Ни слова не говоря,
я схватил ее своими руками и пригнул вниз, впился губами в коричневый
сосок. Она вскрикнула и забилась как пойманная птица.
- Не надо. Умоляю, - на ее глазах навернулись слезы. Я отпустил
ее.
- Тебе неприятно? - она не ответила и, уткнувшись в одеяло до
подбородка, неподвижно лежала, сотрясаемая нервной дрожью. Я склонился
над ней.
- Ведь я ничего плохого тебе не сделаю. Я хотел чтобы тебе было
хорошо. Тебе неприятно, когда я целую твою грудь?
Она посмотрела на меня своими изумрудными глазами и мотнула
головой.

- 34 -
- Ну так дай, я еще раз их поцелую, дай. Мои поцелуи доставят тебе
только удовольствие. Дай.
Она рассеянно смотрела на меня и я понял, что она колеблется.
- Ну, не нужно бояться. Это не причинит тебе вреда. Это же так
приятно. Ну же.
Она опустила руку, державшую край одеяла, чтобы я смог его
откинуть. И я это сделал. Она прикрыла грудь руками, глядя на меня со
страхом и мольбой.
- Не бойся, глупышка. Я ничего плохого тебе не сделаю. Сними руки.
Она послушалась. И вот передо мной снова они. Я стал целовать их в
сумасшедшем исступлении, не видя, к чему прикасаются мои губы. Все ее
нежное тело представлялось мне олицетворением самого прекрасного в
мире. Я целовал ее руки и плечи, шею и грудь, бедра и ноги. В
сладостном изнеможении я стал касаться лицом по ее животу, самозабвенно
целуя впадину пупка. Ее содрогали судороги сладострастия. Она закрыла
глаза и безвольно отдалась вся во власть моих жгучих ласк. Вдруг в
безудержном порыве похоти я рывком раздвинул ее ноги в стороны и приник
губами к нежным, мягким и влажным губам влагалища. Валенсия дернулась
всем телом, пытаясь оторваться от меня, уперлась руками в мою голову,
но волна сладостной истомы сковало ее члены, она бессильно
распласталась подо мной с тихим слезным стоном. Я долго лизал языком
нераспустившийся бутон ее любви, ощупывая языком каждый ее бугорок,
каждую складочку. Она затихла и вся погрузилась в трепетное ощущение
сладости, которая жарким потоком разливалась по всему телу от моих
ласк. Совершенно обезумев от похоти я лег на девочку и, разведя в
стороны девственные губы ее цветка, воткнул туда, изо всех сил, свой
дерзкий меч. Она вскрикнула от боли и обхватив своими руками бедра,
содрогалась рыданиями.
- Ох, как мне нехорошо! Что вы со мной сделали? Мне нехорошо.
Потрясенный всем услышанным, я растерянно смотрел на нее, не зная
как утешить. Она побледнела и бессильно шептала:
- Что со мной? Что вы сделали? Мне плохо. - Она не услышала от
меня ни одного слова и оставила меня в смятении и каком-то смутном
ощущении тяжелой и непоправимой вины перед ней и богом.
Рэм опустил голову на стол и замолчал. Мы сидели подавленные его
рассказом, растерянные и ошеломленные. Он вдруг встал и, пройдясь по
комнате, уже другим голосом сказал:
- Что было, то прошло.
Мы выпили и он сразу продолжил рассказ.

Г Л А В А VI

Еще долго я сидел, подавленный случившимся и стараясь объяснить
себе, как это произошло. Потом вытер свой окровавленный член о
простыню и лег спать. В восемь часов, как обычно меня поднял Макс.
Тесть ехал на завод. Я встал, перемогая сонливость и наскоро
позавтракав, вышел к подъезду. Тесть уже сидел в машине.
- Ты что-то плохо выглядишь, Рэм. Нездоров?
- Здоров. Просто не выспался. Вчера до часа был на банкете у
Мэри.
- Она все такая же?

- 35 -
- Да.
- Ты сегодня сходишь в литейный цех. Вайс опаздывает с отливкой
заготовок для стана машины. Побудь там до обеда и посмотри, в чем там
загвоздка.
- Хорошо.
Мы поехали в город. Тесть ушел к себе в правление, а я поплелся в
цех. Голова болела, во рту пересохло, тяжелые ноги не слушались. Я
несколько раз споткнулся о рельсы и чуть не разбил себе нос. Наконец я
добрался до цеха. На меня дыхнуло кислым запахом кокса и тяжелой гарью.
В полумраке огромного узкого туннеля здания, у ярких квадратов
отливочных печей, как черти в аду копошились грязные люди. Стоял
какой-то ровный и сильный рабочий гул. Я прошел в кабинет начальника
цеха.
- Что у тебя случилось? - спросил я у Вайса. Увидев меня, он
расплылся в приветливой улыбке.
- Рэм, дружище, здравствуй. Ты уже вернулся?
- Вернулся. Не об этом сейчас речь. Что у тебя с отливкой? Шеф
недоволен, просил проследить за тобой.
- Я не виноват. Сталь идет плохого качества, в литье много брака,
вот и не справляемся.
- Ну пошли в цех.
Я ужасно хотел спать. У меня слипались глаза и подкашивались
ноги. Я чуть было не сел на неостывшую заливку. Вайс взял меня под
руку. Мы пошли к литейщикам. Я как сквозь сон видел людей, яркую струю
расплавленного металла и еле улавливал монотонный голос Вайса.
- Ну вот смотри сам, что получилось. Опять брак.
Услышал я, очнувшись, голос Вайса. Ничего не соображая, я
посмотрел на отливку и попросил Вайса отвезти меня в кабинет.
- Я очень хочу спать, - сказал я ему, когда мы вышли из цеха.
- Ложись на кровать в комнате дежурного диспетчера.
Он отвел меня туда и только, коснувшись подушки, я мгновенно
уснул. Через час Вайс меня разбудил и я, умывшись, отправился с ним в
цех. Кое-как я провел день и в 6 часов уехал домой один. Тесть от горя
весь ушел в работу, просиживая на работе с утра до ночи. Поужинав, я
принял ванну и лег спать. Проснулся я в темноте, зажег ночник и
посмотрел на часы. Было половина двенадцатого. "Скоро опять придет
женщина", - без всякого удовольствия подумал я. Мне хотелось отдохнуть
и поспать хотя бы одну ночь спокойно, без чудес. Я решил не вставать
и, потушив свет, стал разглядывать бледные пятна на потолке и стенах,
наслаждаясь тишиной и покоем. Но вот послышался мелодичный звон, и
что-то зашуршало у стола. Я прислушался не двигаясь. До меня донесся
тихий смех, и приятный голос произнес:
- Ну и дурак же... А впрочем, где это я?
Это была женщина, Она прислушалась и в настороженной тишине
прозвучал ее торжествующий голос.
- Ага. Кто-то дышит. Должно быть, спит. Приятно побыть со спящим
мужчиной в одной комнате.
Я прикрыл глаза и лежал на диване не двигаясь. Что она будет
делать? В это время кто-то постучал в дверь. Я не успел открыть рот,
чтобы спросить, кто стучится, как она звонко крикнула:
- Войдите, хозяин спит.
Дверь открылась, кто-то вошел и зажег свет. Я увидел тестя. Он
ошалело посмотрел на веселую женщину, потом перевел взгляд на меня.
- О, какой симпатичный старичок, - воскликнула она, направляясь к
моему тестю.

- 36 -
- Прочь, прочь от меня, - заорал он в ярости. - Рэм, объясни, что
это значит?
Я встал с кровати, кляня судьбу и дерзкую красотку. Тесть, не
ожидая ответа, вышел, хлопнув дверью. Я услышал, как он громко крикнул
кому-то в коридоре:
- Когда он оденется, пусть придет ко мне.
- Кто вас просил командовать в чужой комнате? - набросился я на
женщину.
- Боже, что я сделала! Ведь я думала, что вы спите. Зачем вы
держите его за дверью? Такой милый и почтенный старик.
- Замолчите. Наделали дел, а я буду расхлебывать.
- Ерунда. Всякий порядочный мужчина должен иметь свободную
женщину, и в этом нет ничего предосудительного. Объясните это старику.
Он поймет.
- А ну вас...
Я пошел к тестю. Угрюмый и злой, он сидел за своим столом и, не
поднимая головы, сказал:
- Не прошло и трех дней, как мы похоронили нашу девочку, а ты уже
навел полон дом женщин. Ну хорошо, ты молодой и сильный, тебе нужны
женщины. Но ведь можно это делать вне дома, не оскорбляя памяти своей
жены. Вчера ты потряс общество у Мэри, уйдя в разгар банкета с какой-то
уличной девкой, сегодня у тебя в комнате я застал другую и совершенно
голую. Как же это можно. Ты меня извини, но жить с тобой под одной
крышей я не могу. Подыщи завтра же себе квартиру и переезжай. Я
надеюсь, что ты не обиделся. Я отец, и память о дочери мне свята. Иди,
девку сейчас же выгони.
Когда я вошел, она сидела у туалетного столика и чистила ногти.
- Ну как, уладил? - спросила она, не оборачиваясь ко мне.
- Уладил, - иронически ответил я.
Не перечисляя всех достоинств ее внешности, я могу сказать, что
она действительно была почти голая. На ней был шелковый купальный
костюм в белый горошек: лифчик в виде полоски и узенькие трусы,
обтянутые черной бахромой. Длинные светло-каштановые волосы, плавно
навиваясь, спускались ей на плечи и прикрывали ложбинку между
лопатками.
- Собирайтесь, мы сейчас уходим отсюда, - сказал я ей, отобрав
пилку для ногтей.
- Чудесно, дай мне что нибудь одеть.
Я порылся в шкафу и выбрал одно из платьев моей покойной жены.
Она приложила его к себе, посмотрела в зеркало и спросила:
- А лучше там нет?
- Нет. И это сойдет.
- Ну хорошо. Я сейчас примерю.
Она одела платье, и я был поражен ее преображением. В платье
плотно облегавшем ее стройную фигуру, она казалась еще стройнее и
элегантнее. Я никогда не видел это платье таким красивым на своей
жене.
- А туфли?
- Вот и туфли.
Я подал ей летние босоножки моей жены на высоком каблуке. Я быстро
собрал в чемодан самые необходимые вещи и мы вышли из дома. Я взял в
гараже свой старый "опель" и, усадив свою даму, поехал не зная куда.
Она щебетала как птичка, восторгаясь ночным городом. Увидев сияющий
подъезд бара, она схватила меня за руку и стала умолять сходить в него.
Пришлось согласиться. Мы вошли в бар. На нее сразу обратили внимание.

- 37 -
За столами стали переглядываться и шептаться. Сам хозяин бара, поедая
жадным взором мою спутницу, провел нас к столику в отдельном кабинете.
- Что прикажете подать? - косясь на даму, спросил хозяин у меня.
- Вина, - воскликнула красотка, кокетливо прищурив глаза.
- Нет, мы еще не выбрали. Пришлите, пожалуйста, официанта минут
через десять.
Хозяин пожал плечами и ушел.
- Слушай, веди себя солиднее.
- А что я сделала?
- Все, что ты хочешь заказать, ты должна говорить мне, а я
официанту.
- Фи... Какая разница. Вон смотри, какой чудесный малыш, -
воскликнула она, показывая пальцем на огромного детину в клетчатом
пиджаке, который тащил за руку из-за стола пьяную женщину, вдвое ниже
его ростом, на танцплощадку.
- Чем же он хорош? Не показывай пальцем, на нас обращают
внимание.
- Где, кто обращает?
- Все.
- А разве это плохо? Что бы я стоила, если на меня не обращали бы
внимание. Ух... какое могучее животное, - восторженно воскликнула она.
- Кто животное?
- Ну, этот парень.
- Я не понимаю твоих восторгов.
- А что ты в этом можешь понимать?
- Если ты будешь хамить, я сейчас же уйду и оставлю тебя здесь
одну.
- О, - испуганно воскликнула она, поворачиваясь ко мне, - ты тоже
оказывается, хорош. Не уходи, я буду паинькой.
Пришел официант. Я заказал все, что нужно, и через несколько
минут у нас на столе не осталось свободного места.
- Как тебя зовут? - спросил я ее после того, как мы выпили по
рюмке дамского ликера. Она улыбнулась и ответила вопросом на вопрос:
- Я обязательно должна иметь имя?
- Ну конечно, иначе как я тебя буду называть.
- Придумай мне имя, какое тебе больше нравится. Любимое имя бывает
у любимой женщины. Но у тебя же есть любимая женщина.
- А ты не ревнива?
- Ну вот еще. Ревнуют только старики, уроды, сумасшедшие.
- Тогда твое имя будет Зара.
- У тебя была такая женщина?
- Нет, но это имя мне нравится. Оно похоже на солнце.
Мы еще выпили. Она изрядно захмелела. Я задернул шторы, чтобы из
зала нас не видели. Она пьяно смеялась и обмахивалась салфеткой, как
веером.
- Тут хорошо. У меня вспотел пупок... ха, ха, ха... Идем
потанцуем... Нет не надо. Давай лучше... Рэм, ты душка. У тебя собачьи
глаза. Принеси мне холодной воды, я побрызгаю свою грудь.
Я подошел к ней и, обняв за плечи, повернул к себе. Ее жаркое
дыхание обдало мое лицо. Я подхватил ее затылок рукой и поцеловал ее
пьяным, бесчестным поцелуем. Она не сопротивлялась и не возмущалась.
Она была почти без сил. Не столько желая, сколько по привычке, я стал
мять ее грудь, пытаясь отыскать под тканью платья твердую пуговку
соска. Она смеялась как ребенок.

- 38 -
- Рэм, дурашка... Ты щекочешь меня, - подняв платье, я стал
целовать ее ноги, бедра, а она с хохотом поощряла меня, - вот здесь,
теперь здесь, так их, Рэм, так.
Я расстегнул пуговку ее трусов и, опрокинув ее на диван стащил
их совсем.
- Молодец, ловко, - смеялась она, пожирая меня похотливым взором.
- Ты еще не целовал мне живот, - воскликнула она, приподняв
платье. - Ну, что же ты?
Я стоял, с восторгом наблюдая ее бесстыжие порывы.
- А ты раздвинь ноги. Пожалуйста, - она широко разбросила по
дивану ноги, открыв моему похотливому взору свои прелести и, слегка
влажное от пота тело, блестело, как стеклянное, а губки влагалища
узенькие и длинные, приоткрылись, обнажив ярко-красный вход. Безумство
страсти сильнее разума. Я, позабыв все на свете, бросился на колени,
схватил ее за ляжки и приник губами к ней, чувствуя терпкий запах ее
плоти и солоноватый привкус горячих половых губ. Она корчилась от
наслаждения, болтая, какой-то вздор. Ее ноги сдавили мягкими
подушечками мое лицо.
- Подожди, - закричала она, - подожди, а то я кончусь.
Я оторвался от нее и, приглаживая мягкий живот рукой, еще и еще
раз окидывал сладострастным взглядом всю ее фигуру с очаровательными
складочками на изгибах талии. Она села, поправила платье и, посмотрев
на меня прошептала.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16