Если стать на точку зрения, что преступниками рождаются, тогда возникает
вопрос: в какой мере это угодно Создателю? Ведь он творит людей по своему
образу и подобию, а ему не нужны ни злодеи, губящие женщин и детей, ни гангс
теры, взламывающие банки, ни тихие растратчики с манерами французских су
тенеров.
Видимо, все же виновато Общество, Дэйв. А мы с тобою служим его Столпам. И ес
ли Столпы не думают о том, как нивелировать полярную разницу, приводящую
к преступлению, рожденному обидой неравенства, то нам с тобою сам Бог вел
ел подумать об этом.
Отныне любое сомнение я толкую в пользу обвиняемого, и никто не сможет ме
ня столкнуть с этой моей позиции.
Был бы рад, найди ты возможность приехать ко мне в гости. Я построил очень
красивый дом, двенадцать комнат, застекленная веранда и красивый бассей
н; мы бы пожили с тобою так, как когда-то в маленькой комнатушке, когда учил
ись в колледже. Поговорили бы всласть. В нашем возрасте, когда мы приближа
емся к безжалостному рубежу старости, это порою бывает совершенно необх
одимо.
Остаюсь твоим другом Бобом, Добрым Судьей, которому за это свернут шею".

26

"Дорогой Ли!
Меня давно тянет написать очередную безделицу про слово «если бы». О, это
великое слово! Когда бы человек смог реализовать его потаенный, мистичес
кий смысл, жизнь его стала бы сказочно счастливой.
Если бы я был вором, я бы открыл специальную школу для жуликов и с каждого
брал всего лишь доллар за учебу, потому что курс обучения длился б не боле
е получаса, а то и того меньше. Я бы рассказывал тем, кто решил стать на стез
ю порока, лишь одну историю: в некотором царстве, в далеком государстве жу
лики работали так массово, что шейх решил сделать образцовый процесс и п
ублично, на страх всем, казнить самого главного вора. Но для этого надо был
о придумать такую провокацию, которая бы отдала ему в руки злоумышленник
а. И вот хитрый шейх повелел поставить на площади мешок, полный золота. А с
траже приказал занять наблюдательные посты как с левой ее стороны, так и
с правой, чтобы никто не мог ускользнуть. Если даже предположить чудо и до
пустить, что жулик окажется сноровистым и сможет убежать, то его все равн
о опознают те, кто сидел в засаде и справа от мешка и слева.
Тайна существует для того, чтобы про нее узнавали; если хочешь, чтобы о чем
-то никто не узнал, не делай из этого секрета; только запретный плод сладо
к, все разрешенное никого не интересует; пару недель пошумят и забудут то,
что было у всех на языке.
Шейх, однако, пренебрег этим золотым правилом, и его приказ страже сидеть
в домах, лавках и на чердаках справа и слева от огромного мешка с золотом с
тал известен самому умному вору царства. Тот купил костюм шута, покрасил
правую часть в черный, а левую Ц в белый цвет, приобрел коня, таким же мака
ром перекрасил и его, и лицо свое сделал двухцветным. После этого он сел в
седло, пришпорил скакуна, понесся на площадь, ухватил мешок Ц и был таков!

Шейх пришел в ярость. Часть стражников утверждала, что вор был на черном к
оне в черном костюме, другая Ц что он был на белом коне и в белом костюме. П
олетели в корзины головы стражников, а главный вор купил себе маленький
халифат неподалеку и установил с незадачливым шейхом дипломатические
отношения, обменявшись с ним послом и консулом…
Если бы я был вором, если бы я сочинил эту сказку, перед тем как заниматься
грабежом, я был бы счастливым человеком, не находишь?
…Моя нежная Этол совсем изменилась из-за постоянных приступов туберкул
еза. Она взрывается из-за любого пустяка… Разве хоть один мужчина решилс
я бы на брак с прекрасной девушкой, имей он возможность заглянуть в то буд
ущее, когда заботы, трудности, счастье и горе превратят его Дульсинею в со
вершенно другое существо?!
Страшная безысходность бытия сокрыта в том, что все повторяется, дорогой
Ли! Все возвращается на круги своя. Одни считают, что людям надобно постоя
нно напоминать об этом, и таких большинство, в то время как я отношусь к ме
ньшинству, к тем, кто все больше и больше убеждается: нет, не надо человеко
в, словно щенков неразумных, тыкать носом в их же дерьмо. Каждому надо оста
влять пару грошей надежды, каждый должен быть убежден, что вот сейчас, за п
оворотом, в свете уличного фонаря ему встретится самая прекрасная женщи
на; она никогда не изменится и всегда будет ему любовницей, другом, священ
ником, который легко и добро отпускает все грехи. Каждый обязан иметь пра
во верить, что завтра он, устав от многолетних стараний, увидит наконец в л
отке, сквозь который мыл породу, серый тяжелый самородок; каждый должен в
ерить в то, что его салун, который был сколочен из досок, вдруг посетит зае
зжий певец и туда повалит народ, а тут еще пойдут дожди, и поселок будет от
резан от других городков, и люди станут пить, и будут платить за стакан вис
ки не сорок центов, а доллар, и ливни будут продолжаться три недели кряду,
и человек станет состоятельным, никого при этом не ограбив.
Ты ведь веришь мне, что я не крал проклятые деньги в кассе «Пер
вого Национального банка»? Ты поэтому должен понимать, что я каждое утро
просыпаюсь с верой в чудо: тот, кто знает всю правду, придет в Большое Жюри
и скажет собравшимся, что все дело было так и так и Портер здесь пятая вода
на киселе.
Беда, впрочем, заключается в том еще, что я не просыпаюсь с мечтой об этом; и
засыпаю-то я с такого рода мечтой, и она бывает такой убаюкивающе-сладост
ной, так мне спокойно жить, когда она живет во мне… Но как страшно расстава
ться с нею днем, дорогой Ли!
А в общем-то жизнь идет нормально, я много думаю о будущем, строю планы и со
чиняю смешную ерунду с использованием многочисленных «если бы»…
Извини за то, что я так долго, скучно и слезливо ныл.
Твой Билл Портер".

27

"Дорогой Эрл!
Уж и не знаю даже, что написать тебе о последних событиях…
Вроде бы все образовалось, снова в Остине тихо, скандал с делами нашего Ба
нка погашен, твой долг получен, отдан тем, кто возместил недостающую сумм
у, но ощущение тревоги не отпускает меня. Вот.
Билл Сидней Портер держал себя так, как ты рекомендовал, парень проявил с
ебя молодцом, но в нем после всего родилось какое-то внутреннее ожесточе
ние. То, что он печатает в своем «Перекати-поле», восстанавливает против н
его очень многих. Начал он с домовладельцев, мол, обижают бедненьких квар
тиросъемщиков; потом опубликовал злые карикатуры на отцов города, а тепе
рь стал заниматься правдоискательством в вопросе о «диких землях», кото
рыми пока еще можно с выгодой спекульнуть. Вот. Теперь мои отношения с ним
таковы, что говорить откровенно, как раньше, уже нельзя. Я чувствую себя не
ловко; говоря честно, во всем том, что на него обрушилось, виноват один я. Ко
нечно, пока что я не допускаю мысли, что он решится во всеуслышание сказат
ь правду, да и в конце концов больше поверят мне, чем ему, но удар по репутац
ии, теперь уже лично моей, а не банковской, это может нанести.
А парень он странный, я вроде говорил тебе… Здесь уже забыли, как он стал з
ятем миссис и мистера Роча, одного из самых состоятельных граждан Остина
, но я помню. Вот так-то. Тот его поступок совершенно не вяжется с его нынешн
им обликом: действительно, своровать дочку Этол, отвезти ее в церковь и ве
нчаться без согласия родителей Ц штука в наших краях рискованная, а Роч
Ц такой мужик, который умеет постоять за честь падчерицы.
Я бы не хотел, чтобы Портер показал зубы, а два факта Ц история с похищени
ем будущей жены и теперешние нападки на уважаемых граждан, когда многие
разделились во мнениях Ц был мой кассир вором или нет, Ц вполне позволя
ют считать, что он вполне может пойти на то, чтобы зарычать оскалившись, а
потом и укусить.
Поскольку ты был в юности дружен с покойным отцом Этол Портер, не счел бы т
ы возможным каким-то образом повлиять на нее в том смысле, чтобы она подей
ствовала на тихого, молчаливого, а потому все более и более малопонятног
о мне мужа?
Если тебе покажется обременительной эта просьба, забудь о ней и расскажи
-ка мне про то, правда ли, что серебряные акции Филиппа Тимоти-Аустина из С
котского банка действительно стоит покупать?
Твой старый друг Майкл, Серый Наездник и директор Банка, который пока еще
чудом не прогорел".

28

"Дорогой мистер Кинг!
Я был счастлив, получив от мистера Камингса разрешение вновь обратиться
к Вам, теперь уже не как к высокочтимому деятелю вашингтонской администр
ации, но как к человеку и гражданину, оценившему вклад нашего Скотопромы
шленного банка в дело развития геологии и горной индустрии не только Тех
аса, но и всей территории, прилегающей к зыбкой и опасной мексиканской гр
анице.
Однако, уважаемый мистер Кинг, я не могу не огорчить Вас сообщением о том,
что «Первый Национальный банк» Остина, вполне оправившийся после ревиз
ии, которая окончилась для него вполне благополучно, не только скупил зн
ачительное количество наших акций, но, как мне стало известно из вполне н
адежных источников, намерен финансировать дело, угрожающее тому начина
нию, которое Вам так понравилось.
В Вашем первом письме Вы учили меня прямоте, советуя обозначать все пара
метры дела, сколь бы щепетильным оно ни было. Благодарю Вас за урок, мистер
Кинг. Отныне я всегда буду следовать этому совету. Именно поэтому и форму
лирую: решение Большого Жюри Остина, прекратившее дело против «Первого Н
ационального», уже нанесло ущерб нашему предприятию. Если не поправить д
ело, потребовав пересмотра и отмены решения Большого Жюри, ущерб будет е
ще более значительным.
Со своей стороны, я намерен негласно подействовать на общественное мнен
ие так, что люди поостерегутся иметь дело с «Первым Национальным», сколь
бы заманчивыми ни были его предложения, ибо в том банке держат жуликов.
Вы преподали мне хороший урок, мистер Кинг, я оценил его по достоинству. По
лагаю, Вы не будете на меня в обиде, если я скажу, что шаги, предпринятые с Ва
шей помощью для смены ревизора и тщательного исследования бумаг в «Перв
ом Национальном», были совершенно недостаточны.
Остаюсь, мистер Кинг, Вашим истинным почитателем
Филиппом Тимоти-Аустином, банкиром".

29

"Дорогой Ли!
Все чаще и чаще я вспоминаю наши годы в Гринсборо, и все настойчивее и пост
оянней звучат во мне три слова: «Когда мы были молоды». Нет, прости, не три, а
четыре. Хороший был кассир в «Первом Национальном», согласись! Однажды з
а завтраком (а он у меня теперь до ужаса однообразен: немного овсяной каши
и ломтик подогретого хлеба к кофе, живу на «прибыли» с моего «Перекати-по
ля», которое, говоря откровенно, медленно, но верно катится в пропасть) я т
ак рассмеялся, что Этол в ярости чуть не разбила тарелку о мою голову, и ра
збила бы, не вступись за меня дочка Ц главный защитник, друг и борец за мо
и права. Я хохотал, сгибаясь пополам, не в силах остановиться, а когда Этол
потребовала объяснить, что может быть смешного в нашей кошмарной жизни,
я попытался объяснить ей, что вспомнил, как твой папа и мой несравненный п
окровитель доктор Джеймс Холл пришел в ту аптеку, где я служил учеником п
ровизора. Он попросил сделать ему повторный анализ на сахар Ц бедненьки
й, он так опасался проклятого диабета, Ц а я подлил в мензурку кленового
сиропа, и мой шеф понесся с венком, купленным у гробовщика Серхио, в дом тв
оего папы, чтобы первым возложить его на крышку гроба, потому что с таким с
ахаром человек должен умереть немедленно.
Этол сказала, что теперь она до конца убедилась, какую ошибку совершила, с
оединив свою жизнь с моей, и ушла к себе в комнату плакать. А я, рассказав см
ешную сказку дочке, чтобы как-то отвлечь ее от домашних сцен, когда жена р
ыдает, кофе выкипел, каша пригорела, долг тестю вырос в три раза, количеств
о подписчиков упало раз в семь, Ц отправился в то помещение, которое имен
уется редакцией «Роллинг стоун». По дороге я понял, что дал моему листочк
у именно такое название, поскольку перекати-поле более всего мне по душе,
свободное и гонимое ветром, отдельное ото всех других, тихое, но не подпус
кающее к себе никого Ц сжечь можно, но развести вроде гвоздики на грядка
х возле дома Ц никогда.
Знаешь, когда я по-настоящему влюбился в перекати-поле? Когда твой папа п
ривез меня с собою в Техас на твое ранчо и сказал: «В Гринсборо ты бы помер
от чахотки, как твоя мать, Ц молодым совсем. Покашляй ты еще полгода и в од
но прекрасное утро увидал бы на платке маленькую капельку крови. Это бы и
стало началом твоего конца. Здесь, в Техасе, ты будешь жить на ранчо Ли и сп
ать под открытым небом вместе с другими ковбоями, пасти бычков и баранов,
объезжать диких коней, охранять мустангов и держать наготове карабин, чт
обы участвовать в перестрелках, когда нападут мексиканские „десеспера
дос“, чтобы похитить скот». Я тогда ответил твоему папе, что я сам прекрасн
о знаю, как я болен, и кровь уже была у меня на носовом платке после приступ
ов кашля, но я не просил его заниматься благотворительностью и лучше бы о
н дал мне спокойно умереть в Гринсборо, там хоть можно играть на скрипке м
естным девочкам или услаждать самого себя песнями под гитару о той жизни
, которая лишь грезится нам, но никогда не бывает. «Ладно, Ц сказал тогда т
вой папа, Ц побурчи еще мне, дороги назад нет, сиди тут и становись мужчин
ой! Будешь скулить Ц отправлю к моему младшему, Ричарду, он тебе сразу реб
ра пересчитает!» И я, проклиная все и вся, стал ковбоем, потом забыл про каш
ель и про капельки крови на носовом платке, и как высшее счастье вспомина
ю те часы, когда объезжал коней, стриг овец, отстреливался от грабителей, а
потом привозил из поселка ящики с книгами и погружался в Шекспира и Гизо,
Тениссона и Юма, Бернса и Гёте! А каким откровением стал для меня «Толковы
й словарь» Вебстера!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29