https://wodolei.ru/catalog/installation/klavishi-smyva/Geberit/
Да, вот еще, говорит: "Нас трое, мы шебутные, Генка особенно, да и мы со Светкой можем в чем мать родила появиться. А я бы, мальчик мой, не хотела, чтобы ты все это видел". Потом погладила меня, поцеловала и вышла.
Он остановился.
- Ну, сначала там потихоньку было, а часам к одиннадцати началось. Такая гулянка разыгралась, что соседи сначала в потолок стучать начали, а потом и в дверь. Они открыли, извинялись долго, а потом потише стали. А уже к двенадцати музыку поубавили, только разговаривали громко и смеялись как-то, ну... как баба с мужиком смеются. Потом ко мне эта пришла... ну, подружка ихняя. Голая, с бутылкой шампанского и конфетой. Сначала не понял, что она голая, у меня только экран светился, а она как свет включит. Мамочки, но я одеяло на голову натянул, ничего не соображу.
Парня и теперь затрясло. В виде успокаивающего я выдал ему двадцать капель гнуснейшего пойла, не забыв и себя. Он выпил, и подталкивать в разговоре его уже не приходилось: он все переживал заново.
- Ну вот, я укрылся с головой, и страшно мне, и хочется посмотреть, а она в хрустальный стакан наливает шампанское, пьет и говорит: "За тебя, мальчик мой!" Тут я выглянул немного, и опять как по глазам ударило. Я девок-то в бане подглядывал, а тут по-другому все: не в щелку, а как в кино. Я вот сейчас глаза закрою и все как есть вижу. Высокая. Волосы такие каштановые, до титек. Она стакан на столик поставила, ко мне нагибается. Я опять спрятался, а она сверху ложится, посмеивается тихонько. Одеяло понемногу стаскивает, говорит что-то ласковое и целовать меня начала, за ухо кусает, титьками острыми по носу, губам. А меня всего корчит, и такое чувство, будто не со мной все происходит. И стыдно стало, хоть под раскладушку залезай. Она меня гладит и шепчет тихо: "Не волнуйся, мальчик". Потом повела меня в ванную. Мне стыдно. Думаю, вдруг Ирина выйдет или этот Гена. А подружка смеется: "Ничего, они сами такие же, голенькие".
- А у Ирины тихо было?
- Да нет, смеялись они, наверное надо мной. Два раза Светка к ним бегала, звали ее прямо на весь дом: "Светка, Светка, сюда. Быстро, Светка! Хватит там, Светка". А потом тихо вроде стало. Светка мне говорит: "Уснули, наверное. Есть хочу. Пойдем на кухню, чего-нибудь найдем в Иркином холодильнике". А у меня самого там колбаса лежит. "Идем", - отвечаю. Стал одеваться, а она мне: "Так идем. Там все равно никого нет". А я с ней уже как дурак стал, так и попер нагишом. А на кухне эти, голые - Гена и Ирина. Он меня увидел, заржал. Я убежать хотел, Светка не пускает, смеются все. Я тогда фартук Иринин на срам накинул и стою посреди кухни. Мне б сквозь землю провалиться.
Но тут Ирина и говорит: "Отпустим пацана, ему рано вставать. Если чего захочет, к нам зайдет". Я ушел, но заснуть уже не смог. Надел шорты, постучался к ним. Зашел, говорю: "Свет, можно тебя?" А она недовольная... А я...
- Василий Иванович, а ты когда зашел, что там было?
- Ну, полутемно, маленькая такая лампочка на ножке у дивана. Гена храпел у стенки, Ирина лежала с краю, не спала, а Света в раздвижном кресле. Между ними столик с пустыми бутылками и едой. Накурено страсть как! Магнитофон был... Утром-то Ирина и говорит: "Никому ни слова, ты ведь мужик". Ой, - парень обалдело посмотрел на меня, - а я рассказываю... Что теперь будет...
- Спи спокойно, эта тайна умрет со мной. Ну ладно, Василий Иванович, вижу я, что не вытащить мне Ирины из этого омута... Ты уж не говори ей о моем приходе!
Я потряс его руку и вышел в прохладу вечера, только теперь понимая, как устал. И эта версия, похоже, провалилась. Правда, что-то было здесь невкусно или, наоборот, очень вкусно! Думать уже не хотелось. Почти восемь, а мне предстояло нанести еще один визит.
"Может, по телефону?" - спросил я себя с надеждой, но понял, что со мной попросту не станут разговаривать.
* * *
Уже не пьянки ради - для поднятия тонуса хотя бы на час - я зашел в кабак, на ходу отметив, что если раньше регулярно его навещал, то последние два года это стало мне не по зарплате.
Народу было мало и, наверное, все свои: чувствовался этакий налаженный семейный быт. Меня восприняли как бродячего кобеля, по глупости зашедшего в Третьяковскую галерею.
А мне было все равно. Откинувшись в кресле и вытянув ноги во всю их уставшую длину, я закрыл глаза, пытаясь сделать какие-то выводы из сегодняшних посещений.
А выводы, выскакивая из мозговых извилин, сразу становились такими же извилистыми, сплетаясь и запутываясь в черный клубок, который становился все больше и больше, пока наконец не закрыл мое сознание.
Меня трясли за плечо, и пришлось открыть глаза.
- Господин э-э-э... господин э-э-э...
- Генерал, - помог я бедняге официанту.
- Что желаете, господин генерал? - нисколько не смутился он.
- Господин генерал желают, чтобы ты, любезный, пришел сюда через две минуты с бутылкой нормального коньяка, пачкой хороших отечественных сигарет и куском колбасы. Шевелись, братец.
Он пришел через три минуты. Все было выполнено так, как я просил.
Я рассчитывал уложиться в десять тысяч, но ошибся ровно в два раза.
- Господин генерал, у нас правило: непостоянные клиенты рассчитываются сразу!
"Чувырло, помноженное на этикет, - это кошмарно, да, кошмарно", подумал я, выкидывая на стол два "куска". С первой же хорошей рюмахи меня кисло повело, а вторая наконец справилась с поставленной перед ней задачей.
Я ожил. Быстро сожрав пережаренный кусок колбасы, захватив сигареты и коньяк, я поспешно вышел из чужого мутного царства.
Новый четырехэтажный дом стоял в центре. Нужная квартира была на втором этаже. Меня туда и впустил сам хозяин.
- Глеб Андреевич, покорнейше прошу прощения.
- Что вам нужно?
- На огонек к вам, по коньячку, так сказать.
- Уходите, я занят. И не собираюсь отвечать на ваши вопросы.
Я, вроде бы пытаясь открыть замок, пробормотал:
- Да я не спрашивать, а рассказать вам хотел.
- Не надо, идите! - Он распахнул передо мной дверь.
- Прощайте, может, в последний раз видимся! Уже Валентину убили.
- Что за херню ты, Гончаров, опять несешь?
- А мы что, будем разговаривать на лестничной площадке? Тогда будьте добры, прикажите сюда два стула.
- Не фиглярствуй, заходи. У меня, между прочим, разуваются! Человек я простой, не аристократ. Прислуги не держу.
- Не думал, что такие квартиры у нас еще строят, - заметил я, проходя за ним в кабинет.
- Не про вашу честь, - отрезал он, указывая на кожаное кресло. - Что ты там молол?
- А вы еще не знаете? - Я прекрасно понимал, что, пока не наберут нужных сведений, его не тронут, но надо было этого кита поводить за нос. Странно, странно, ну да ладно. Вы мне с утра чего-то недосказали; я подумал, может, сейчас, прикинув инструмент к носу, вы мне тихонько обо всем и доложите. А?
- Что с Валентиной? Где она?
Я посмотрел на часы:
- Теперь-то девять. Уже, наверное, в морге, после вскрытия. А жалко, красивая была баба.
- Да говори ты толком! Не морочь мне голову.
- Так, Глеб Андреевич, надо бы по маленькой.
Широким жестом я приоткрыл полу пиджака, показывая початую бутылку коньяку.
- Обнаглел! - Он выскочил в бесконечность своей квартиры, а я с интересом оглядел стан наших бывших идейных поводырей. И надо сказать, стан мне понравился, и даже больше кротовского: несло от него этакой перспективой в будущее, в даль светлую. Модерново, но основательно, и похоже, это обиталище отбирать не спешили. Оно действительно: квартира есть неприкосновенный очаг. А дачи в глаза бросаются разному грибному люду, если не огорожены, конечно. - Рассказывай! - Глеб Андреевич из принесенной собственной бутылки наполнил два стограммовых хрустальных бочонка с красивой позолотой по рискам.
- А почему не мой пьем? Боитесь отравы? Так ведь изгнанных королей не травят. Кому они нужны?
- Да не поэтому. Неси домой. Хоть раз твоя баба нормальный коньяк попробует, голь перекатная. Как бы я раньше-то тебя... да ты б за версту тогда этот дом обходил, пацан. А твой начальник... - Чистов скрипнул зубами.
- Бывший, - вставил я.
- Ну да, вот уж гнида так гнида. Как ему самого себя не стыдно! Как это, у Достоевского, что ли: "Знаю, что подл, знаю, что низок, тем и горжусь". Мразь отменная.
- Я солидарен с вами в этом вопросе. Так выпьем же за наше совпадение.
- Давай, Гончаров.
Мы опрокинули, и хозяин кивнул на бильярд:
- Пойдем, надеру.
Я взял кий и разбил заготовленную пирамиду.
В левую, дальнюю от меня лузу влетел шар. Первый, он оказался и последним, потому что второй мой удар был холостым, а больше бить мне не пришлось. Игра длилась две минуты.
- Салага, попробуй еще.
- Нет, хватит пока.
- Ну, кури и рассказывай.
- Значит, так. После вашего хлебосольства я отправился, как вы были информированы, к Валентине Александровне Беловой. На звонок мне не ответили, и я толкнул дверь. Просто так, заметьте, не взламывал, просто толкнул. А вообще-то, Глеб Андреевич, я бы хотел помыть руки. Где у вас ванная комната? Я буду мыть руки, а вы меня слушать.
- Не надо в ванную, я вырублю сейчас.
- Один микрофон вырубите, а сколько их у вас, о которых вы знаете, и сколько, о которых не знаете. Для меня это не страшно, а вот вам неприятности обеспечены, если разговор наш состоится.
- Убедил, пойдем на воздух.
В кресле было так хорошо и удобно, что я с трудом приказал себе опять топать по улице.
- Когда я вошел, труп вашей знакомой лежал в большой комнате лицом как раз к двери. Она была совершенно голой, а во рту торчал прочный кляп. Ее пытали утюгом и кипятильником, мне думается, пытали долго и безжалостно. Подонков, судя по всему, было не меньше двух. Обгоревшая кожа была почти по всему телу, можно было бы умереть просто от боли, но в конце садисты сломали и хребет. Зачем вы это сделали?
- Оставь, Гончаров, свои шутки. И не бери, как у вас говорится, на понт. А дело скверное.
Чистов уже был не такой, как утром. Игривая энергия его истощилась, он выглядел уставшим и старым.
- А дело скверное, - повторил однотонно, видимо прикидывая какой-то шаг.
Немного отстав, я не мешал ему принять решение, наверное трудное. Наконец он спросил:
- А если я больше ничего вам не скажу?
- Тогда они доберутся и до вас, если, конечно, это не вы убили Валентину. Ну а если вы, то до вас рано или поздно доберется любимый вами Артемов. Как видите, куда ни кинь, всюду клин: ведь если вы не виноваты, тем более будет неприятно ощутить в заднице раскаленный кипятильник. А я уверяю вас, они ни перед чем не остановятся, будут искать червонцы до конца... У Валентины они их не нашли, судя по полнейшему бедламу в квартире. Ушли неудовлетворенными. Кто у них остается теперь на очереди?
- Кто? - Он испуганно присел.
- Вы и Князев. Это в том случае, если Князев к этой истории не причастен и золотишко увела Валентина или кто-то сторонний. Ну а если здесь замешан он сам, то...
- То что?
- То остается один человек, и этот человек - вы, Глеб Андреевич Чистов.
Он сжался и растерянно заморгал.
- Давайте подумаем. Три посторонних человека знали о стариковских "рыжиках". Как и откуда, мы разберемся позже. И вот старика грохнули, червонцы, естественно, пропали. В первую очередь подозрение падает на друзей и бывших коллег, к тому же знавших о "сундуке" Кротова. А это Чистов, Князев, Белова. Но и Беловой вскоре сворачивают шею. И сворачивает, заметьте, кто-то из знакомых, потому как людям посторонним так поздно дверь она бы не открыла. Кстати, когда вы с ней разговаривали?
- Э-э-э, часов в десять с минутами.
- Вот видите. Теперь получается несколько версий. По порядку. Первая: убила старика и забрала деньги Валентина, но кто-то из вас двоих, зная о кладе, попросил поделиться добычей. Она не согласилась, и ее не стало. Подозреваемые - Князев, Чистов. Вторая: кто-то из вас двоих ухлопал Кротова, но денег в тайнике не нашел. Убийца думал, что их взяла Валентина или что он их ей подарил. Старается пыткой ими завладеть. Заметая следы, убивает. Подозреваемые - Князев, Чистов. Третья (она шаткая, но возможная): убили старика посторонние люди. Но денег опять-таки не нашли. Что им остается? Искать их у близких к старику людей. Ближе всех к нему была Валентина. Они об этом знали и посетили ее первой. Результат вам известен. Очередь за... А теперь еще чуток терпения, бедный мой Глеб Андреевич. Как вы думаете, кого они посетят следующего: вас или Князева, окруженного охранниками-мордоворотами?
И напоследок, на закусь, так сказать. Вернемся ко второй версии. Один из вас, Чистов или Князев, не найдя денег у Валентины, как вы думаете, какие предпримет действия? Я так думаю, он попробует найти ее сообщника из своего круга, а круг-то узкий...
Это была ловушка на понт, потому что этих самых версий у меня самого было штук десять, они дрались друг с другом, перемешивались, двоились, складывались в моей бедной голове, надо мной же измываясь. Но ловушка сработала. Человек сломался.
- Я вам все расскажу, Константин Иванович, все, что знаю, как на духу.
За полчаса, что я ему нес галиматью, крепкие его щечки подряблели и бульдожьими бурлами опустились вниз.
- Сейчас я, Господи, да надо ж было сразу рассказать. Дайте коньяку глотну, знобит что-то.
Я протянул ему коньяк и, не удержавшись, сказал:
- У бабы моей пайку изо рта рвешь, Глеб Андреевич. Портвейну не пробовала, не по-христиански, - ныл я, пока его организм всасывал мой коньяк вовнутрь. - Могли бы глоточек оставить, - проводил я глазами траекторию полета пустого пузыря.
- Ничего, ничего, Константин Иванович, найдем еще. Спрашивай.
- Давайте сначала. Как вы, Князев, Белова и Чистов, узнали о существовании монет?
- А-а-а, дело было так. Сразу после смерти жены, мы еще в силе были, засобирался наш любимый Андрей Семенович посетить гниющие капиталистические страны. Ну собрался и собрался. Поехал. Горе у человека, понимать надо. Гнил он там больше месяца, а примерно через пару недель ко мне товарищ ваш приходит. Не буду называть кто, да это роли не играет. Ну так вот, является он ко мне с папочкой фактов не очень приятных, из которых следует, что гражданин Кротов месяц назад через посредника имел контакт с зубным техником Шмеерзоном (это условная фамилия), причем не у нас, а в небольшом городе Кислопотово (это тоже условно), но все же регионально и административно находящемся в нашей компетенции.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14
Он остановился.
- Ну, сначала там потихоньку было, а часам к одиннадцати началось. Такая гулянка разыгралась, что соседи сначала в потолок стучать начали, а потом и в дверь. Они открыли, извинялись долго, а потом потише стали. А уже к двенадцати музыку поубавили, только разговаривали громко и смеялись как-то, ну... как баба с мужиком смеются. Потом ко мне эта пришла... ну, подружка ихняя. Голая, с бутылкой шампанского и конфетой. Сначала не понял, что она голая, у меня только экран светился, а она как свет включит. Мамочки, но я одеяло на голову натянул, ничего не соображу.
Парня и теперь затрясло. В виде успокаивающего я выдал ему двадцать капель гнуснейшего пойла, не забыв и себя. Он выпил, и подталкивать в разговоре его уже не приходилось: он все переживал заново.
- Ну вот, я укрылся с головой, и страшно мне, и хочется посмотреть, а она в хрустальный стакан наливает шампанское, пьет и говорит: "За тебя, мальчик мой!" Тут я выглянул немного, и опять как по глазам ударило. Я девок-то в бане подглядывал, а тут по-другому все: не в щелку, а как в кино. Я вот сейчас глаза закрою и все как есть вижу. Высокая. Волосы такие каштановые, до титек. Она стакан на столик поставила, ко мне нагибается. Я опять спрятался, а она сверху ложится, посмеивается тихонько. Одеяло понемногу стаскивает, говорит что-то ласковое и целовать меня начала, за ухо кусает, титьками острыми по носу, губам. А меня всего корчит, и такое чувство, будто не со мной все происходит. И стыдно стало, хоть под раскладушку залезай. Она меня гладит и шепчет тихо: "Не волнуйся, мальчик". Потом повела меня в ванную. Мне стыдно. Думаю, вдруг Ирина выйдет или этот Гена. А подружка смеется: "Ничего, они сами такие же, голенькие".
- А у Ирины тихо было?
- Да нет, смеялись они, наверное надо мной. Два раза Светка к ним бегала, звали ее прямо на весь дом: "Светка, Светка, сюда. Быстро, Светка! Хватит там, Светка". А потом тихо вроде стало. Светка мне говорит: "Уснули, наверное. Есть хочу. Пойдем на кухню, чего-нибудь найдем в Иркином холодильнике". А у меня самого там колбаса лежит. "Идем", - отвечаю. Стал одеваться, а она мне: "Так идем. Там все равно никого нет". А я с ней уже как дурак стал, так и попер нагишом. А на кухне эти, голые - Гена и Ирина. Он меня увидел, заржал. Я убежать хотел, Светка не пускает, смеются все. Я тогда фартук Иринин на срам накинул и стою посреди кухни. Мне б сквозь землю провалиться.
Но тут Ирина и говорит: "Отпустим пацана, ему рано вставать. Если чего захочет, к нам зайдет". Я ушел, но заснуть уже не смог. Надел шорты, постучался к ним. Зашел, говорю: "Свет, можно тебя?" А она недовольная... А я...
- Василий Иванович, а ты когда зашел, что там было?
- Ну, полутемно, маленькая такая лампочка на ножке у дивана. Гена храпел у стенки, Ирина лежала с краю, не спала, а Света в раздвижном кресле. Между ними столик с пустыми бутылками и едой. Накурено страсть как! Магнитофон был... Утром-то Ирина и говорит: "Никому ни слова, ты ведь мужик". Ой, - парень обалдело посмотрел на меня, - а я рассказываю... Что теперь будет...
- Спи спокойно, эта тайна умрет со мной. Ну ладно, Василий Иванович, вижу я, что не вытащить мне Ирины из этого омута... Ты уж не говори ей о моем приходе!
Я потряс его руку и вышел в прохладу вечера, только теперь понимая, как устал. И эта версия, похоже, провалилась. Правда, что-то было здесь невкусно или, наоборот, очень вкусно! Думать уже не хотелось. Почти восемь, а мне предстояло нанести еще один визит.
"Может, по телефону?" - спросил я себя с надеждой, но понял, что со мной попросту не станут разговаривать.
* * *
Уже не пьянки ради - для поднятия тонуса хотя бы на час - я зашел в кабак, на ходу отметив, что если раньше регулярно его навещал, то последние два года это стало мне не по зарплате.
Народу было мало и, наверное, все свои: чувствовался этакий налаженный семейный быт. Меня восприняли как бродячего кобеля, по глупости зашедшего в Третьяковскую галерею.
А мне было все равно. Откинувшись в кресле и вытянув ноги во всю их уставшую длину, я закрыл глаза, пытаясь сделать какие-то выводы из сегодняшних посещений.
А выводы, выскакивая из мозговых извилин, сразу становились такими же извилистыми, сплетаясь и запутываясь в черный клубок, который становился все больше и больше, пока наконец не закрыл мое сознание.
Меня трясли за плечо, и пришлось открыть глаза.
- Господин э-э-э... господин э-э-э...
- Генерал, - помог я бедняге официанту.
- Что желаете, господин генерал? - нисколько не смутился он.
- Господин генерал желают, чтобы ты, любезный, пришел сюда через две минуты с бутылкой нормального коньяка, пачкой хороших отечественных сигарет и куском колбасы. Шевелись, братец.
Он пришел через три минуты. Все было выполнено так, как я просил.
Я рассчитывал уложиться в десять тысяч, но ошибся ровно в два раза.
- Господин генерал, у нас правило: непостоянные клиенты рассчитываются сразу!
"Чувырло, помноженное на этикет, - это кошмарно, да, кошмарно", подумал я, выкидывая на стол два "куска". С первой же хорошей рюмахи меня кисло повело, а вторая наконец справилась с поставленной перед ней задачей.
Я ожил. Быстро сожрав пережаренный кусок колбасы, захватив сигареты и коньяк, я поспешно вышел из чужого мутного царства.
Новый четырехэтажный дом стоял в центре. Нужная квартира была на втором этаже. Меня туда и впустил сам хозяин.
- Глеб Андреевич, покорнейше прошу прощения.
- Что вам нужно?
- На огонек к вам, по коньячку, так сказать.
- Уходите, я занят. И не собираюсь отвечать на ваши вопросы.
Я, вроде бы пытаясь открыть замок, пробормотал:
- Да я не спрашивать, а рассказать вам хотел.
- Не надо, идите! - Он распахнул передо мной дверь.
- Прощайте, может, в последний раз видимся! Уже Валентину убили.
- Что за херню ты, Гончаров, опять несешь?
- А мы что, будем разговаривать на лестничной площадке? Тогда будьте добры, прикажите сюда два стула.
- Не фиглярствуй, заходи. У меня, между прочим, разуваются! Человек я простой, не аристократ. Прислуги не держу.
- Не думал, что такие квартиры у нас еще строят, - заметил я, проходя за ним в кабинет.
- Не про вашу честь, - отрезал он, указывая на кожаное кресло. - Что ты там молол?
- А вы еще не знаете? - Я прекрасно понимал, что, пока не наберут нужных сведений, его не тронут, но надо было этого кита поводить за нос. Странно, странно, ну да ладно. Вы мне с утра чего-то недосказали; я подумал, может, сейчас, прикинув инструмент к носу, вы мне тихонько обо всем и доложите. А?
- Что с Валентиной? Где она?
Я посмотрел на часы:
- Теперь-то девять. Уже, наверное, в морге, после вскрытия. А жалко, красивая была баба.
- Да говори ты толком! Не морочь мне голову.
- Так, Глеб Андреевич, надо бы по маленькой.
Широким жестом я приоткрыл полу пиджака, показывая початую бутылку коньяку.
- Обнаглел! - Он выскочил в бесконечность своей квартиры, а я с интересом оглядел стан наших бывших идейных поводырей. И надо сказать, стан мне понравился, и даже больше кротовского: несло от него этакой перспективой в будущее, в даль светлую. Модерново, но основательно, и похоже, это обиталище отбирать не спешили. Оно действительно: квартира есть неприкосновенный очаг. А дачи в глаза бросаются разному грибному люду, если не огорожены, конечно. - Рассказывай! - Глеб Андреевич из принесенной собственной бутылки наполнил два стограммовых хрустальных бочонка с красивой позолотой по рискам.
- А почему не мой пьем? Боитесь отравы? Так ведь изгнанных королей не травят. Кому они нужны?
- Да не поэтому. Неси домой. Хоть раз твоя баба нормальный коньяк попробует, голь перекатная. Как бы я раньше-то тебя... да ты б за версту тогда этот дом обходил, пацан. А твой начальник... - Чистов скрипнул зубами.
- Бывший, - вставил я.
- Ну да, вот уж гнида так гнида. Как ему самого себя не стыдно! Как это, у Достоевского, что ли: "Знаю, что подл, знаю, что низок, тем и горжусь". Мразь отменная.
- Я солидарен с вами в этом вопросе. Так выпьем же за наше совпадение.
- Давай, Гончаров.
Мы опрокинули, и хозяин кивнул на бильярд:
- Пойдем, надеру.
Я взял кий и разбил заготовленную пирамиду.
В левую, дальнюю от меня лузу влетел шар. Первый, он оказался и последним, потому что второй мой удар был холостым, а больше бить мне не пришлось. Игра длилась две минуты.
- Салага, попробуй еще.
- Нет, хватит пока.
- Ну, кури и рассказывай.
- Значит, так. После вашего хлебосольства я отправился, как вы были информированы, к Валентине Александровне Беловой. На звонок мне не ответили, и я толкнул дверь. Просто так, заметьте, не взламывал, просто толкнул. А вообще-то, Глеб Андреевич, я бы хотел помыть руки. Где у вас ванная комната? Я буду мыть руки, а вы меня слушать.
- Не надо в ванную, я вырублю сейчас.
- Один микрофон вырубите, а сколько их у вас, о которых вы знаете, и сколько, о которых не знаете. Для меня это не страшно, а вот вам неприятности обеспечены, если разговор наш состоится.
- Убедил, пойдем на воздух.
В кресле было так хорошо и удобно, что я с трудом приказал себе опять топать по улице.
- Когда я вошел, труп вашей знакомой лежал в большой комнате лицом как раз к двери. Она была совершенно голой, а во рту торчал прочный кляп. Ее пытали утюгом и кипятильником, мне думается, пытали долго и безжалостно. Подонков, судя по всему, было не меньше двух. Обгоревшая кожа была почти по всему телу, можно было бы умереть просто от боли, но в конце садисты сломали и хребет. Зачем вы это сделали?
- Оставь, Гончаров, свои шутки. И не бери, как у вас говорится, на понт. А дело скверное.
Чистов уже был не такой, как утром. Игривая энергия его истощилась, он выглядел уставшим и старым.
- А дело скверное, - повторил однотонно, видимо прикидывая какой-то шаг.
Немного отстав, я не мешал ему принять решение, наверное трудное. Наконец он спросил:
- А если я больше ничего вам не скажу?
- Тогда они доберутся и до вас, если, конечно, это не вы убили Валентину. Ну а если вы, то до вас рано или поздно доберется любимый вами Артемов. Как видите, куда ни кинь, всюду клин: ведь если вы не виноваты, тем более будет неприятно ощутить в заднице раскаленный кипятильник. А я уверяю вас, они ни перед чем не остановятся, будут искать червонцы до конца... У Валентины они их не нашли, судя по полнейшему бедламу в квартире. Ушли неудовлетворенными. Кто у них остается теперь на очереди?
- Кто? - Он испуганно присел.
- Вы и Князев. Это в том случае, если Князев к этой истории не причастен и золотишко увела Валентина или кто-то сторонний. Ну а если здесь замешан он сам, то...
- То что?
- То остается один человек, и этот человек - вы, Глеб Андреевич Чистов.
Он сжался и растерянно заморгал.
- Давайте подумаем. Три посторонних человека знали о стариковских "рыжиках". Как и откуда, мы разберемся позже. И вот старика грохнули, червонцы, естественно, пропали. В первую очередь подозрение падает на друзей и бывших коллег, к тому же знавших о "сундуке" Кротова. А это Чистов, Князев, Белова. Но и Беловой вскоре сворачивают шею. И сворачивает, заметьте, кто-то из знакомых, потому как людям посторонним так поздно дверь она бы не открыла. Кстати, когда вы с ней разговаривали?
- Э-э-э, часов в десять с минутами.
- Вот видите. Теперь получается несколько версий. По порядку. Первая: убила старика и забрала деньги Валентина, но кто-то из вас двоих, зная о кладе, попросил поделиться добычей. Она не согласилась, и ее не стало. Подозреваемые - Князев, Чистов. Вторая: кто-то из вас двоих ухлопал Кротова, но денег в тайнике не нашел. Убийца думал, что их взяла Валентина или что он их ей подарил. Старается пыткой ими завладеть. Заметая следы, убивает. Подозреваемые - Князев, Чистов. Третья (она шаткая, но возможная): убили старика посторонние люди. Но денег опять-таки не нашли. Что им остается? Искать их у близких к старику людей. Ближе всех к нему была Валентина. Они об этом знали и посетили ее первой. Результат вам известен. Очередь за... А теперь еще чуток терпения, бедный мой Глеб Андреевич. Как вы думаете, кого они посетят следующего: вас или Князева, окруженного охранниками-мордоворотами?
И напоследок, на закусь, так сказать. Вернемся ко второй версии. Один из вас, Чистов или Князев, не найдя денег у Валентины, как вы думаете, какие предпримет действия? Я так думаю, он попробует найти ее сообщника из своего круга, а круг-то узкий...
Это была ловушка на понт, потому что этих самых версий у меня самого было штук десять, они дрались друг с другом, перемешивались, двоились, складывались в моей бедной голове, надо мной же измываясь. Но ловушка сработала. Человек сломался.
- Я вам все расскажу, Константин Иванович, все, что знаю, как на духу.
За полчаса, что я ему нес галиматью, крепкие его щечки подряблели и бульдожьими бурлами опустились вниз.
- Сейчас я, Господи, да надо ж было сразу рассказать. Дайте коньяку глотну, знобит что-то.
Я протянул ему коньяк и, не удержавшись, сказал:
- У бабы моей пайку изо рта рвешь, Глеб Андреевич. Портвейну не пробовала, не по-христиански, - ныл я, пока его организм всасывал мой коньяк вовнутрь. - Могли бы глоточек оставить, - проводил я глазами траекторию полета пустого пузыря.
- Ничего, ничего, Константин Иванович, найдем еще. Спрашивай.
- Давайте сначала. Как вы, Князев, Белова и Чистов, узнали о существовании монет?
- А-а-а, дело было так. Сразу после смерти жены, мы еще в силе были, засобирался наш любимый Андрей Семенович посетить гниющие капиталистические страны. Ну собрался и собрался. Поехал. Горе у человека, понимать надо. Гнил он там больше месяца, а примерно через пару недель ко мне товарищ ваш приходит. Не буду называть кто, да это роли не играет. Ну так вот, является он ко мне с папочкой фактов не очень приятных, из которых следует, что гражданин Кротов месяц назад через посредника имел контакт с зубным техником Шмеерзоном (это условная фамилия), причем не у нас, а в небольшом городе Кислопотово (это тоже условно), но все же регионально и административно находящемся в нашей компетенции.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14