Поскольку он слишком увивается возле мамаши Мак-Хантин и ее муж уже начинает на него недобро коситься, я посоветовал ему порыбачить на озере Стингинес, которое считается рыбным. В округе даже ходит легенда, что в нем живет чудовище, появляющееся примерно раз в пятьдесят лет.
— Вот бы его поймать! — мечтает Берю. — Они бы точно напечатали мой портрет в своих брехаловках.
Сорок восемь часов мы наслаждаемся настоящим отпуском Лежа на свежей траве, я отмечаю все поездки в замок и из замка и знакомлюсь с персонажами. Я замечаю старушку Дафну, которую дворецкий, торжественный как сама Англия, вывозит по утрам и после обеда в парк; замечаю молодого сэра Конси, у которого, на мой взгляд, унылый вид, и мистера Мак-Орниша, ночующего в замке после дня на заводе; и любуюсь прекрасной Синтией. Каждый день после обеда девушка ездит в Майбексайд-Ишикен на своем маленьком “триумфе” и возвращается в сумерках с развевающимися по ветру волосами…
Вечером, проглотив отвратительную стряпню папаши Мак-Хантина, я иду в постельку на встречу с мисс Кэтти Первый день рыбалки Берю оказывается удачным: шесть форелей, самая маленькая из которых весит не меньше восьмисот граммов. Жирдяй на седьмом небе от счастья Это его праздник! Он хочет сфотографироваться со своими трофеями. Он вмиг забывает о костлявой хозяйке и ходит за Мак-Хантином до тех пор, пока тот не разрешает ему приготовить улов самому, правда, с условием, что Берю купит на свои деньги масло, необходимое для готовки.
— Завтра, — ликует Мамонт, — я надеюсь на еще лучший результат!
— Завтра, — говорю я ему, — у тебя будут лучшие занятия, нежели, рыбалка.
— Какие?
— Ты совершишь вооруженное нападение. Он осушает кружку “гиннеса”, облизывает своим коровьим языком толстые губы и заявляет:
— С тобой надо быть готовым ко всему, но я бы все-таки хотел, чтобы ты мне объяснил, что к чему.
— Нам надо проникнуть в Стингинес Кастл, приятель.
— Ну и что?
— Я придумал способ быть встреченным с фанфарами.
— Давай, я тебя слушаю.
— Ты переоденешься…
— В кого?
— В кого хочешь. Главное, чтобы ты стал неузнаваемым.
— Клево! Мне это нравится. А потом?
— Наденешь маску.
— Это мне тоже нравится. Продолжай.
— И засядешь на дороге, ведущей к замку. Сразу за боковой дорогой, уходящей к озеру, представляешь себе?
— Как будто нахожусь там. Дальше!
— В сотне метров впереди рассыплешь гвозди.
— На кой хрен?
— Чтобы проколоть шины малышки Синтии, племянницы хозяйки замка.
— Не врубился…
— Имея проколотые колеса, девочка будет вынуждена остановиться.
— Понял. А потом?
— Выскочишь из кустов с револьвером в руке.
— Я?
— Ты! Крикнешь ей: “Мани!” Только не вздумай орать на французском!
— Значит, я буду грабить дилижанс.
— Да, нападешь на девушку, а тут появляюсь я.
— Как благородный рыцарь на белом коне! — усмехается Жирдяй.
— Именно. Моя тачка будет спрятана на боковой дороге. Как только я увижу, что ты занялся девочкой, сразу выскочу, наброшусь на тебя и сделаю вид, что молочу.
— Вот спасибочки! И это вся роль, что ты можешь мне предложить?
— Нет, я еще подумываю дать тебе роль лопуха в документальном фильме о жизни растений.
— А удары правда будут туфтовыми?
— Ты думаешь, я хочу тебя убить?
— Это все?
Презрительное пожимание плечами.
— Да. Ты удерешь.
Он подзывает Кэтти и просит принести еще одну кружку пива. Малышка кивает на часы, показывая ему, что время приема алкоголя закончилось пять минут назад. Тогда Толстяк приходит в страшную ярость, и мне приходится употребить все мое влияние на красотку, чтобы добиться для него нового “гиннеса”.
Успокоившись, мой напарник спрашивает:
— А ты?
— Что я?
— Ты чего будешь делать? Ухлестывать за девицей?
— Именно. И довезу детку до замка, потому что шины ее тачки будут проколоты.
— Ты забыл одну вещь, комиссар хренов.
— Инспектор Берюрье, попрошу вас!
— Ты забыл, что если я разбросаю на дороге гвозди, то они проколют шины и твоему катафалку.
Я же говорил, что Берю наделен большим здравым смыслом. Из этой горы сала иногда выходят стоящие замечания.
Он радуется моему смущению.
— Ну что, хитрец?
— Заткнись, Берюрье, дай подумать.
— Валяй думай, — усмехается Толстяк и осушает одиннадцатую кружку “гиннеса”.
— Можно было бы положить поперек дороги ствол дерева, чтобы заставить ее остановиться, — предлагаю я, — вот только это не проколет шины, а мне обязательно нужны спущенные колеса. Это даст мне великолепный предлог довезти ее до Стингинес Кастл.
Берю элегантно прикрывает рукой рот из-за рвущихся на волю газов от пива, но они находят другой выход, и ему не остается ничего иного, кроме как скрипнуть спинкой стула, чтобы подобрать пару к этому звуку.
— У меня есть лучший вариант, — сдержанно говорит он, вдохнув смесь кислорода, углекислого газа, крошек табака и пивной пены. — Намного лучший.
— Неужели это возможно?
— Я лягу поперек дороги, и твоей шлюхе придется затормозить, если она не захочет меня раздавить…
— Надеюсь, что не захочет.
— У меня будет в руке нож, и, как только она выйдет из своей тачки, я проколю передние колеса.
— Браво, Толстяк!
— А потом я сыграю задуманную сценку. Я пожимаю мощную десницу славного Берю.
— Ты не умен, Толстяк, но гениален.
— Не надо комплиментов, — отвечает мой доблестный товарищ.
* * *
Лежа на крыше моей “бентли”, я вглядываюсь в горизонт через бинокль и различаю на далеком повороте маленький “триумф” мисс Синтии. Девушка в машине одна. Настал момент действовать. Сую два пальца в рот и издаю долгий свист. Мне отвечает другой свист: Берю услышал мой сигнал. Теперь его черед играть.
Звук мотора быстро нарастает. Эта девочка умеет управлять машиной — гонит на ста двадцати в час! Только бы она успела затормозить. Если она раздавит моего Берюрье, я никогда не утешусь!
Встревоженный, я разворачиваюсь на крыше моего катафалка, настраиваю бинокль и между листьями замечаю Толстяка, лежащего поперек дороги, раскинув руки крестом.
Мой достойный корешок оделся шотландцем. Представляете: Берю в килте!
"Триумф” выезжает на прямой участок дороги. Он черной стрелой проносится мимо дороги, на которой спрятался я, и тут раздается дикий вой тормозов. Над дорогой поднимается облако белой пыли. Машина останавливается в пятидесяти сантиметрах от мужа ББ, которая едва не овдовела. Берю не только толстый, но и крутой! Чтобы играть в такой аттракцион, подпустить спортивную машину на пятьдесят сантиметров и не шелохнуться, нужно иметь стальные нервы.
Белокурая Синтия выпрыгивает из своей тачки и подходит к лежащему. Он уже не лежит. Я слышу “пффф” проколотых шин, потом удивленное восклицание девушки, которая видит вскочившего амбала в маске, размахивающего пушкой и орущего: “Мани! Мани!"
Нельзя терять ни секунды. Твой выход, Сан-А. Вторая серия, в главной роли знаменитый комиссар Сан-Антонио, человек, который не боится никого и ничего.
Я спрыгиваю на землю, седлаю “бентли”, срываюсь с места, несусь, поворачиваю, торможу, выскакиваю, вмешиваюсь…
Мне требуется огромная сила воли, чтобы не заржать Слово полицейского, Берю стоит того, чтобы взглянуть на него.
Он надел килт, но сохранил под ним штаны и потому больше похож на грека, чем на шотландца. Пиджак застегнут наперекосяк, на голову натянут женский чулок, что делает его физиономию устрашающей. Поверх чулка он нахлобучил широкий берет в зеленую и красную клетку.
Я бросаюсь к нему. Берю, войдя в роль, направляет свой шпалер на меня. Я великолепным ударом вышибаю пушку из его руки, и она улетает на дорогу. Затем я бью его в челюсть без особой силы. Толстяк изображает нокаут и падает на колени И тут, как всегда бывает, случается непредвиденное Мисс Синтия, которой я еще не успел заняться, приближается вооруженная английским ключом (хотя сама шотландка) и изо всех сил швыряет его в чайник Толстяка.
Берю ловит ключ физией, и я понимаю, что его вставная челюсть приказала Долго жить. Звук такой, будто уронили коробку домино.
— Ой… твою мать-поганая! — вопит он по-французски. Я хватаю его за горло, чтобы помочь подняться и защитить от новых действий предприимчивой амазонки — Сваливай, лопух! — шепчу я ему на ухо. Он понимает, что настал момент делать ноги, и бросается в кусты Вместо того чтобы преследовать его, я теряю время на поиски револьвера, поднимаю его и кричу на оксфордском английском:
— Руки вверх!
Берю не останавливается по двум веским причинам: во-первых, мы договорились, что он должен смыться, а во-вторых, он не понимает языка Черчилля.
Для красоты сцены я дважды стреляю в его сторону. Но Жирдяй уже исчез в зарослях на берегу озера Я издаю разъяренный вопль и поворачиваюсь к малышке. Ой-ой-ой! Вблизи она в один миллион девятьсот шестнадцать тысяч раз прекраснее, чем издали. Она натуральная блондинка, и ее волосы похожи на золотые нити. Знаю, что это сравнение очень заезжено, но оно прекрасно отвечает действительности. Глаза не синие, а сиреневые, с маленькими золотистыми точками. Рот… нет, не могу описать, это надо видеть…
Она загорелая, ее тело безупречно. Все великолепно: прекрасная грудь, восхитительные руки, изящные лодыжки, подтянутый живот, легкая шея… В общем, все.
— Этот бандит не причинил вам вреда? — беспокоюсь я, когда она заметила мое молчаливое восхищение.
Я говорю по-английски, но с таким сильным французским акцентом, что она бормочет:
— Вы француз?
Бормочет она по-французски. Чтобы бормотать на иностранном языке, как и для того, чтобы ругаться, надо им хорошо владеть.
Разумеется, она тоже говорит с акцентом, но с таким милым, что так и хочется поискать его у нее между зубами.
— Это заметно?
— Да. Не знаю, как вас благодарить. Вы подоспели вовремя.
— Благодарите случай, — отвечаю я. — Подумать только, я сомневался, ехать сюда или нет… Надо заявить в полицию.
Она пожимает плечами.
— Этот человек явно сумасшедший. Вы заметили, как он одет?
— Вооруженный сумасшедший опасен.
— Я позвоню Мак-Хесдрессу.
— Кто это?
— Шериф.
Вспомнив правила хорошего тона, я кланяюсь.
— Моя фамилия Сан-Антонио, — говорю. Она протягивает мне руку.
— Счастлива познакомиться. Синтия Мак-Геррел. Наше рукопожатие продолжается ровно столько, чтобы стать чем-то большим, чем просто рукопожатием.
— Этот негодяй проколол покрышки моей машины, — вздыхает нежная красавица.
— Ничего страшного. Мы откатим ваш “триумф” на обочину, и я с радостью отвезу вас…
— Вы очень любезны.
Сказано — сделано. И вот мы едем в Стингинес Кастл.
Первая часть моего плана полностью удалась. Правда, Берю потерял в драке свои домино, но дело стоило такой жертвы.
— Вы проводите здесь отпуск? — спрашивает Синтия.
— Да, — отвечаю. — Я писатель и хочу написать роман с шотландской героиней.
— Очень интересно. А что вы уже написали? Я быстро и небрежно перечисляю, как мэтр, не желающий проявлять нескромность:
— “Даму с гортензиями”, “Граф Монте-Белло”, “Клубок ужей”, “Любите ли вы Брахму” …
— Я уверена, что читала эти вещи, — говорит Синтия.
— Они переведены на сорок два языка, в том числе на немой хинди и монегаскский. Она смеется.
— Сразу видно, что вы француз.
— Почему?
— Вы любите смеяться.
— Очень. А вы?
— Я не решаюсь.
— Почему?
— Вы прекрасно знаете, что у англичанок длинные зубы.
— Покажите ваши. Она показывает.
— У вас чудесные зубы, — заявляю я, думая о зубах Берюрье. И добавляю:
— Я бы хотел сделать из них ожерелье.
Мило болтая, мы доехали до Стингинес Кастл. Замок ужасно большой и важный. В нем три островерхие башни и гигантское крыльцо.
Мажордом, которого я уже видел в бинокль, выходит на крыльцо. Можно подумать, что он играет роль английского дворецкого в третьесортной постановке и немного переигрывает.
— С мисс не произошло аварии? — осведомляется он, даже не глядя на меня.
— Проколола две шины, Джеймс, — беззаботно отвечает Синтия. — Предупредите тетю, что я вернулась с французским другом…
Сочтя эту фразу представлением, главшестерка удостаивает меня кивком, от которого его позвонки жалобно скрипят.
— Это Джеймс Мейбюрн, наш дворецкий, — сообщает Синтия, увлекая меня в гостиную.
Не знаю, представляете ли вы себе зал Ваграм, но в любом случае позвольте вас заверить, что в сравнении с большой гостиной Мак-Геррелов он похож на писсуар.
Комнату освещают четырнадцать окон, а в камине можно было бы построить восьмикомнатный домик с гаражом…
Девушка указывает мне на диван.
— Садитесь, месье Сан-Антонио. В вас есть испанская кровь?
— Да, по линии друга моего отца, — совершенно серьезно отвечаю я.
Она фыркает.
— Вы очень веселый. С вами не соскучишься.
— Не знаю, что вам ответить, мисс. Особы, проводящие время в моем обществе, постоянно подавляют зевки.
Я закрываю рот, потому что восемнадцатая дверь большой гостиной открывается и, толкаемая похожим на надгробный памятник Джеймсом Мейбюрном, в комнату въезжает в своем кресле на колесиках миссис Дафна Мак-Геррел.
Глава 6
Хозяйка виски “Мак-Геррел” имеет все необходимое, чтобы добиться в честной борьбе места в музее ужасов. Рядом с ней Дракула выглядит херувимчиком.
Представьте себе старую даму с мужиковатым лицом, квадратной челюстью, широкими ноздрями и очень густыми усами. У нее совершенно седые волосы (в Шотландии суровые зимы), разделенные пробором.
На Дафне длинное фиолетовое платье, делающее ее похожей на старого епископа, а на шею она повесила золотую цепочку чуть-чуть поменьше той, на которую крепится якорь “Королевы Елизаветы”. Не знаю, была ли она замужем, но если да, я снимаю шляпу перед смельчаком, польстившимся на нее. Лично я предпочел бы отправиться в свадебное путешествие с механической землечерпалкой. У старухи здоровенные ручищи и кулаки, способные разукрасить портрет любому боксеру.
Она бесцеремонно рассматривает меня сквозь маленькие овальные очки в металлической оправе. Синтия вводит ее в курс дела. Старуха молча слушает, а когда ее племянница заканчивает рассказ, поднимает трость с серебряным яблоком, как сержант, отдающий приказ музыкантам начинать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17