Мишка недоуменно вскинул брови, но лишних вопросов задавать
не стал.
- Ты говорила, у тебя есть какая-то идея, - напомнил я,
давая понять, что при Мишке можно свободно говорить.
- Я хочу похитить вашего друга, - сообщила Аня Мишке. - Как
я поняла, он вынужден скрываться, а у меня есть на примете
укромное местечко.
- Ради Бога! - откровенно обрадовался Мишка, которому я, по
всей вероятности, стал надоедать.
- Вы не могли бы одолжить Зоровавелю свои лыжи, если они,
конечно, у вас имеются, - милоулыбнулась она ему.
- Да-да, разумеется, - с готовностью засуетился Мишка, тут
же залезая в стенной шкаф. -Только не знаю, подойдут ли
ботинки... У тебя, Сер... кх, Зоро, какой размер?
- Сорок два с половиной, - ответил я.
- А у меня сорок три...
- Ничего, Миша, - успокоила его Аня, - Зоро оденет две пары
шерстяных носков, только теплее будет.
- Надеюсь, меня не ждет лыжный переход Углов - Северный
полюс? - засмеялся я.
- К сожалению, мальчики, мне нужно бежать на работу:
обеденный перерыв давно закончился, - поднялась Аня. - Жду тебя
в семь часов вечера у центрального входа в Чугунок, - она
чмокнула меня в щеку, привела себя в порядок и убежала.
- Везет дуракам, - легонько ткнул меня Мишка кулаком в лоб.
Он был явно уязвлен тем, что Аня не сказала при нем, в
какое место она собирается меня "похитить". Но я и сам пока не
знал этого...
* * *
Без пяти семь я подъехал на трамвае к Чугунку и,
спрятавшись от света за неработающие автоматы газированной
воды, стал дожидаться Аню. Прошло десять минут, пятнадцать,
двадцать, а ее все не было, и я уже начал волноваться, решив,
что в последнюю минуту она опомнилась: вспомнила, что никакая
она не Аня, а Ольга, и, посмеявшись над собственной блажью, а
заодно и над свихнувшимся Сизовым, спокойно отправилась в
ресторан с Занзибаровым, потому что он хоть и болтает много
чепухи, но женщины должны себя чувствовать с ним в надежных
руках. "Она не придет", - сказал я себе в половине восьмого,
уже собираясь возвращаться к Мишке, но тут до меня дошло, что
во мне опять заговорил Сизов, приревновавший Ольгу-Анну к
Зоровавелю, и я твердо решил стоять на морозе, пока не придет
Аня или пока я окончательно не заледенею. И я был вознагражден
за терпение: в семь сорок пять на трамвайной остановке
наконец-то появилась Аня в красном лыжном комбинезоне и с
лыжами в обнимку.
- Ты весь белый! - потерла она мне щеку шерстяной варежкой
вместо приветствия. - Замерз?
- Ничуть, - успокоил я ее.
- А я никак не могла из дома вырваться.
- Что так?
- Родители долго пытались узнать, куда я собралась на лыжах
на ночь глядя, - вздохнула она.
- Их можно понять, - нежно поцеловал я ее в длинные
ресницы, как бы призывая быть терпимее к любящим людям.
- И ты туда же! - шутливо возмутилась она, хлопая меня
варежкой по носу.
- Я - туда же, куда и ты, - заверил я ее, смеясь.
- Тогда иди по моей лыжне, шаг в сторону - попытка к
бегству, - сказала она, одевая лыжи.
- И куда ведет эта лыжня?
- В Египтовку. Это такая деревушка под Угловым, - пояснила
Аня. - У родителей там дача, я на нее летом летом на велосипеде
через чугунок ездила. Недалеко, километров шесть.
- Думаешь, нас не найдут на твоей даче? - грустно улыбнулся
я, застегивая лыжные крепления.
- Я не так наивна, - заверила она меня. - Мы будем жить у
моей деревенской подружки, она очень славная, ты увидишь.
- А как же твоя работа?
- Она-то как раз в лес не убежит! - захохотала Аня. - Я
выпросила у приятельницы -медсестры в поликлинике бланк
больничного бюллетеня с печатью, теперь хоть до пенсии болеть
можно.
- Я тебя быстро вылечу, - пообещал я ей.
- Тогда катись за мной! - весело крикнула она, отталкиваясь
палками.
И мы покатились... Нам повезло: видимо, днем в парке
проходил лыжный кросс, и вдоль аллеи в ровном свете бледного
лунного абажура отсвечивали проутюженным снегом две прямые, как
рельсы, колеи. Лыжня была что надо, но Аня оказалась неважной
лыжницей, и нам понадобилось минут сорок для того, чтобы только
добраться до окраины Чугунка. Но вот лесопарк кончился, и
нашему взору открылась самая настоящая снежная целина - манящее
своей девственной нетронутостью белое поле.
- Куда теперь? - спросил я.
- Туда, - показала кивком Аня через все поле, выпуская
облако пара в направлении высокой сосны, чернеющей на фоне
иссиня-фиолетового звездного небосклона.
- Будем прокладывать магистраль, - я первым сошел с лыжни
и, ступив на поле, тотчас провалился почти по колено в пуховый
снег.
- Ты - настоящий первопроходец! - подбодрила меня Аня, как
бы благодаря за то, что я облегчаю ей дорогу.
Снег был легким, но поле казалось бескрайним, и я порядком
выбился из сил, пока пропахал его от края и до края.
- Пахота завершена, - отрапортовал я у цели, поворачиваясь
к подползающей по моим следам Ане. - Можно начинать сев озимых.
- Фу-у-х! - только и ответила она, изнеможденно падая на
снежную перину. - Нет уж, сначала отдохнем...
- Прямо в сугробе? - засмеялся я, подавая ей лыжную палку.
Я помог Ане подняться, мы сбросили лыжи и уселись
передохнуть на поваленное дерево. Минуту мы молчали,
восстанавливая дыхание, а потом Аня о чем-то задумалась,
внимательно рассматривая мое лицо, будто увидела его в первый
раз, и спросила:
- Как ты думаешь, Зоро, Сергей любил Ольгу?
Я осторожно заглянул в ее широко раскрытые глаза и увидел,
что в них стоят блестящие слезы.
- Да, - ответил я Ане, чувствуя, как каждая клеточка моего
тела пропитывается нежностью к ней. - Она была единственным
человеком, которого он любил.
- А ты будешь любить меня так же, как он?
- Так же и еще больше, - ответил я, промокая губами ее
влажные ресницы. - Он любил только твое тело, а я люблю тебя
всю: твое лицо, твой голос, твои мысли, твои причуды...
- И ты будешь читать мне стихи, как он в первый день нашего
знакомства?
- Конечно...
Я на секунду задумался и, закрыв глаза, прочел вслух, как
под гипнозом:
"Твоих губ лепестки
дышат утренней влагой,
я под взглядом твоим
весь налит пьяной брагой:
если волю мне дать,
я тебя зацелую,
чтобы с губ твоих снять
грез пыльцу золотую".
- Это ты написал? - спросила Аня в восторженном смущении.
- Не то, чтобы написал... - замялся я. - Дело в том, что...
эти стихи только что пришли мне в голову. Ты мне веришь?
- Да, - кивнула она. - А откуда они пришли?
- Не знаю, - смутился я. - Наверное, оттуда, - я посмотрел
на расцвеченное алмазной крошкой звезд ночное небо. =
Понимаешь, это как озарение...
- А раньше с тобой такое бывало?
- Однажды я увидел во сне выстраивающиеся в ряд буквы, =
вспомнил я. - Тогда я не понял их значения, но теперь мне
кажется, что это стихи, только не на русском языке. Вот
послушай:
The time may come for Doomsday crack
when shadows of not-being rise,
but Life for sure will be back
to fill with light the sightless eyes.
Its flame would get to every place
without singeing soul's shed,
so each new-come could read in space
great shining sign THE DEATH IS DEAD.
Неподвижно сидя с закрытыми глазами, Аня внимательно
выслушала все с начала до конца, и через какое-то мгновение
проговорила, не открывая глаз, лишь губы шевелились на ее
застывшем лице:
"Настанет день, и мир перевернется -
печатью ляжет тень небытия,
но я уверен: Жизнь еще вернется,
хоть не вернусь сюда отныне я.
Она заменит лица и привычки,
оставив главное, что вечно будет жить,
и, заключив навечно смерть в кавычки,
вновь сотворенным будет дорожить".
- Да, это именно то! - вскричал я в восторге. - Но откуда
ты...
- Все оттуда же, - засмеялась она, очнувшись, и запрокинула
в хохоте голову к звездам.
- Но это... это просто прекрасно! - сказал я взволнованно.
- Мы достигли с тобой духовногоединения! Это так хорошо, что
хочется сейчас же умереть...
- Не надо, Зоро, не надо, милый, - погладила меня по щеке
Аня. - Нас ждут впереди тысячелетия счастья, ведь наша любовь
даст нам бессмертие, правда?
- Не говори мне про бессмертие, Аня, - помрачнел я.
- Почему? - расстроилась она.
- Как я могу быть бессмертным, если я убил человека?! Нет,
я не смогу жить вечно, зная, что он умер по моей вине.
- Успокойся, - дотронулась она до моего плеча. - Может, то,
что я тебе скажу, прозвучит жестоко, но...
- Говори, - приблизил я к ней лицо.
- Это было жертвоприношение, - серьезно сказала она. =
Иначе Сергей Сизов навсегда остался бы Умкой и никогда не стал
бы Зоровавелем.
- Ты - умная, ты все видишь и все понимаешь, - согласился
я, - но... неужели, чтобы возвыситься, нужно обязательно взять
в руки топор и убить старуху-процентщицу? Неужели, Богу нужна
кровь?! А если нет, то в чем тогда смысл принесения жертвы?
- Напрасно ты терзаешься, сравнивая себя с Раскольниковым,
- покачала головой Аня. - У Роди ведь не было такого гороскопа,
как у тебя...
- Да, - опять согласился я. - И в этом главная ошибка
Занзибарова: мессией нельзя стать - им нужно родиться! Но все
же... здесь есть какая-то несправедливость.
- Но только с человеческой точки зрения, - вкрадчиво
добавила Аня.
- Ох, ты и мудра, моя мудрсна! - рассмеялся я, обнимая ее.
- А к дереву ты еще не примерзла?
- Боишься, что придется оттаивать? - захохотала она в
ответ.
Мы быстро встали и, снова надев лыжи, помчались через лес,
отпугивая своим полетом лунные тени. Дорога шла немного под
гору, и нам казалось, что мы и правда летим, и мы действительно
летели, едва касаясь лыжами искрящейся снежной пыли, и деревья
расступались перед нами, и ели махали нам вслед своими
разлапистыми ветвями, стряхивая белую крупу с иголок, и волки,
поджав хвосты, провожали нас протяжным грустно-радостным воем,
и нам было жутко весело!
10. Ночь первого года от второго пришествия
Лишь в двенадцатом часу ночи мы с Аней добрались до дома ее
подружки. Собственно, это был даже и не дом, а
полуразвалившаяся хибара с кое-как залатанными дырами: ее
ветхие бока, обшитые косыми фанерными листами, сильно
напоминали затертое лоскутное одеяло. Сразу чувствовалось, что
у дома нет настоящего хозяина. Дверь нам открыла невысокая
девушка в линялом халатике поверх шерстяного костюма, с
маленьким и живым беличьим личиком.
- Приветик! - набросилась на нее Аня, с грохотом бросая на
пол лыжи. - Это Альбина, мой Альбиносик, - сказала она мне,
выпуская оторопевшую хозяйку из своих радостных объятий. - А
это - мой друг Зоровавель, или просто Зоро.
- А вы откуда? - ошалело заморгала Альбина мелкими
глазками.
- Из лесу, вестимо, - пожал я плечами, смеясь.
- Однажды в студеную зимнюю пору! - задорно
продекламировала Аня, сбрасывая заледенелые ботинки.
- Я из лесу вышел... - продолжил я.
- Поссать на мороз, - рассеянно закончила Альбина, но тут
же вспохватилась. - Ой, нет, не то!
Мы с Аней чуть не упали со смеха, а несчастная Альбина
густо покраснела, не зная, куда деваться, но потом тоже
засмеялась, хотя и смущенно. Наконец, Аня с трудом остановилась
и, вытерев слезы, изобразила посреди комнаты реверанс,
грациозно придерживая двумя пальчиками невидимое платье:
- Извините. Забыла представиться. Анна.
- Ты чо, Оль, переокрестилась, чтоль? - улыбчиво сощурилась
Альбина.
- Да, Альбина, она имя изменила, - неожиданно для себя
сказал я также почти в рифму.
После этого нашего стихотворно-смехотворного диалога Аня и
вовсе повалилась на диван и задрыгала от хохота ногами.
- Мы вас не разбудили? - спросил я Альбину, пока Аня
исходила на диване захлебывающимся смехом.
- Да нет, - просто ответила она. - Я книжку героическую
читала. "Челюскинцы во льдах" называется.
Услышав про челюскинцев, начавшая в себя приходить Аня
снова плюхнулась на диван и схватилась за живот:
- Ой, счас рожу! - завизжала она.
- Только не ледокол "Челюскин", - предупредила Альбина. - У
меня и так дом разваливается.
- А вы всю зиму здесь одна живете? - поинтересовался я.
- Ну да, - ответила Альбина, ставя в печку на плиту
огромный ядовито-зеленый чайник с отколотой местами эмалью. =
Только вы меня на "вы" не называйте. Я непривычная.
- Хорошо, - с готовностью согласился я, - будем на "ты".
Наконец, Аня просмеялась, и мы сели все вместе за стол пить
чай с медом.
- Молодцы, что пришли, - сказала Альбина, по-детски
слизывая выгнутым языком янтарный мед с чайной ложки. - Я тут
по тебе скучала, О... о, Аня!
- Пфу! - прыснула Аня чаем обратно в чашку. - Слушай,
Альбинка, если ты меня будешь смешить, я... я не знаю, что я
тогда с тобой сделаю! - стукнула она кулачком, случайно попадая
по краю блюдца.
- Хорошо, хорошо, - выхватила Альбина из воздуха
подпрыгнувший предмет своей утвари.
- Вот так всегда с ней, - весело пожаловалась мне Аня. =
Просто цирк какой-то!
- А вы надолго? - спросила Альбина, наливая в пойманное
блюдце чай.
- До первого самолета, - заявила Аня.
- Вот если бы вы на всю зиму остались... - мечтательно
отхлебнула Альбина из блюдца. - Я здесь подыхаю от скуки: на
всю деревню - две старухи и один бывший зэка, все меня
снасиловать грозится. Новый год - и то не с кем встретить
будет!
- Ну... - сказал я. - До Нового года еще далеко.
- То-то и оно, - опечалилась Альбина.
- А давайте сегодня Новый год встретим! - предложила Аня.
- Ты что, мать, с катушек съехала?! - улыбнулась Альбина. =
Какой же это Новый год будет? Африканский?
- Почему "африканский"? - не смутилась Аня. - Обычный Новый
год, только по другому стилю. Есть ведь Новый год по старому
стилю и по новому, а этот будет по новейшему! Представьте, что
начинается новая эра... даже не новая, а Новейшая, и сегодня =
последний день последнего года до Новейшей эры, а завтра будет
первый день первого года Новейшей эры.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22