказать они не осмелятся, а служащие почувствуют себя свободнее, чем если я буду их расспрашивать украдкой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12