https://wodolei.ru/brands/Villeroy-Boch/
=
спросил я как бы между прочим, набивая рот все той же утренней
печенкой.
- А что? - не поняла Алена.
- Как что?! Ночь ведь на дворе...
- Опять ты, Серж, со своими пошлостями! - пошла она
красно-белыми пятнами. - Меня просто бесит, и я когда-нибудь
сорвусь!
- С чего сорвешься? - попытался уточнить я.
- Идиот! - завизжала Алена, убегая в спальню.
"А все же интересно, - подумал я, вылизывая тарелку, =
почему человеку становится лучше, когда он сделает так, чтобы
другому было хуже, чем ему?" Впрочем, в постели мы с Аленой
помирились, и заснул я опять в плохом настроении... Нет, в
плохом настроении - это слабо сказано: чувство было такое,
будто меня окатили из ушата дерьмом.
На следующий день сразу после завтрака я объявил жене с
тещей, что иду доигрывать неоконченную партию, а сам отправился
в Чугунок на стадион, где договорился встретиться с Ольгой,
чтобы посмотреть на место приземления НЛО. Оказалось, что не
одни мы такие любопытные: вокруг оцепленного милицией
футбольного поля собралось человек двести. Ночью выпал снег, и
посреди поля месили жидкую снежную кашу несколько членов
специальной комиссии. Ничего интересного, как я и ожидал, не
наблюдалось, и обманутые в надеждах на встречу с братьями по
разуму земляне от нечего делать обменивались едкими замечаниями
в адрес неуловимых тарелочек.
- Интересно, у них там какой строй? - лукаво спросила
высокая и стройная женщина в очках, ни к кому в отдельности не
обращаясь.
- Известно какой, - с готовностью откликнулся стоявший
рядом прилично одетый мужчина. -Коммунизм. Иначе бы они в наш
"развитой социализм" за лучшей жизнью не прилетели.
- Они нашего мессию хотят к себе переманить, чтобы он там у
них капитализм построил, -подхватил изрядно датый подросток,
сидевший на трибуне в обнимку со своей тощей подружкой.
- Нет, мы ему своего Умку не отдадим! - боевито заявила
женщина в очках.
- Кого-кого, вы говорите? - заинтересованно переспросил
мужчина, на полшага придвигаясь к женщине.
- Угловского мессию, - засмеялась женщина, польщенная
откровенным заигрыванием.
- Сокращенно - "УМка".
Ольга выразительно покосилась на меня, но я сделал вид, что
не заметил ее испытующего взгляда. Умка! Звучит как дурацкая
детская кличка. Ольга продолжала на меня коситься, как
глупенькая школьница на соседа по парте, и я зыркнул на нее
строгим взглядом: "Вот только назови меня Умкой - я тебе голову
отвинчу!"
- Они у вас и не спросят, отдадите вы или нет, - встрял в
разговор старичок со стянутым угрюмыми морщинами лицом. =
Отберут - и все дела.
- А я милицию на помощь позову, - не сдавалась женщина в
очках. - Товарищ милиционер, вы меня будете защищать от
гуманоидов? - игриво обратилась она к ближайшему милиционеру из
оцепления.
- Я не откажусь - по простому деревенскому лицу стража
порядка расплылась радушная улыбка.
- Ваш пистолет против ихнего пучкового оружия - детская
игрушка! - энергично возразил прилично одетый мужчина.
- Вот я з ими и поиграю,- невозмутимо ответил милиционер,
забывая перевести взгляд с женщины на мужчину.
- Да нет же, они мирные, мы с ними подружимся, - женщина
попыталась восстановить статус-кво.
- Ва-а-ай! - неожиданно завизжала тощенькая подружка датого
подростка.
- Вон он, вон ОН!!! - задорно заорал ее приятель, показывая
пальцем на заснеженный холм, возвышающийся за противоположными
трибунами.
Все одновременно посмотрели на вершину холма и увидели, как
с нее кубарем скатилось что-то маленькое, зеленое.
Сбежав вниз по скамейкам, подросток прошмыгнул между двумя
зазевавшимися милиционерами и выскочил на поле. Не успев ничего
сообразить, все, кто стоял рядом, а за ними и все остальные с
нашей стороны устремились за ним. "Назад! - гаркнул "наш"
милиционер, складывая в гармошку свою широкую улыбку. - Назад!"
- огрел он прилично одетого мужчину резиновой дубинкой по
андатровой шапке. Но было поздно: толпа человек в сто, из
которых большинство не понимало, куда и зачем бежит, понеслась
через поле. Увидев это, милиция на другой стороне крепко
взялась за руки, но неожиданно получила удар в спину: те из
зевак, кто стоял на другой стороне, вообще ничего не поняли и,
решив, что мы увидели нечто необычайное на середине поля,
прорвали милицейскую цепь и помчались на встречу нам. Одна
только комиссия застыла посреди места посадки, не зная, в какую
сторону ей бежать. Был какой-то момент, когда обе летевшие
навстречу друг другу толпы замедлили свой бег, почти достигнув
центра поля и не зная, что дальше делать, но тут с обеих сторон
подоспела милиция, и, получив новый импульс, как в деревенском
кулачном бою, одна стенка сошлась с другой. И завертелось...
Перед глазами все замелькало, а в уши ударил тугой волной
звуковой шквал, в котором можно было различить тяжелое дыхание,
крики, глухие удары дубинок, шипящие плевки милицейских раций,
хруст заламываемых рук и снова крики... "Только не упасть, а то
затопчут", - заевшей пластинкой крутилось в голове. Меня
толкнули в спину, я полетел вперед, ударился лицом о чью-то
голову, отлетел в сторону, и перед самым моим носом мелькнуло
красное ольгино пальто. Извернувшись, я схватил Ольгу за
меховой воротник и, сбив с ног двух человек, выволок ее из
толпы. "Бежим!" - пихнул я Ольгу в пушистый загривок, отпуская
воротник.
Выбежав со стадиона, мы очутились в березовой роще и
побежали по тонкой снежной простыне, оставляя на ней следы из
бурых опавших листьев. Так бежали мы до тех пор, пока не сели
прямо на снег, окончательно выбившись из сил.
- У тебя кровь... изо рта, - тяжело дыша, Ольга протянула
мне душистый носовой платочек.
- Ерунда, - прохрипел я. Вытерев подбородок, я провел
кончиком языка по верхним и по нижним зубам. - Зубы целы,
только губа разбита. А у тебя пуговицу от пальто оторвали.
- Да еще и "с мясом", - вздохнула она, запихивая пальчиком
в дыру клок ватина.
- Как на Ходынке...
- Слу-ушай, - удивленно протянула Ольга, - а ведь это та
самая полянка!
- Да, действительно, - оглянувшись, я увидел, что мы сидим
на той самой полянке, на которой встречались теплыми летними
вечерами.
- Неужели, это то самое место?! - вздохнула Ольга. - Его
теперь не узнать, - задумчиво сказала она. - Так
преобразилось... Вроде то же самое, но будто на другой планете.
- Да-а, - согласился я.
- Ты меня любишь? - неожиданно спросила Ольга.
Вместо ответа я нежно притянул ее к себе и поцеловал.
- У тебя губы от крови соленые, - сказала она, жалея меня
тыльной стороной ладони по щетинистой щеке.
- А у тебя - сладкие, - поцеловал я ее еще раз.
- Тише, - вдруг испуганно прошептала она, - на нас смотрят.
- Кто?
- Не знаю... но я чувствую.
Я резко встал и увидел, как за припорошенными снегом
кустами мелькнуло что-то зеленое.
- С меня хватит! - взревел я, бросаясь к кустам.
- Ты с ума сошел! - закричала в ужасе Ольга. - Сережа, не
надо!
Но я уже не думал, надо или не надо - в бешенстве я гнался
за ненавистно-противным маленьким зеленым существом. Не
пробежав и двадцати метров, существо споткнулось и, неуклюже
подпрыгнув, плюхнулось на снежный ковер. С ходу я набросился на
него, чтобы тут же придушить, но существо неожиданно пропищало
испуганным детским голоском: "Дяденька, не бей!" Отпрянув, я
увидел под собой мальчишку лет десяти, в зеленом комбинезоне и
с намазанным аквамариновой гуашью лицом.
- Я пошутил, - плаксиво прогнусавил он, растирая кулаком
зелено-голубые слезы.
- Я тебе пошучу! - зачерпнув в ладонь снега, я умыл им
доморощенного инопланетянина. -Сейчас вот мы с тобой в милицию
пойдем, - схватил я его за шиворот.
Внезапно за спиной раздался истеричный хохот - смеялась
Ольга.
- Что ты ржешь?! - набросился я на нее.
Воспользовавшись заминкой, мальчишка вырвался и пустился
наутек. Тут мне тоже стало смешно.
- Беги-беги, Фантомас сопливый! - хохоча, я запустил ему
вслед бледноаквамариновый снежок.
6. Сам Занзибаров
Всю следующую неделю на работе только и было разговоров,
что про тарелки, гуманоидов, Угловского мессию и массовый
психоз на стадионе. Кстати сказать, тот самый психоз закончился
не столь уж безобидно: одной женщине разбили лицо дубинкой,
двум мужчинам продавили в свалке грудные клетки и арестовали
пятерых "зачинщиков". Я терпеливо старался не вступать в эти
разговоры, но когда Митрофанская объявила в четверг утром, что
ночью видела сон, в котором ей явился "мессия в белом балахоне
и с нимбом над темечком" и поведал ей, что он предназначил
угловитян быть своим богоизбранным народом, я, наконец, не
сдержался и окрестил Митрофанскую "яснопиздящей". То есть я,
конечно, выдал этот неоматеризм не прямо ей в глаза, а
поделился им с коллегами-мужиками, но в тот же день он шелестом
пронесся, передаваясь из уст в уста, по всему нашему
предприятию. В ответ на это Митрофанская, как истинная
пророчица, ушла в себя, затаив обиду на весь коллектив. Ну и
Бог с ней!
К концу рабочей недели я уже стал надеяться, что
разговорами все и кончится: пошумят-пошумят и успокоятся, а
там, глядишь, Съезд народных депутатов СССР какую-нибудь
хохмочку похлеще этой выдаст, и про таинственного мессию совсем
забудут. В пятницу вечером, придя с работы домой, я облегченно
вздохнул: целых два дня я не буду выслушивать этот бред.
Спасибо теще - она запретила Алене даже вскользь упоминать о
"всей этой недобитой нечисти". Но только я было расслабился,
развалившись на диване перед телевизором, как позвонила Ольга и
поставила меня в известность, что в субботу вечером мы идем на
день рождения в "один дом, где будет сам Занзибаров". Что бы
это значило?! Никогда раньше Ольга не брала меня в свои "походы
по гостям", как она выражалась. А тут еще и "сам Занзибаров"!
Причем, в ольгиных устах это "сам- Занзибаров"прозвучало не
иначе как "виконт де-Бржелон". Но больше всего меня смутило то,
что я понятия не имел, кто такой этот Занзибаров и почему он
именуется не иначе как с приставкой "сам", а выяснить у Ольги я
не мог, потому что на кухне, откуда я говорил по телефону,
вдруг срочно что-то понадобилось и жене, и теще.
- Звонил председатель шахматного клуба, - сказал я, положив
трубку. - Завтра в Углове будет проездом сам Ботвинник, и в
клубе устраивают маленький прием в его честь.
- Смотри не напивайся, Сержик, - предупредила Алена.
- Когда это я напивался?! - возмутился я. - Ты ж меня
знаешь...
- Потому и говорю, что знаю.
Я лишь тяжело вздохнул, ничего не ответив: в другой раз
точно бы "из искры возгорелось пламя" - пламя семейной ссоры,
-но теперь я был слишком озадачен ольгиным звонком.
* * *
На следующий день в шестом часу вечера мы встретились на
условленной трамвайной остановке и отправились в гости.
- Куда мы все-таки идем и кто такой этот "сам Занзибаров"?
- спросил я у Ольги по дороге.
- Идем мы к моему бывшему однокласснику Юрку, - спокойно
объяснила она, беря меня под руку. - Я узнала, что у него на
дне рождения будет Занзибаров и напросилась в гости. Понятно?
- Ничего не понятно, - нахмурился я. - Зачем тебе нужен
этот самый Занзибаров?
- Лично мне он не нужен, - заверила она меня. - Я хочу тебя
с ним познакомить, вот и все.
- А мне он зачем нужен?
- Для далеко идущих целей, - загадочно вымолвила Ольга,
прижимаясь ко мне.
- Все ясно, - демонстративно зевнул я. - Но кто он такой,
раз он мне нужен?
- Ты был в театре "На паркете"? - ответила она вопросом на
вопрос.
- Кажется, был.
- Так вот, Юрок выступает в этом театре, а Занзибаров у них
- главный режиссер.
- Похоже, я имел честь лицезреть этого Занзибарова.
Я поворошил мозговые извилины и вспомнил, как мы с Аленой
ходили прошлой весной в этот любительский театрик. Спектакль
был по рассказам Шукшина, но вместо светлой шукшинской иронии
со сцены пер в зал беспросветный экзистенциализм. В общем,
впечатление от спектакля осталось тяжелое, хотя в постановке
чувствовалась рука если и не мастера, то знатока своего дела.
Помню я еще задался вопросом, хотел ли режиссер добиться именно
такого эффекта - чтобы зритель себя чувствовал сидящим на
собственном дерьме. Когда занавес опустился, на сцену выбежал
из зала крупноголовый мужчина в массивных очках, встал впереди
цепочки актеров и, сияя лучистой творческой энергией, стал
отвешивать в зал благодарные полупоклоны, как будто слышал не
жидкие аплодисменты, а гром оваций. Было очевидно, что это сам
режиссер, и - странное дело - зал и правда сильнее забил в
ладоши, заражаясь режиссерским энтузиазмом. Короче, получилось
как в старом анекдоте: "Все в дерьме, а я - в белом фраке".
- Надеюсь, ты не намерена предложить мне, как начинающей
актриске, отдаться Занзибарову, чтобы получить в награду роль
мессии в его новом спектакле? - усмехнулся я.
- Занзибаров больше не ставит спектаклей, - серьезно
ответила Ольга. - Теперь он занимается бизнесом и политикой и
весьма в этом преуспел. Странно, что ты про него не слышал.
- Из театра - в политику! Вполне в духе времени, хотя и
отдает клоунадой, - заметил я не безиздевки.
- Он - универсал, - заверила меня Ольга, не сбиваясь с
серьезного тона. - По рассказам Юрка, он закончил
политехнический институт, получил степень кандидата
физико-математических наук и неожиданно ушел из науки в
творчество: окончив высшие режиссерские курсы, практически с
нуля создал свой театр, стал писать сценарии и ударился в
публицистику. Когда разрешили заниматься бизнесом, он учредил
свой Творческо-экспериментальный концерн.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22
спросил я как бы между прочим, набивая рот все той же утренней
печенкой.
- А что? - не поняла Алена.
- Как что?! Ночь ведь на дворе...
- Опять ты, Серж, со своими пошлостями! - пошла она
красно-белыми пятнами. - Меня просто бесит, и я когда-нибудь
сорвусь!
- С чего сорвешься? - попытался уточнить я.
- Идиот! - завизжала Алена, убегая в спальню.
"А все же интересно, - подумал я, вылизывая тарелку, =
почему человеку становится лучше, когда он сделает так, чтобы
другому было хуже, чем ему?" Впрочем, в постели мы с Аленой
помирились, и заснул я опять в плохом настроении... Нет, в
плохом настроении - это слабо сказано: чувство было такое,
будто меня окатили из ушата дерьмом.
На следующий день сразу после завтрака я объявил жене с
тещей, что иду доигрывать неоконченную партию, а сам отправился
в Чугунок на стадион, где договорился встретиться с Ольгой,
чтобы посмотреть на место приземления НЛО. Оказалось, что не
одни мы такие любопытные: вокруг оцепленного милицией
футбольного поля собралось человек двести. Ночью выпал снег, и
посреди поля месили жидкую снежную кашу несколько членов
специальной комиссии. Ничего интересного, как я и ожидал, не
наблюдалось, и обманутые в надеждах на встречу с братьями по
разуму земляне от нечего делать обменивались едкими замечаниями
в адрес неуловимых тарелочек.
- Интересно, у них там какой строй? - лукаво спросила
высокая и стройная женщина в очках, ни к кому в отдельности не
обращаясь.
- Известно какой, - с готовностью откликнулся стоявший
рядом прилично одетый мужчина. -Коммунизм. Иначе бы они в наш
"развитой социализм" за лучшей жизнью не прилетели.
- Они нашего мессию хотят к себе переманить, чтобы он там у
них капитализм построил, -подхватил изрядно датый подросток,
сидевший на трибуне в обнимку со своей тощей подружкой.
- Нет, мы ему своего Умку не отдадим! - боевито заявила
женщина в очках.
- Кого-кого, вы говорите? - заинтересованно переспросил
мужчина, на полшага придвигаясь к женщине.
- Угловского мессию, - засмеялась женщина, польщенная
откровенным заигрыванием.
- Сокращенно - "УМка".
Ольга выразительно покосилась на меня, но я сделал вид, что
не заметил ее испытующего взгляда. Умка! Звучит как дурацкая
детская кличка. Ольга продолжала на меня коситься, как
глупенькая школьница на соседа по парте, и я зыркнул на нее
строгим взглядом: "Вот только назови меня Умкой - я тебе голову
отвинчу!"
- Они у вас и не спросят, отдадите вы или нет, - встрял в
разговор старичок со стянутым угрюмыми морщинами лицом. =
Отберут - и все дела.
- А я милицию на помощь позову, - не сдавалась женщина в
очках. - Товарищ милиционер, вы меня будете защищать от
гуманоидов? - игриво обратилась она к ближайшему милиционеру из
оцепления.
- Я не откажусь - по простому деревенскому лицу стража
порядка расплылась радушная улыбка.
- Ваш пистолет против ихнего пучкового оружия - детская
игрушка! - энергично возразил прилично одетый мужчина.
- Вот я з ими и поиграю,- невозмутимо ответил милиционер,
забывая перевести взгляд с женщины на мужчину.
- Да нет же, они мирные, мы с ними подружимся, - женщина
попыталась восстановить статус-кво.
- Ва-а-ай! - неожиданно завизжала тощенькая подружка датого
подростка.
- Вон он, вон ОН!!! - задорно заорал ее приятель, показывая
пальцем на заснеженный холм, возвышающийся за противоположными
трибунами.
Все одновременно посмотрели на вершину холма и увидели, как
с нее кубарем скатилось что-то маленькое, зеленое.
Сбежав вниз по скамейкам, подросток прошмыгнул между двумя
зазевавшимися милиционерами и выскочил на поле. Не успев ничего
сообразить, все, кто стоял рядом, а за ними и все остальные с
нашей стороны устремились за ним. "Назад! - гаркнул "наш"
милиционер, складывая в гармошку свою широкую улыбку. - Назад!"
- огрел он прилично одетого мужчину резиновой дубинкой по
андатровой шапке. Но было поздно: толпа человек в сто, из
которых большинство не понимало, куда и зачем бежит, понеслась
через поле. Увидев это, милиция на другой стороне крепко
взялась за руки, но неожиданно получила удар в спину: те из
зевак, кто стоял на другой стороне, вообще ничего не поняли и,
решив, что мы увидели нечто необычайное на середине поля,
прорвали милицейскую цепь и помчались на встречу нам. Одна
только комиссия застыла посреди места посадки, не зная, в какую
сторону ей бежать. Был какой-то момент, когда обе летевшие
навстречу друг другу толпы замедлили свой бег, почти достигнув
центра поля и не зная, что дальше делать, но тут с обеих сторон
подоспела милиция, и, получив новый импульс, как в деревенском
кулачном бою, одна стенка сошлась с другой. И завертелось...
Перед глазами все замелькало, а в уши ударил тугой волной
звуковой шквал, в котором можно было различить тяжелое дыхание,
крики, глухие удары дубинок, шипящие плевки милицейских раций,
хруст заламываемых рук и снова крики... "Только не упасть, а то
затопчут", - заевшей пластинкой крутилось в голове. Меня
толкнули в спину, я полетел вперед, ударился лицом о чью-то
голову, отлетел в сторону, и перед самым моим носом мелькнуло
красное ольгино пальто. Извернувшись, я схватил Ольгу за
меховой воротник и, сбив с ног двух человек, выволок ее из
толпы. "Бежим!" - пихнул я Ольгу в пушистый загривок, отпуская
воротник.
Выбежав со стадиона, мы очутились в березовой роще и
побежали по тонкой снежной простыне, оставляя на ней следы из
бурых опавших листьев. Так бежали мы до тех пор, пока не сели
прямо на снег, окончательно выбившись из сил.
- У тебя кровь... изо рта, - тяжело дыша, Ольга протянула
мне душистый носовой платочек.
- Ерунда, - прохрипел я. Вытерев подбородок, я провел
кончиком языка по верхним и по нижним зубам. - Зубы целы,
только губа разбита. А у тебя пуговицу от пальто оторвали.
- Да еще и "с мясом", - вздохнула она, запихивая пальчиком
в дыру клок ватина.
- Как на Ходынке...
- Слу-ушай, - удивленно протянула Ольга, - а ведь это та
самая полянка!
- Да, действительно, - оглянувшись, я увидел, что мы сидим
на той самой полянке, на которой встречались теплыми летними
вечерами.
- Неужели, это то самое место?! - вздохнула Ольга. - Его
теперь не узнать, - задумчиво сказала она. - Так
преобразилось... Вроде то же самое, но будто на другой планете.
- Да-а, - согласился я.
- Ты меня любишь? - неожиданно спросила Ольга.
Вместо ответа я нежно притянул ее к себе и поцеловал.
- У тебя губы от крови соленые, - сказала она, жалея меня
тыльной стороной ладони по щетинистой щеке.
- А у тебя - сладкие, - поцеловал я ее еще раз.
- Тише, - вдруг испуганно прошептала она, - на нас смотрят.
- Кто?
- Не знаю... но я чувствую.
Я резко встал и увидел, как за припорошенными снегом
кустами мелькнуло что-то зеленое.
- С меня хватит! - взревел я, бросаясь к кустам.
- Ты с ума сошел! - закричала в ужасе Ольга. - Сережа, не
надо!
Но я уже не думал, надо или не надо - в бешенстве я гнался
за ненавистно-противным маленьким зеленым существом. Не
пробежав и двадцати метров, существо споткнулось и, неуклюже
подпрыгнув, плюхнулось на снежный ковер. С ходу я набросился на
него, чтобы тут же придушить, но существо неожиданно пропищало
испуганным детским голоском: "Дяденька, не бей!" Отпрянув, я
увидел под собой мальчишку лет десяти, в зеленом комбинезоне и
с намазанным аквамариновой гуашью лицом.
- Я пошутил, - плаксиво прогнусавил он, растирая кулаком
зелено-голубые слезы.
- Я тебе пошучу! - зачерпнув в ладонь снега, я умыл им
доморощенного инопланетянина. -Сейчас вот мы с тобой в милицию
пойдем, - схватил я его за шиворот.
Внезапно за спиной раздался истеричный хохот - смеялась
Ольга.
- Что ты ржешь?! - набросился я на нее.
Воспользовавшись заминкой, мальчишка вырвался и пустился
наутек. Тут мне тоже стало смешно.
- Беги-беги, Фантомас сопливый! - хохоча, я запустил ему
вслед бледноаквамариновый снежок.
6. Сам Занзибаров
Всю следующую неделю на работе только и было разговоров,
что про тарелки, гуманоидов, Угловского мессию и массовый
психоз на стадионе. Кстати сказать, тот самый психоз закончился
не столь уж безобидно: одной женщине разбили лицо дубинкой,
двум мужчинам продавили в свалке грудные клетки и арестовали
пятерых "зачинщиков". Я терпеливо старался не вступать в эти
разговоры, но когда Митрофанская объявила в четверг утром, что
ночью видела сон, в котором ей явился "мессия в белом балахоне
и с нимбом над темечком" и поведал ей, что он предназначил
угловитян быть своим богоизбранным народом, я, наконец, не
сдержался и окрестил Митрофанскую "яснопиздящей". То есть я,
конечно, выдал этот неоматеризм не прямо ей в глаза, а
поделился им с коллегами-мужиками, но в тот же день он шелестом
пронесся, передаваясь из уст в уста, по всему нашему
предприятию. В ответ на это Митрофанская, как истинная
пророчица, ушла в себя, затаив обиду на весь коллектив. Ну и
Бог с ней!
К концу рабочей недели я уже стал надеяться, что
разговорами все и кончится: пошумят-пошумят и успокоятся, а
там, глядишь, Съезд народных депутатов СССР какую-нибудь
хохмочку похлеще этой выдаст, и про таинственного мессию совсем
забудут. В пятницу вечером, придя с работы домой, я облегченно
вздохнул: целых два дня я не буду выслушивать этот бред.
Спасибо теще - она запретила Алене даже вскользь упоминать о
"всей этой недобитой нечисти". Но только я было расслабился,
развалившись на диване перед телевизором, как позвонила Ольга и
поставила меня в известность, что в субботу вечером мы идем на
день рождения в "один дом, где будет сам Занзибаров". Что бы
это значило?! Никогда раньше Ольга не брала меня в свои "походы
по гостям", как она выражалась. А тут еще и "сам Занзибаров"!
Причем, в ольгиных устах это "сам- Занзибаров"прозвучало не
иначе как "виконт де-Бржелон". Но больше всего меня смутило то,
что я понятия не имел, кто такой этот Занзибаров и почему он
именуется не иначе как с приставкой "сам", а выяснить у Ольги я
не мог, потому что на кухне, откуда я говорил по телефону,
вдруг срочно что-то понадобилось и жене, и теще.
- Звонил председатель шахматного клуба, - сказал я, положив
трубку. - Завтра в Углове будет проездом сам Ботвинник, и в
клубе устраивают маленький прием в его честь.
- Смотри не напивайся, Сержик, - предупредила Алена.
- Когда это я напивался?! - возмутился я. - Ты ж меня
знаешь...
- Потому и говорю, что знаю.
Я лишь тяжело вздохнул, ничего не ответив: в другой раз
точно бы "из искры возгорелось пламя" - пламя семейной ссоры,
-но теперь я был слишком озадачен ольгиным звонком.
* * *
На следующий день в шестом часу вечера мы встретились на
условленной трамвайной остановке и отправились в гости.
- Куда мы все-таки идем и кто такой этот "сам Занзибаров"?
- спросил я у Ольги по дороге.
- Идем мы к моему бывшему однокласснику Юрку, - спокойно
объяснила она, беря меня под руку. - Я узнала, что у него на
дне рождения будет Занзибаров и напросилась в гости. Понятно?
- Ничего не понятно, - нахмурился я. - Зачем тебе нужен
этот самый Занзибаров?
- Лично мне он не нужен, - заверила она меня. - Я хочу тебя
с ним познакомить, вот и все.
- А мне он зачем нужен?
- Для далеко идущих целей, - загадочно вымолвила Ольга,
прижимаясь ко мне.
- Все ясно, - демонстративно зевнул я. - Но кто он такой,
раз он мне нужен?
- Ты был в театре "На паркете"? - ответила она вопросом на
вопрос.
- Кажется, был.
- Так вот, Юрок выступает в этом театре, а Занзибаров у них
- главный режиссер.
- Похоже, я имел честь лицезреть этого Занзибарова.
Я поворошил мозговые извилины и вспомнил, как мы с Аленой
ходили прошлой весной в этот любительский театрик. Спектакль
был по рассказам Шукшина, но вместо светлой шукшинской иронии
со сцены пер в зал беспросветный экзистенциализм. В общем,
впечатление от спектакля осталось тяжелое, хотя в постановке
чувствовалась рука если и не мастера, то знатока своего дела.
Помню я еще задался вопросом, хотел ли режиссер добиться именно
такого эффекта - чтобы зритель себя чувствовал сидящим на
собственном дерьме. Когда занавес опустился, на сцену выбежал
из зала крупноголовый мужчина в массивных очках, встал впереди
цепочки актеров и, сияя лучистой творческой энергией, стал
отвешивать в зал благодарные полупоклоны, как будто слышал не
жидкие аплодисменты, а гром оваций. Было очевидно, что это сам
режиссер, и - странное дело - зал и правда сильнее забил в
ладоши, заражаясь режиссерским энтузиазмом. Короче, получилось
как в старом анекдоте: "Все в дерьме, а я - в белом фраке".
- Надеюсь, ты не намерена предложить мне, как начинающей
актриске, отдаться Занзибарову, чтобы получить в награду роль
мессии в его новом спектакле? - усмехнулся я.
- Занзибаров больше не ставит спектаклей, - серьезно
ответила Ольга. - Теперь он занимается бизнесом и политикой и
весьма в этом преуспел. Странно, что ты про него не слышал.
- Из театра - в политику! Вполне в духе времени, хотя и
отдает клоунадой, - заметил я не безиздевки.
- Он - универсал, - заверила меня Ольга, не сбиваясь с
серьезного тона. - По рассказам Юрка, он закончил
политехнический институт, получил степень кандидата
физико-математических наук и неожиданно ушел из науки в
творчество: окончив высшие режиссерские курсы, практически с
нуля создал свой театр, стал писать сценарии и ударился в
публицистику. Когда разрешили заниматься бизнесом, он учредил
свой Творческо-экспериментальный концерн.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22