Котлы на моей руке показывают десять часов. Самый идиотский час вечера. Это все равно что три часа утра. Человека, которому в этот час нечем заняться, остается только пожалеть. Дело маньяка давит мне на нервы. Я терпеть не могу психов, у меня из-за них возникает ощущение неловкости. По-моему, для этого задания больше подходит психиатр, а не я. В любом случае нет нужды пороть горячку. Маньяк уже поработал на этой неделе, так что у нас есть время.Я сажусь в свою машину и наугад еду по улицам. Они почти пусты, что чертовски приятно. Если бы был богачом, то ездил бы только по ночам.Эта зимняя ночь как на заказ. Светит луна, воздух почти теплый, как будто природа перепутала числа и решила, что начинается апрель.Я подъезжаю к Опере, сворачиваю на бульвар Капр и вдруг замечаю, что нахожусь в нескольких сантиметрах от улицы Годо-де-Моруа (не путать с Моруа Андре из Французской академии).Моя персональная киношка прокручивает восьмимиллиметровый фильм о деле Буальвана. Я снова вижу комнату консьержки, где мы сидели в засаде, человека за рулем тачки, то, как он снял девочку, как мы его преследовали, вижу драму на берегу…Не знаю, какой полицейский инстинкт заставляет меня вернуться на место наших подвигов. Я поворачиваю на нужную улицу и тащусь по ней на смехотворной скорости. Увидев блондинку, меряющую шагами свои пятнадцать метров асфальта, я прижимаюсь к тротуару и подъезжаю к ней.— Пойдем со мной, голубок, — мурлычет она таким тоном, от которого закружилась бы голова и у черепахи.— У тебя плохо с зоологией, моя красавица, — говорю я, останавливаясь. — Я не голубок, а легавый.Тут она меня узнает, и ее радость достигает размеров безумного ликования.— О! Мой спаситель!— Браво, дорогуша, ты лучшая физиономистка, чем фотоаппарат.— Как приятно вас снова увидеть. Здорово, когда тебя спасает такой красивый парень. Мы не виделись с того случая на прошлой неделе…Она виляет задницей, чтобы соблазнить своего спасителя.— Чем вы занимаетесь? — воркует она.— Я, как ты: ищу клиентов.— У вас что, тоже мертвый сезон?— Я бы не сказал. А как твои дела?Она пожимает плечами, достает из сумочки две сигареты, протягивает одну мне и вздыхает, ожидая, пока я дам ей огня.— Пфф! Так, идут помаленьку. Я смотрю, как она посасывает свою сигарету, и мне в голову приходит одна идея. Не просто идея, а Идея.— Слушай, красавица, я хочу поговорить с твоим парнем.Она немного напрягается, и ее лицо теряет всякое выражение.— У меня нет никакого парня.— Эту туфту, — говорю я, задувая спичку, — оставь для клиентов. Им надо верить, что они наткнулись на добродетельную девочку, вышедшую на панель только затем, чтобы набрать денег на оплату операции мамочки. Не забывай, что я не мальчик из церковного хора! Если я хочу поговорить с твоим сутенером, то не для того, чтобы доставлять ему неприятности, поверь… Она колеблется.— Ладно. Я вам верю. Поехали…— Закрываешь лавочку?— Я сегодня открыла ее рано, так что можно.— Далеко ехать?— Авеню Жюно.— Тогда прошу в мою машину…Через несколько минут мы останавливаемся перед неброским баром, окна которого целомудренно закрыты плотными занавесками.— Здесь, — сообщает красотка.У нее серьезная мордашка, как у хорошей девочки, которую мама просит поиграть на пианино.— Меня зовут Мари-Терез, — шепчет она, прежде чем открыть дверь.Мое появление в забегаловке проходит таким же незамеченным, как шалость месье, засунувшего руку за корсаж английской королевы во время торжественного приема в Букингемском дворце.Я замечаю, как сильная дрожь пробегает по рядам немногочисленных клиентов. Некоторые играют в карты, другие тихо переговариваются. Несколько девиц, собравшихся в кучку в сторонке, красят ногти, болтая о пустяках.Мари-Терез идет к столику в глубине зала. За ним сидят два месье, которые глубоко бы оскорбились, если бы у них спросили их номер в социальном страховании.Один из них худой ухоженный блондин с маленькими усиками и со светлыми глазами; на нем костюм, явно купленный не на блошином рынке. Второй низкорослый, массивный, жгучий брюнет с черными горящими глазами, которые пронизывают вас насквозь, оставаясь непроницаемыми.Именно к нему и подходит моя шлюшка. Он слушает ее, глядя на меня так, словно не имеет ни малейшего желания познакомиться со мной. Девица смутно встревожена. По всей видимости, ее парень не позволяет ей особой инициативы вне улицы Годо-де-Моруа.— Вот, Альфредо, познакомься с полицейским, который меня спас, когда маньяк пытался свернуть мне шею.Альфредо не очень разговорчив. Он адресует мне легкий кивок и ждет продолжения. Его сосед встает и небрежным шагом направляется к стойке. Скромный мальчик! В жизни надо уметь вовремя отойти в сторону.Мари-Терез, чувствующая неестественность ситуации, пытается улыбнуться.— Месье хотел с тобой поговорить. Это самое меньшее, что мы должны для него сделать. Я сажусь рядом с Альфредо.— У вас такой вид, будто вы прошли над Ниагарой по тонкой проволоке, — усмехаюсь я. — Не беспокойтесь, старина, я пришел не затем, чтобы доставлять вам неприятности. К тому же я не из того отдела, который занимается вами.Он с тем же уклончивым видом опять кивает. — Я могу поговорить с вами как мужчина с мужчиной? Если вам надоест меня слушать, скажите, и я отвалю, идет?— Ладно, слушаю!— Вы, конечно, знаете во всех деталях, что произошло с вашей девочкой?— Естественно. Я понижаю голос:— Тип, которого тогда шлепнули, не маньяк. Тут он начинает проявлять интерес. Ничто так не придает крутому парню человеческий вид, как любопытство.— О! — просто произносит он.— Точно. За все заплатил не тот, а настоящий маньяк продолжает серию. Только что он замочил еще одну девицу у заставы Сен-Мартен.Месье измеряет глубину ситуации. Его красотка, более непосредственная, бормочет:— Работать станет совсем невозможно, “Нравственники” и так уже сволочатся…Ее менеджер делает ей знак заткнуться, приложив указательный палец к губам.— Почему вы рассказываете все это мне?— Я комиссар Сан-Антонио. Это дело поручено мне, но какие бы меры я ни принимал, уследить за всеми парижскими путанами просто невозможно. — —Ну и?..— Ну и я подумал, что господа блатные и легавые могли бы поработать вместе. Забавно, а? Объясняю: пусть в течение недели каждый сутенер присматривает за своими овечками. Блатным будет роздан номер телефона полицейского штаба. При малейшей тревоге один звонок и мои парни вступят в дело. Как вам такой расклад, старина?Он воспринимает это очень хорошо.— Выпьете чего-нибудь?— Шампанский коньяк с водой.Альфредо встает и идет в бар сообщить мой заказ. Несколько секунд он шепчется с парнем, сидевшим за одним столом с ним. Возвращается он абсолютно спокойным.— Может получиться…— Вы ничем не рискуете. У вас даже не станут спрашивать кликухи, когда будете звонить. Единственное, что вам нужно, — расторопные и неболтливые помощники.— Ясно.Я вырываю из записной книжки листок и записываю на нем номер телефона моей Службы.— Вот номер. Распространите его. Надо, чтобы он разошелся побыстрее.— Не беспокойтесь, все будет сделано.— Это в ваших же интересах.Я поднимаю стакан коньяку, который мне только что принесли.— За здоровье ваших дам, — шучу я. Глава 4 — Ничего серьезного? — спрашивает Фелиси, моя славная матушка.Эктор ушел, но в столовой еще витает ею жалкий запах тощего холостяка.— Нет, ма, это серьезно.Я сообщаю ей о последних событиях. Она внимательно слушает меня, как девочка, которой рассказывают сказку про Красную Шапочку. Потом ее глаза наполняются туманом и она шепчет:— Я думаю о том бедном мальчике, которого убил твой коллега.— Я тоже о нем думал, ма.— Он был невиновен!— Не совсем. Я видел, как он душил девушку. Видел, ты слышишь? И он душил ее изо всех сил! Она качает головой.— Вот только он ее не убил, понимаешь?Конечно, это самое поразительное в истории. Хорош был тот малый, который сказал, что намерение то же самое, что действие! Между ними все-таки есть разница, а? Спросите пышнотелую Мари-Терез, которая совсем не смеялась, когда ее душили, считает ли она убитого невиновным!— Ты знаешь, Антуан, тот несчастный мальчик… Она замолкает, подыскивая точные слова, чтобы выразить свою мысль.— Да?— Мне кажется, его поступок был вызван какими-то странными обстоятельствами.— То есть?Мама пожимает плечами и укладывает костяшки домино по одной в их коробочку.— Чтобы задушить… подобную особу, надо быть сумасшедшим, ты согласен?— Ну и что?— Мне кажется, с ума не сходят в один день… Признаки этого проявляются задолго. Вот возьми мадам Бонишон, нашу соседку. Ее отправили в сумасшедший дом, потому что она хотела убить почтальона, но ее поведение беспокоило окружающих уже за несколько месяцев до того.Вы знаете, моя Фелиси воплощенный здравый смысл. Она добрая и справедливая. Ее слова производят на меня сильное впечатление. Она это чувствует и продолжает спокойным тоном, который производит на меня эффект горячего душа:— Антуан, ты мне скажешь, что я суюсь в дела, которые меня не касаются…— Ты же знаешь, что я никогда так не подумаю, а уж тем более не скажу!— Понимаешь, для меня загадка не сам маньяк. Он просто больной, психически ненормальный человек, и рано или поздно вы его арестуете. Загадка, сынок, этот самый Буальван.Маленькая унылая улица в Сен-Дени, Знаете? Признанная бесполезной и потому оставшаяся незаасфальтированной, а вдоль нее газовые фонари, которые забыли включить. Проезжую часть загромождают помятые мусорные ящики, которые никогда не выносили, бедные домики в стиле лачуг улучшенной планировки. Земля завалена мусором, тощие собаки поливают заборы с таким видом, словно спрашивают, что было у предыдущих поколений кабысдохов, проживавших здесь: диабет или уремия.Заводик Буальвана стоит в глубине улицы, недалеко от газового завода, улучшающего атмосферу.Шум распиливаемого металла разносит по воздуху странные вибрации.В районе хорошо пахнет работой. Как и все французы французского происхождения, я люблю этот запах. Чужая работа всегда волнует тех, кто не особо много делает своими десятью пальцами.На стене, поставленной здесь, чтобы поддерживать ворота, висит мраморная табличка, сообщающая, что здесь находится “Завод Буальван и К°”.Это все. Принимая во внимание обстоятельства, она больше напоминает надгробный камень. Может, из-за того, что это мрамор?Я вхожу в грязный двор, заваленный металлическими обрезками. Стоящее справа застекленное здание на фоне этого запустения выглядит почти роскошно. Я стучу в дверь, и женский голос просит меня войти. Вхожу. Классический кабинет с покрашенными светлой краской стенами и современной мебелью.Девушка с темно-каштановыми волосами, уложенными в несколько старомодную прическу, смотрит на меня через большие очки, которым не удается испортить ее внешность. У нее бледная кожа, веснушки и зачаровывающий, одновременно встревоженный и удивленный, близорукий взгляд. Нежная красавица для гроссбуха. Актив кладите в одну сторону, пассив в другую, а руку посередине.— Месье? — воркует птичка.Нет нужды лепить ей горбатого и уверять, что я пришел приобрести портрет Луи Четырнадцатого.Я достаю свое служебное удостоверение. Она смотрит на него, немного напрягается и вздыхает:— О! Опять? — Потом словоохотливо:— Однако после того, что случилось вчера вечером…— Именно из-за этого я и пришел.Ставлю двойной объем того, что вы думаете, против половины того, что знаете, что смерть патрона потрясла эту милашку. Может, она была неравнодушна к Буальвану?Она вздрагивает.— Его реабилитируют? — быстро спрашивает она.— Не исключено. Вы давно здесь работаете?— Восемь месяцев.— Какое впечатление на вас производил ваш патрон? Она розовеет, что ей очень идет.— Он был очень милым.— То есть?Из розовой она становится красной, что является хорошим признаком. Раки тоже краснеют, когда их слишком согреют.— Он… Он никогда не сердился… Был… очень предупредительным…— У вас не создалось впечатления, что он был… как бы это сказать… не совсем нормальным?— Месье Жером? — восклицает она. — Вы шутите! По моему лицу она понимает, что я не имею ни малейшего желания шутить, и спохватывается:— Он был очень хорошим.— Вы видели его с женщиной?Она уже не краснеет, а приобретает фиолетовый цвет. Все понятно! Должно быть, у нее способности не только к делопроизводству и патрон охотно общался с ней и вне работы.Ее смущение настолько очевидно, что я снимаю вопрос с повестки.— Кто возглавил завод после его смерти?— Его компаньон, месье Бержерон.— Он здесь?— Пока нет. Он никогда не приезжает раньше одиннадцати. У него кабинет на улице Бурс.Я смотрю на свои часы. Они показывают десять с мелочью.— А что вы здесь производите?— Лыжные крепления. “Крепления “Невеа” надежны всегда”, слышали?— Да, конечно. Дела идут хорошо?— Естественно…В этом кабинете тепло. Обогреватель обливает нас жаркой волной.Я решаю завязать с ней дружбу. Это личный метод Сан-Антонио. Я исхожу из принципа, что чем лучше у тебя отношения с девушками, тем больше шансов получить конкретные результаты, которые так любит Старик.— Послушайте, малышка, я вижу, вы вовсю работали (когда я вошел, она читала любовный роман), но мне надо спросить вас о куче мелочей из жизни бедняги Буальвана.Я думаю, самым простым было бы вместе поужинать в один из ближайших дней. Что вы об этом думаете?Мадемуазель Ослепительная Улыбка ошеломлена. Не каждый день полицейский приглашает вас пожрать. Она снова краснеет.— Но я…— Вы не свободны?— Не в этом дело… Я…— В котором часу мы сможем встретиться? Самое время показать ей мою неотразимую широкоформатную улыбку а-ля Казанова.— Я…— Послушайте, моя маленькая, личное местоимение еще никогда не являлось ответом на конкретный вопрос. Она весело улыбается и бормочет:— Вы…— Я знаю еще несколько: мы, он, ты… И я делаю такое сильное ударение на “ты”, что начинает краснеть даже обивка ее стула.— Понимаете, это так неожиданно…— Понимаю, но не давайте удивлению подавить вас. Как ваше имя?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12