Чушь какая-то. Попытка вытеснить кошмар из сознания при помощи игры слов.» — Почему столько?
— Много?
— Ну, а если я скажу, что много?
— Нам лишнего не надо.
— Но почему я? Почему вы не можете сами? На этом ранчо меня охраняет армия, которая не тридцать шесть человек, а тридцать раз по шесть человек может убить.
— Дискуссия лишена смысла. Я уже объяснял: ты рождён, чтобы убивать. Сколько раз надо повторять, чтобы до тебя дошло? Ты можешь убить того, кого не могут убить другие. Если судьба хранит кого-то от любых невзгод, обыкновенный убийца, даже профессионал «экстра» не может с ним справится. Ты — другое дело. Ты — вне судьбы, вне игры. Потому-то тебе наплевать на правила.
Сол почувствовал азарт гончей, взявшей след. Если демон говорит правду (а он, скорее всего, знает, что говорит), то Сол имеет отличные шансы перебить всю банду во главе с холодильником и уйти куда угодно. Надо только уточнить, как проявляется его талант убийцы. Наверняка не все так просто, иначе демон не играл бы с огнём. Надо разговорить его. Вытянуть максимум информации.
— Я не считаю, что рождён для убийств. Я — мягкий и добрый человек. Жизнь меня ожесточила, но даже сейчас мне отвратительна мысль об убийстве. Ваши специалисты ошибаются. Разве они не могут ошибаться?
— На этот раз они не ошибаются. Я считаю, что могу доказать их правоту. Дело даже не в том, что независимо от твоего мягкого (чистейшая правда!) характера ты уже, вопреки своему желанию убил трех человек…
— Двух!
— Почему двух? Художник, страховой агент и, как тебе не неприятно узнать, — Джулия. Граната отлетела к ней только после твоего выстрела!
Сол обмяк. Азарт ушёл, на всё стало наплевать. Перехитрит он демона или не перехитрит… Любила его Джулия или обхаживала по долгу службы… А демон продолжал.
— Доказать нашу правоту можно «от противного». Вспомни два случая, когда ты отказался от убийства. С Джереми Курцем и с немцами-туристами в Африке. Во втором случае ты, обдумывая пути спасения, планировал позвонить кому-то из родственников этих туристов и предупредить. Ты даже мысленно нашёл в Кёльне родителей одной молоденькой туристки, очень переживавших за дочку. Увы, тебе никак не удавалось «поймать» их номер телефона. Так вот, по этим напряжённым поискам наши люди тебя и вычислили. Твоя беда в том, что ты взялся обдумывать неподходящие для тебя действия. А не подходит тебе все, кроме убийства. Если бы ты планировал убийство предводителя банды или шофёра автомобиля — до сих пор бы мы тебя искали.
— Что-то здесь не то, — сказал удивлённый Сол. — Да, я думал о туристах. Но ни до туристки, ни до её родителей мои мысли добраться не успели. Ваши люди атаковали раньше.
— В самом деле? — демон тоже выглядел удивлённым, — но мне же докладывали… Вот как мало мы знаем о даре ясновидения! Получается, тебя «зацепили» за действия, которые ты мог совершить, но не успел. Уникальный случай.
— Вы можете их спасти? — резко спросил Сол.
— Кого?
— Пассажиров автобуса?
— Пассажиров… Наверное, да. Но стоит ли? Почему надо спасать их, а не предотвращать авиакатастрофу в Индонезии или железнодорожную катастрофу в Китае? Тебя больше волнуют европейцы? Или ты просто не знал об этих двух назревающих катастрофах? Теперь, когда узнал, и их просишь предотвратить?
— Туристы погибают слишком мучительной смертью. В лапах дикарей… Я не могу объяснить.
— Тебя не устраивает качество смерти. Гм… А если их выведут из автобуса и тут же расстреляют на месте? Если автобус подорвётся на мине? Если он просто врежется во встречный бензовоз? Такая смерть тебя устроит? Послать моих ребят, чтобы организовали?
— По-моему, спасти намного проще, — Сол чувствовал, что демон переигрывает его по всем статьям.
— Может быть. Может быть… Самое забавное, что я совершенно не настаиваю на смерти этих людей. Она мне ничего не даёт, как и тебе. И их спасение мне ничуть не повредит. Как и тебе. Можно сказать, что я ничуть не возражаю, если ты захочешь заниматься филантропией. Но ведь невозможно просить нас о помощи и отказываться от сотрудничества с нами в одно и то же время. Ты — нам, мы — тебе.
— А не слишком ли дорогая цена?
— Тридцать шесть убийств? Дорогая? Мне кажется, туристов больше. Чем одни покойники лучше других? Тем более, твои жертвы должны умереть легко, если тебе не взбредёт в голову их помучить.
— Зная вас, я могу предположить, что каждое их моих убийств приведёт ещё к нескольким миллионам погибших в войнах, катастрофах, эпидемиях.
— Чепуха! Напряги свой пророческий дар — все равно ничего не разглядишь. Ты ведь даже не спросил, кто эти тридцать шесть. Эти люди, фактически, жертвы нашего научного эксперимента. Ни один из тридцати шести не мешает нам. И вместе они безопасны.
— Так почему…
— Тихо. Наши пророки просчитали: эти тридцать шесть человек — самые защищённые в мире. Нет, дело не в телохранителях, они есть лишь у одного. Но этих людей теоретически невозможно убить! У убийцы откажет винтовка, собьётся оптический прицел, пропадёт контакт во взрывателе бомбы, заглохнет автомобиль… Список возможных причин срыва бесконечен. До арбузной корки на дороге включительно.
— И из-за этого вы их убиваете?
— Представь себе. Из-за этого. Феномен тридцати шести ставит под сомнение наши возможности по контролю над миром. Наша власть под вопросом, пока есть такие люди. Ради их устранения мы готовы разыграть козырную карту — тебя.
— Давно вы о них знаете?
— Месяца два.
Сол попытался сообразить, когда он зашёл в квартиру с убитой блондинкой. Неделю назад? Месяц? Увы, ощущение времени отсутствовало напрочь.
— Ну, а как же вы раньше жили без абсолютной власти? Почему она понадобилась сейчас?
— Так и жили. Без власти. Но работали, чтобы овладеть ей. Фактически, она у нас уже есть. Но ведь: «Чтобы остаться на месте надо бежать очень быстро», — кажется так говорили в Зазеркалье? Или в Стране Чудес? Чем больше мы узнаем об абсолютном контроле, тем тяжелее нам его добиться. Но мы стараемся, работаем.
— Получается, что после убийства тридцати шести ваши пророки могут углядеть ещё тысячу кандидатов на тот свет?
— Если я с лёгкостью отвечу: «Нет», — ты подумаешь, что я вру. И будешь прав. Я не знаю, мы не знаем. Сомневаюсь. Худшее, что может быть — вместо этих тридцати шести появятся ещё тридцать шесть неуязвимых. Вероятностные линии вполне способны на подобную пакость.
— И что тогда?
— Убьёшь и этих.
— А получив ещё тридцать шесть?
— Плюнем и отцепимся. Будем считать, что это закон природы.
— Та-ак. А если после первого убийства неуязвимых станет в тридцать шесть раз больше?
— Тридцать шесть в квадрате… тысяча двести восемьдесят шесть. Тогда… тогда, думаю, продолжать не стоит. Лавина — штука непредсказуемо опасная.
— А может быть, можно отказаться от риска ещё раньше? Не убивая.
— Нет риска. Все уже просмотрено. Все тридцать шесть твоих убийств уже запротоколированы нашими пророками. И ни одна лавина не сорвалась. Хватит болтать. Ты должен сделать выбор. Я чувствую, что ты уже сделал его в нашу пользу. И чтобы ты не сбил себя с верной дороги, даю тебе всего лишь сутки для размышлений. Учти, несогласный с нами, ты опасен. И несмотря на вложенный капитал и уважение к твоему таланту, я, не дрогнув, отдам приказ о твоём уничтожении. Итак, через сутки мир может открыться перед тобой абсолютно в новом свете, либо погаснуть навсегда. До встречи.
32
Сол пожалел о забранных при обыске часах. С ними было намного удобнее вести обратный отсчёт времени. До смерти осталось столько-то часов, потом столько-то… Последний час… Минуты… Или демон не будет соблюдать точность? Что он обещал: сутки или двадцать четыре часа? Не вспомнить. Если сутки — срок приблизительный. Если двадцать четыре часа — может проявить пунктуальность. Намного занятнее другое обещание. О том, что смерть не будет мучительной. С чего бы это? Если демон хочет запугать свою жертву и таким образом склонить к сотрудничеству, то пыточный арсенал от Древнего Египта до гестапо и наших дней обширен, разнообразен и очень эффективен. Сол совсем не был уверен, сможет ли он устоять перед пытками. Но демону, на этот раз, не нужен его страх. Даже ценой покорности. Та-ак. Горячий след. О чём он говорит? Страх противопоказан Солу. Сильное потрясение, подобное попытке самоубийства в прошлый раз, может поднять его способности на качественно новый уровень. И если Сол-убийца, Сол-пророк (слабый, но не беда) всех устраивает и поддаётся контролю, то Сол — «Бог-знает-кто» — опасен, и лучше его до нового состояния не доводить. Правдоподобная версия. Какой вывод? Испугаться! Надо испугаться, во что бы то не стало.
Сол постарался. Представил себя мёртвым. С дыркой от выстрела во лбу. Нет, не с дыркой. Надо что-то более мерзкое, страшное. Выстрел разворотит все лицо. Кровь, мозг… Бр-р-р. Противно, да. Но не страшно. Чёрт возьми! Почему не страшно?! Это же противоестественно! Он, Сол не должен так относиться к смерти! Он родился, чтобы жить до ста двадцати, весь еврейский век. Не для того его растили папа с мамой. Сол вспомнил свои детские фотографии. Глазастенький мальчик с чубчиком. Хороший, послушный мальчик. Вот он дорос до мужчины в расцвете сил и должен умереть. Несправедливо…
Истерики не получалось. Хоть ты тресни, но не получалось. Ещё немного потужиться — смешно станет. Почему? А как же инстинкт самосохранения? В чём дело?
У Сола появился ответ. Увы не на вопрос о том, как выпутаться. Он внезапно осознал причину своего бесстрашия. Чего боятся люди перед смертью? Исчезновения. Полного. Был человек — нет человека. Остаётся кожаный мешок с мясом и костями, который вскоре тоже исчезнет. А вот всевозможные фанатики, идущие на смерть, не бояться. Они уверены, что их душа будет жить вечно. Фанатики сами ищут смерти, а другие, верующие без фанатизма, смерти не ищут, но умирают без особого страха, спокойно. Исповедуются, причащаются. Кстати, как умирают верующие евреи? К стыду своему, Сол не знал. Но дело не в этом. А в том, что пообщавшись почти со всеми видами нечисти (до вампиров включительно) Сол начал прозревать… Нет, у него появилась уверенность! Есть жизнь после смерти! Есть загробная жизнь! Потусторонняя… Неважны термины. Важно другое. Когда его тело исчезнет (в воде? в земле? в огне?) — душа или что-то вроде души сохранится. Откуда уверенность? Ведь даже четверти намёка не было на загробный мир. Элементарная дедукция? От оборотней к вампирам, от вампиров к… призракам. Раз есть первые и вторые, то почему не быть третьим? А кто такие призраки как не лучшее доказательство потусторонней жизни?
«Молодец» — с издёвкой похвалил себя Сол, — ты сумел победить свой важнейший инстинкт. Почему бы тебе вместо этого не победить своих врагов?»
Жизнь утратила ценность. Или он, Сол, утратил привычную систему ценностей? Если да, то зачем держаться за Мировое Добро? Почему не посотрудничать со злом? Убил, не убил — такой пустяк перед лицом вечности. Если смерти нет, если душа бессмертна, какой смысл удерживать души, мучая их в уязвимых болеющих телах? Настоящее Добро по новой логике — бывшее Зло. Великие освободители человечества — художник и Роман Агирре. Первый избавил от страданий миллионы наркоманов, второй — обитателей латиноамериканских трущоб, толпами сгоравших в огне континентальной войны.
Сол уже почти поверил самому себе. Почти-почти. Мешала сущая мелочь. Когда-то, лет десять назад в беседе с одним раввином он спросил: «Как же Бог, всемогущий еврейский Бог, если он есть, смог допустить гибель 6 миллионов евреев? Пусть не все из них были безгрешны, да, но уж дети-то, полтора миллиона детей погибли. Как же так?» А раввин ответил: «Увы, нам не дано понять Бога и объяснить его действия с точки зрения человеческой логики. Но простейшее объяснение: Бог решил взять их души именно тогда. Все эти миллионы за короткое время.» Они ещё долго спорили, Сол и раввин. Но Солу ответ запомнился. И не понравился. А последние его умозаключения очень похожи на этот ответ. Слишком похожи и этим не нравятся.
Сол прикинул, сколько времени ушло на философствование. Больше часа? Пять минут? Может быть и то, и другое. Стоит засыпать? Это в последние-то сутки… какая глупость, время так драгоценно. Надо искать выход. Испугаться не удалось. Остаётся размышлять. За что зацепиться в словах демона-холодильника? Как-то они проскользнули мимо памяти, эти слова. Сол ничего не запомнил. Так же ни одного факта, только болтовня.
Нет, было и что-то достойное запоминания. Например, число. 36. 36? Почему именно 36? Почему не 21? 36… Почему не 7? Везде и всегда фигурируют семёрки. Или… дюжины. Двенадцать апостолов, например. 36 — это три дюжины. Ну и что? Это также шестью шесть, шесть в квадрате. Ну и что? Ах, да, было ещё какое-то «число зверя». Но это… это… — 666. Три шестёрки. Приехали. Кто там когда-то занимался магией чисел? Пифагор. Подать сюда дух Пифагора, если уж душа бессмертна! Не идёт дух… Приехали. Тупик.
Память упорно толкала Сола в каком-то одном лишь ей известном направлении. Что-то крылось за числом 36. Что-то более важное, чем шестёрка в квадрате.
Сол прошёлся по своей комнатке-камере. 36, Пифагор, гематрия, раввин, Каббала… Гематрия, Каббала… Или с Каббалой никакой связи нет? Раввин рассказывал легенду… Или притчу? Что есть на свете тридцать шесть скрытых праведников. И пока они живы, существует мир. Если он, Сол, не ошибается, то исходя из числового значения ивритских букв этих праведников называли ламед-вавниками. Итак, есть 36 ламед-вавников, а Сол должен их убить. Вполне возможно, что это абсолютная чушь, но за неимением другой версии остановимся на этой. Пока существуют праведники, будет существовать весь мир. Единственное, что сохранилось в памяти Сола. А если напрячь память? Ничего. Да-а, скудная пища для размышлений. Получается, если Сол убьёт праведников, то мир прекратит своё существование? Каким образом? «За этим дело не станет, — ехидно сказал Сол самому себе. — Огласить весь список? Ядерная война, эпидемия какого-нибудь супер-СПИДа, геологические катаклизмы, новый ледниковый период, столкновение Земли с астероидом… Просто скучно придумывать причину.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20