Но я не видел его до того, как он так быстро состарился. Ты не знаешь, как его могут звать?— Нет!— И не представляешь, где бы он мог обретаться?— Абсолютно!— Грета вам никогда не рассказывала о нем?— Она? Говорю же тебе, что у нее был висячий замок вместо языка. Я размышляю.— В общем, ты больше ничего не знаешь из того, что могло бы прояснить картину?— Нет, ничего!Я достаю записную книжку и пишу домашний адрес и телефон на одной из страниц, воздерживаясь от указания профессии и должности.— Если ты вспомнишь какую-нибудь деталь или не важно что об этом чудике, сообщи мне, я буду благодарен!В доказательство того, что не дурю ее, я делаю новый взнос. Счет моих расходов растет на глазах, но, что вы хотите, не подмажешь, не поедешь, не так ли?— Прощай птичка, — шепчу я, поглаживая ее пропеллер цепкой рукой, — и не забывай меня в своих молитвах.Я возвращаюсь домой, делая крюк через площадь Согласия, чтобы кинуть глаз, как там поживает пожар в посольстве. Огонь усмирен, обуглилась лишь часть крыши да почернел кусок стены. Отделались легким испугом. Больше ущерба морального, чем материального. Толпа осаждает авеню Габриель, водилы стоят на ушах. Болезненно пульсирует этот нерв столицы.Сытый по горло жизнью, людьми, самим собой и другими, я возвращаюсь в Сен-Клу, где Фелиси, моя славная женщина-мать, ждет меня за вязаньем, она готовит церемониальный пуловер для сына наших соседей, молодого кабачка с пуговицами, который только что одержал триумфальную победу над аттестатом зрелости.— Ты выглядишь расстроенным, — говорит она.— Какая-то слабость, мам, не обращай внимания. Глоток красненького, таблетка снотворного, чтобы вздремнуть, и завтра ничего не будет.Фелиси поднимает к люстре когда-то девичьи очи, уставшие от бессонных ночей и блинных печалей — Ты бы тоже пошла бай-бай, мам, — советую я.— Хорошо, мой мальчик.— Может, ты выпьешь рюмку вишневки?— Пожалуй.— В воскресенье, — говорю я, — чтобы рассеяться, обязательно пойдем в кино, показывают “Выйди вон, чтобы я тебя вернул внутрь” с Тедди Константипольским.В воздухе устанавливается какое-то уныние. Мы заваливаемся спать, чтобы забыть эту сплющенную с полюсов и вздутую по экватору планету, на которой рыбам однажды пришла ужасная мысль превратиться в млекопитающих.Наступает утро, полное солнца и птичьего звона. В глубине сада около стены есть одна липа, которая прельщает соловьев.Как только с погодой о'кей, эти месье собираются чуть свет, чтобы дать свой концерт. Когда я открываю окно, у меня такое чувство, будто что-то должно произойти. Чудесно! Мне кажется, что серый период топтания на месте минул и я начинаю новую эру.Вскакиваю с перины. Снизу поднимается аромат свежего кофейка. Я начинаю набирать ванну, насвистывая модный шлягер “Держи карман шире, вылетит птичка”, шум воды под напором создает идеальный музыкальный аккомпанемент. Да, решительно все идет прекрасно сегодня утром.Когда объем воды в резервуаре, послужившем Марату саркофагом, становится достаточным, я остаюсь в чем мать родила и вверяю телеса благотворной ласке теплой воды.Нет ничего лучше хорошей ванны, чтобы успокоить нервы. Я как раз начищаю свою сантехнику, когда раздается стук в дверь. Голос Фелиси зовет меня:— Антуан!Я выключаю мощную струю душа:— Да, мам!— К тебе пришли!— Да кто же это?— Какая-то женщина!— В такой час?Фелиси понижает голос.— Ты меня слышишь?— Ну!— Это негритянка…Не хватает еще пойти ко дну в гигиеническом резервуаре, который квартиросъемщики иногда используют для хранения картошки.— Негритянка?— Почти. Точнее, кофе с молоком. Малышка Сахарная Тростинка!— Пусть войдет! — ору я.— Сюда? — лепечет маман.— Да.— Но… Антуан!— Не волнуйся, эта девочка робеет, когда видит мужчин одетыми!Фелиси идет за очаровательной брюнеткой, а я тем временем ополаскиваю глаза и уши холодной водой. Дверь открывается, и сквозь банный пар я различаю мою вчерашнюю подружку, задрапированную в красное платье, как пожарный драндулет (этот цвет ей к лицу).— Привет! — бросаю я, а-ля паша, указывая ей на металлический табурет. — Каким ветром, крошка?— Значит, вы комиссар? — говорит она вместо приветствия.— Где это ты узнала, в Тобоггане?— Да.Фелиси незаметно удаляется, бросив все же недоверчивый взгляд на Белоснежку. Моя славная матушка опасается, не играет ли эта посланница заморских земель роль Шарлотты Корде.— Я пришла пораньше, — лепечет малышка.Она больше не напирает, а, как мсье, который не платил в течение года взносов, потеряла уверенность в себе, которая ее страховала.— И хорошо сделала. Ты вспомнила что-нибудь о парне Греты?— Да.Она открывает сумочку и достает оттуда фотографию.— Посмотрите.Я вытираю два пальца о купальный халат, который висит рядом, и жадно хватаю картинку. Фото изображает Белоснежку с товаркой перед Тобогганом. Их обеих снял (осмелюсь так сказать) уличный фотограф. Они скорчили подобающие гримасы, чтобы по возможности больше походить на звезд Голливуда.Признаюсь, я не вижу связи — даже сексуальной — между этим скромным прямоугольным параллелепипедом и делом, которое поглощает мое внимание — Что это за тетка рядом с тобой? — спрашиваю я наобум.— Это Ольга из Пуатье!— Ну и что дальше?— Дело не в ней, мсье комиссар!Так как кроме двух измерительниц панелей других живых существ не видно, я все меньше представляю, к чему она клонит.Рожай скорей, крошка, побереги мои мозги.— За нами, — говорит она, — что вы там видите?— Улицу…— А у тротуара?— Тачку?Мисс кофи энд милк скрещивает свои смуглые ноги с золотистым отливом так высоко, что, благодаря позиции, мне открывается панорама до самых пределов.— Да, — шепчет она, — тачка. Это машина того парня, который приезжал к Грете, и можно различить номерок, особенно если воспользуетесь лупой!Милая крошка! Я встаю и протягиваю ей руки, с которых стекает вода.— Ты чудо туземного искусства! — уверяю я. — Какая гениальная идея пришла тебе в голову!Жеманясь, она объясняет:— Когда мы расстались, я пошла в Тобогган выпить рюмочку и узнала, кто вы. — Она опускает глаза, отягощенные голубыми тенями и целомудрием. — Я сказала себе, что если бы я смогла вам помочь, то, может быть, и вы протянули бы мне руку!Вот в чем дело!— Что случилось, лучезарная Аврора?— Это с одним из моим друзей. У него неприятности с полицией.— У твоего Жюля?— Ну да.— Что за неприятности?— Один приятель сунул ему наркотики, а он и не знал, что…— Ну конечно, он чист.., как снег! Ну ладно, как его зовут, попытаюсь добиться для него режима благоприятствования. Это все, что я тебе должен?— Еще одно, мсье комиссар.— Что еще?— Я бы хотела, чтобы никто не знал, что я приходила. А то подмокнет моя репутация…— Хоть я и принял тебя в ванной, об этом можешь не беспокоиться.Успокоившись, она бросает на меня осторожный жаркий взгляд, сначала снизу вверх, потом слева направо и возвращает его, пока не находит точку пересечения моих меридиан.— Вы красивый мужчина! — оценивает хозяйка подстилок.— Да, — говорю я, — как раз на прошлой неделе в газете “Франс Суар" был репортаж на эту тему. Министр искусств даже предложил мне место жеребца-производителя в особняке Бретей. Я отказался, потому что пришлось бы вести оседланный образ жизни.Натюрлих, сборщица зрелых бананов не сечет в такого рода остротах.Так вот, вода остыла, и, кроме того, я тороплюсь использовать ее грандиозную наколку, ласково намекаю ей, что она может проститься со мной.— Ты дашь координаты своего сутенера женщине внизу, чтобы мы в свою очередь помогли ему.— Спасибо, мсье комиссар!— Не называй меня все время мсье комиссар, особенно когда я нагишом, это оскорбляет достоинство моей профессии.— И все же я не могу вам сказать мадемуазель, — делает ударение она, разглядывая резиденцию моего самолюбия. * * * Через три четверти часа, промчавшись через Пантрюш на такой скорости, которая оставила в растерянности всю русскую знать, сидящую за рулем своих такси, я высаживаюсь у конторы.Берюрье уже здесь, занят тем, что запихивает в тело содержимое банки печеночного паштета. Его вставные кастаньеты звонко щелкают, губы блестят, как зеркало.Я чувствую, что этот спектакль оскорбляет мое человеческое достоинство.— Что ты так смотришь на меня? — беспокоится отвратительная особь.— Ничего, дремучий ты человек! — вздыхаю я.— От такого и слышу! — парирует Жирный, закрывая нож, лезвие которого он только что вытер о лацкан куртки.Я берусь за трубофон, чтобы связаться с префектурой в Ивлин, с ее службой технических паспортов. Пока меня соединяют по коммутатору, я вооружаюсь лупой в духе Шерлока и рассматриваю номерной знак гоночной машины, стоящей под задницей метиски. Номер можно разобрать даже невооруженным глазом. Он оканчивается на 78. Интересная штука жизнь, правда? Догадывался ли этот чудак в ту секунду, когда останавливал свой шарабан, что простое нажатие на педаль тормоза повлияет на его судьбу? Если бы он остановил свой М. Ж, на пятьдесят сантиметров дальше, я продолжал бы топтаться в тумане, тогда как благодаря этому мне удастся, может быть…— Алло! Полиция! Фамилию владельца машины под номером 518 ББ 78, поживее!Пока служащий прочесывает бассейн Аркшоны, я рассеянно наблюдаю за моим толстым Берю. Милый коллега заканчивает вытирать пальцем банку от паштета. Он сосет указательный палец, как славный толстощекий бутуз, который предпочел свиной жир меду — Алло!— Я слушаю!И как слушает ваш малыш Сан-Антонио! Все мое естество дрожит, как скрипичная струна, с которой играет котенок.— Транспортное средство принадлежит некоему мсье Сержу Кайюк. оптовому торговцу, авеню Мнерасскаж-о-Беде, 56, в Рамбуйе — Спасибо, — выдыхаю я.Рамбуйе! Рамбуйе! Помните, я говорил вам, что с девяти утра, как только моя пятка коснулась коврика, я предчувствовал перемены.И тут происходит явление несказанного Пинюша, носителя удочек и одного сачка.— Ты переезжаешь? — спрашивает Берю.— Завтра суббота, — объясняет человек с моргающими глазами — Думаю пойти подразнить уклейку в Уазе.— Оставь свою вязанку! — предписываю я дорогому человеку Он подчиняется. Я обнажаю его голову и запечатлеваю на этом заурядном лбу благородный поцелуй.— Благодаря твоей дедукции, старик, мы, может быть, добьемся результата. Твоя идея поднять прошлое была по-настоящему гениальна.Он сияет Берю злобно швыряет банку в корзину для бумаг, где уже лежат пустая литровка и косточки от олив.Я связываюсь с транспортной службой. Там дежурит Алонзо Бензен.Серьезный парень.— У тебя есть фургон ЭФ? — спрашиваю я.— Да, мсье комиссар — Он готов?— Да — Тогда напяливай униформу и скажи Бадену, чтобы он делал то же самое Сбор во дворе через пять минут. Не забудь погрузить туристические принадлежности.— Для большого пикника?— Да, полный набор: Томпсон, гранаты со слезоточивым газом и другие закуски — Понял — Куда ты едешь? — спрашивает Пино.— Увидишь, потому что примешь участие в нашей небольшой прогулке — Ты думаешь, мы вернемся до закрытия магазинов? — беспокоится он Мне надо купить конопляного семени на завтра!— Если мы не вернемся до шести, это будет означать, что мы сыграли на три метра под землю, кавалер. В этом случае тебе будет легко раздобыть червяков.— А я? — брюзжит берюрианская Опухоль.— Что ты?— Я участвую в организуемой поездке?— А как же? Разве ты видел когда-нибудь цирк без клоуна? Глава 10(продолжение) Нет ничего более практичного, чем этот фургон, оборудованный людьми, у которых в башке свекольная ботва. Внешне это обычная колымага с двумя дверцами сзади и кабиной спереди. На боках белыми буквами написано “Электричество Франции”. Но точки над “и” — это крошечные потайные глазки, позволяющие сечь панораму изнутри.Внутри все как у людей. Кожаные сиденья, радиопередатчики, бронированные плиты на стенках, ящики для оружия. Короче, все готово к делу. Тем более что на тележке стоит не ее родной мотор, и эта каравелла жарит 180 в час так же легко, как Берю выжирает литр 12градусной с зеленой этикеткой.Бензен и Баден, одетые, как служащие ЭФ сидят в кабине. Пино, Толстый и я развалились на молескиновых сиденьях. Покачивание фургона убаюкивает удава Берю. Глаза Пино, погруженного в мечты, отвратительны, как слизняки в раковинах. На протяжении тридцати миль он сосал эмбрион окурка, и вот он уже тянет собственные усы, прикурив их от сварочной горелки, которая служит ему зажигалкой.— Ты думаешь, что этот Кайюк все еще живет в Рамбуйе? — спрашивает Пинюш после того, как предотвратил беду, угрожавшую его волосяному покрову.Я никогда не видел, чтобы моя славная развалина принимала расследование так близко к сердцу.— Искренне надеюсь. В любом случае это подтвердило бы твои блестящие умозаключения, касающиеся покушения.Удовлетворенный этой новой похвалой, он снимает шляпу так, как лишается венца властелин, и это меня удивляет, ведь я всегда воображал, что резьба на его головном уборе сорвана.Появляется гипсовый череп, к которому пристали бесцветные волосы.Пино чешет черепаховым ногтем бляшку экземы и возвращает на свою выпуклость заплесневевший кусок фетра, бесформенный и грязный, который бы толкнул мсье Моссана на самоубийство, если бы он смог еще прочесть свой ярлык внутри.— Рамбуйе! — объявляет Баден в микрофон, вмонтированный в зеркало заднего вида.— О'кей! — отвечаю я. — Вы знаете, что должны делать?— Да, патрон.— Будьте особенно осторожны!— Хорошо!Фургон поворачивает на авеню Мнерасскаж-о-Беде, тихую улицу городка, расположенную перпендикулярно к южной поперечной оси замка по отношению к меридиану Гринвичской деревни и к квадрату гипотенузы.— А вот и сорок пятый номер, патрон, — объявляет Баден. Я втыкаю свой рысий взор в потайной глазок. Вижу красивую собственность из камня в стиле “перестроенный старинный хозяйский дом”. Она состоит из прямоугольного жилого корпуса и ангара-гаража, который выходит на улицу. Низкую стену с решеткой поверху диким виноградом заволокло (как Шодерло) Видны открытые ставни в цокольном этаже. В первом этаже они закрыты.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16