Примерно представляя, что последует дальше, я, тактично попрощавшись, вышел.
Уже открывая тугую парадную дверь, я услышал за спиной громкий шепот:
- Иваныч, сюда спустись, разговор есть.
Плохо освещенные ступени вели вниз, в подвал. Там горела тусклая лампочка, освещая тучную фигуру Эдуарда.
- Что за тайна у дитя подземелья? - спросил я, спускаясь.
- Пойдем, Иваныч, ко мне. Ой, что покажу.
"Голубь решил проучить меня посредством друзей или чего-нибудь тяжелого", - подумал я, вежливо отказавшись от любезного предложения. Боком я начал уже подниматься к выходу, держа слесаря в поле зрения, но он, отгадав мои сокровенные мысли, молитвенно сложил ручищи и страстно зашипел:
- Иваныч, ты не подумай чего, штука важная. А за то извиняй, дурак я пьяный. Ей-богу, вот, гляди.
Он сунул мне мятую фотографию. На ней была изображена довольно миловидная женщина примерно лет тридцати. Что-то неуловимо знакомое мелькнуло и исчезло, оставив непонятное смутное чувство.
- Это мать Бориса, - пояснил Эдик. - На чердаке нашел, возле трупа того бомжа. А дома у Бориса я не хотел говорить, чтоб, значит, не расстраивался он.
- Ну давай, веди в свою конуру.
В биндюжке стоял верстак, старый, но работающий телевизор и кем-то выброшенный диван. При свете мощной лампы я еще раз разглядел фотографию. Конечно же нос и глаза как у Бориса, а остальное сын, очевидно, унаследовал от отца.
- Ну, рассказывай, - разрешил я Эдику, устраиваясь между диванными пружинами.
Он как-то сразу поскучнел и замялся, но вдруг, обнаглев, выпалил:
- На Западе за сведения платят.
- Эдя, - парировал я мягко, - мы же не на Западе, мы на Востоке. А как чудно я тебя трахнул по черепу, прелесть. Эх, - выдохнул я, привставая.
- Только попробуй еще, - завизжал он, выхватывая разводной ключ. - Я с тобой как с человеком, а ты... Был мент, ментом и остался.
- О-о-о, а откуда такие сведения?
- От верблюда. - Он умолк, как подавился.
- Ну? - Я давно заметил начатую бутылку под верстаком и теперь сделал вид, что нагибаюсь за ней. Это отвлекло его внимание, и через секунду гаечный ключ со свистом влетел в стену, а сантехник, кряхтя от боли, с рукой, взятой мной на излом, отбивал лбом поклоны.
- Видишь, Эдинька, что бывает, когда не слушают старших? Что ты хотел сказать дяденьке?
- Мент поганый, - просипел он и взвизгнул от боли. - Отпусти, все расскажу.
- И дядю Костю не шарахнешь тупым твердым предметом по голове?
- Не шарахну.
- И будешь сидеть тихо и скромно? Как девушка на выданье?
- Ага. - Он сел к верстаку, обхватив руками колени, всем своим видом показывая покорность и готовность ответить на любые, самые неприятные и каверзные вопросы. - Иваныч, а может, по сто? - Он кивнул под верстак.
- Потом, Эдик. Рассказывай.
- Да что тут рассказывать? На третьем этаже, в шестой квартире, потолок промокать стал. Он-то давно промокает, да у меня все руки не доходят. А тут в понедельник ко мне Эрнст Львович пришел, Христом Богом молит: "Сделай что-нибудь. На рояль с потолка капать начало". Ну понятно, пожалел старика, даже деньги сначала не хотел брать. Прихватил я свой ридикюль с ключами, поперся наверх. На площадке перед входом на чердак остановился, по карманам шарю, ищу ключ - там замок амбарный, навесной. Тут мне запах послышался, тухлятиной тянет. Неужто, думаю, Кротов из пятой квартиры так завонял? Его как раз с утра из морга доставили после вскрытия. Потом смотрю, а дверь-то чердачная не заперта, замок висит, а пробой из косяка выдран. Я дверь дернул, и тут мне этот запах в нос шибанул. Я, Иваныч, на запахи-то не очень реагирую, а тут прореагировал прямо на площадку. Однако, думаю, надо глянуть - что к чему. Платочек керосином смочил, прижал к носу и зашел. Там темно, но мертвяка я тут же увидел: он сразу, в метре от входа, в пыли лежал, раздутый весь. А фотография эта у самого входа была. Я ее и подобрал. Участкового позвал, а фотку не отдал мало ли что, думаю. Борьке и так не сладко, а еще по этому делу таскать будут.
- А что за труп? Знакомый?
- Да нет, бомжик какой-то, не наш, залетный. Своих-то я знаю, до осени тут Сашка с Натальей Александровной жили. Они спокойные, у них и ключ от чердака был, не безобразничали. А по осени, как в Ташкент подались, так с концами, может, уже так же, как этот... Ясное дело: житьишко у них не сладкое.
Я вытащил пятисотенную бумажку.
- Это тебе за информацию, но на чердак нужно взглянуть. Проводи.
- Да иди сам. Зачем я нужен? Вверх по лестнице - и упрешься в зеленую дверь. Вот тебе ключ, а у меня дел полно. Да и ходить туда настроения нет.
Он протянул ключ и взамен ловко выдернул купюру.
Стараясь не привлекать внимания, я поднялся на площадку перед чердачным входом. Обычная стандартная площадка - два на четыре метра, как на всех этажах. Только в стене находилась одна дверь - непосредственный выход. По обеим сторонам составлена старая мебель. Справа - огромный неуклюжий буфет и обитый металлическими полосами сундук. Слева - какие-то тумбочки, разнокалиберные стулья и унитаз. За стенкой буфета и фронтальной стеной чердака из грязного тряпья было сложено лежбище, и ширина всей норы что-то порядка полуметра. На самом чердаке интересного ничего обнаружить не удалось, если не считать уймы разнокалиберных следов - свидетельство недавнего людского пребывания.
Отдав ключ, я вышел на улицу, толком не зная, что предпринять дальше. Следовало обойти всех кротовских друзей, поговорить с участковым, пообедать и позвонить Ленке, моей приходящей не то жене, не то любовнице. Щурясь на солнце, я стоял как буриданов осел, никого не трогая и общаясь исключительно с самим собой.
Едва не сбив меня с ног, мимо промчался пацан, прижимая к себе сверток. За ним по-слоновьи топал пузан лет пятидесяти, в мятой милицейской рубашке и в таких же жеваных штанах.
- Все равно знаю! - орал он вслед убегающему, безнадежно отставая. Все равно знаю, где ты живешь.
- Тогда зачем об этом говорить? - приветливо спросил я, незаметно подключаясь к неспешному бегу участкового.
- Да откуда я знаю? - тяжело отдуваясь, выдохнул он. - Костюм спортивный с прилавка увел, сволочь, у кавказца.
- Так тот, наверное, и не заметил.
- Ага, не заметил. Так завопил, что транспорт остановился. А вы кто будете? - совсем уже останавливаясь, поинтересовался он.
- Константин Иванович Гончаров.
- И что вам, гражданин Гончаров, нужно от капитана Бабича?
- Поговорить.
- Тогда идем ко мне в участок.
- Может, лучше в столовую? Я еще не обедал.
- А я в столовых не питаюсь. Финансы, знаете ли, не позволяют. Мы недавно переехали, беженцы вроде, с этого самого Кавказа. Видеть этих самых кавказцев не могу: они там в грош нас не ставят и здесь хозяева. Я пацанчика-то нарочно не словил.
Мы присели на скамейку посреди двора, закурили, и, подумав, что вступление можно считать завершенным, я кивнул на кротовский дом:
- Говорят, оттуда недавно два трупа вынесли?
- Было дело.
- Убийство или как?
- А вот это, гражданин Гончаров, дело пятое. И вводить вас в курс дела мне не позволено. Кто вы, собственно, такой?
Пришлось выложить свою не совсем кристальную биографию. И напомнить о моем последнем нашумевшем деле, из-за которого я стал безработным. Он, очевидно, что-то слышал об этом, потому что сразу как-то подобрел и даже зауважал.
- Так вы тот самый? Молодец, молодец. Я тоже когда-то начинал следователем, да там нашему брату ходу не дают. Ладно. Кому нужно чужое горе? У вас у самих проблем полон рот. Что по старику, то это, конечно, инсульт, хватил удар, а когда падал, добил себя окончательно. Гримасы у таких на лице часто бывают.
- А что по бомжу?
- Здесь налицо убийство необычное. Мало того, что ему скрутили шею, будто куренку, еще и в пояснице переломили хребет. Заметь, не палкой или ломом перешибли, а аккуратно переломили, будто спичку. Следов не было. Наверное, убийца его оформил на площадке, а на чердак только закинул, сам в пыль не наступая. Взломал дверь и зашвырнул труп подальше.
- А что известно об убитом?
- А ничего, никаких документов у него не было. На момент убийства был трезв, наколки отсутствуют. Одет был в брюки финского производства, очевидно костюмные, очень грязные, но не обтрепанные. Серая рубашка тоже грязная и тоже новая. В карманах брюк расческа, носовой платок и сто с лишним рублей в кармане сорочки. Смерть наступила с шестого на седьмое, ночью, так же, как у старика Кротова. Никто его не знает, и таковой в розыске не значится. Вот и все, Константин Иванович, что я могу рассказать. Если что-то будет нужно, найдете. Мой опорный пункт в соседнем дворе.
Я на прощанье крепко пожал ему руку со словами, что все образуется, наладится и мы прорвемся. Он устало и безнадежно махнул рукой и тяжело пошел к мини-рынку наводить порядок среди кавказцев.
Деловито и точно желудок сообщил, что уже шестнадцать часов по местному времени, это подтвердили и часы. Протиснувшись в троллейбус, я поехал к Ленке на работу. В кабак мы, конечно, не пойдем, но домашнюю пирушку устроим.
* * *
Пока Елена на кухне звякала тарелками, стучала ножом и вслух размышляла о моем неумении и нежелании устроить нормальный семейный быт, я, подтащив к тахте телефон, аккуратно набрал первый номер. Степан Ильич Князев, бывший заместитель Кротова, а теперь президент какой-то сложной фирмы по взаимосвязям. В ответ на мою просьбу пригласить "самого" бесстрастный вежливый голос ответил, что это невозможно, и так же любезно предложил изложить суть вопроса и сообщить свои координаты. Если же Степан Ильич сочтет нужным со мной поговорить, заключила секретарша, то нас непременно соединят. Я обозвал секретаршу ехидной и бросил трубку.
- Ты меня, милый? - ласково спросила Ленка, появляясь в дверях с батончиком недорезанной колбасы. - Или у тебя еще есть знакомая девушка?
- Нет, пока ты одна справляешься с возложенными на тебя функциями. И вообще, не морочь мне голову. Я хочу есть, и если через полчаса едоба не будет готова, то уснешь сегодня непорочной, как Орлеанская дева.
Второй звонок был результативней. Глеб Андреевич Чистов совершенно отошел от дел и был рад каждому собеседнику. А рассказать о таком прекрасном человеке, как Андрей Семенович Кротов, - это его долг. Мы договорились пообщаться у него на даче; на выезде из города должна меня подобрать серая "Волга" с тонированными стеклами в 9.00.
И в третью квартиру я вошел телефонным звонком. После второго гудка грудное контральто сообщило, что меня слушают.
- Мне бы Валентину э-э-э... - заблеял я, разыгрывая смущение.
- Александровну, - спокойно уточнило контральто.
- Да, да, Александровну, - с бурным восторгом подтвердил я.
- Я вас слушаю.
- Я бы хотел с вами встретиться.
- Похвально. Если бы я не знала, что вы - Гончаров, то ситуация, согласитесь, складывалась бы довольно пикантная. Но мы сегодня разговаривали с Борисом, так что я в курсе. Когда вам удобно?
- Если возможно, завтра, после обеда.
- Где?
- Если не возражаете, то у вас дома. Но вы не подумайте, я мальчик воспитанный, и ничего такого...
Резкое "хорошо" прервало мою дурацкую тираду, непонятно как из меня выскочившую. Холодный голос назвал адрес и время. В 14.00 я должен посетить Валентину Александровну, бывшего референта, бывшего секретаря, по совместительству приходившуюся шефу и любовницей.
На этот раз я осторожно положил трубку, кляня себя за развязность. На сегодня все.
Поглубже забравшись на тахту, я на восточный манер скрестил ноги и, хлопнув в ладоши, позвал:
- Гейша, давай вина, мяса, женщин и выключай свет.
- Подождешь. А зачем, Кот, тебе женщины? - с удовольствием ехидничала Елена. - Ну вино и мясо - понятно, ты алкоголик и обжора - и в этой области специалист. Но женщины! Что ты с ними будешь делать? Дай тебе пять наложниц - ты ж сбежишь...
Это было последнее, что она сказала в моем доме в этот вечер.
* * *
К назначенному вчера месту встречи частник доставил меня с опозданием в десять минут. Но "Волга" стояла, и стекла были черны. Толстяк лежал поодаль в траве и промывал свои кишки пепси-колой. Вовремя наплевав на всех, мужик ушел на покой. Несмотря на полноту, в нем еще чувствовалась энергия, которую теперь он хотел истратить только на себя.
Увидев меня, он резво вскочил, подобрав с земли желто-красный плед, и с хохотом представился:
- Глеб Андреевич. - А стрельнув на меня памятливым глазом, закончил: Ваш покорный слуга. Как жизнь, Гончаров?
Я несколько опешил, но потом и сам вспомнил, неожиданно глупо спросил:
- Это вы?
- Это я, сказал пес из-под кровати, ничего не вспоминай, будем говорить о Кротове.
До дачи было пятнадцать километров асфальта и три - проселочной дороги. А на пятом я спросил:
- Как такой лимузин оторвал, Глеб Андреевич?
Он ощупывал серую дорогу желтыми глазами.
- Как? А ты не знаешь?
- Догадываюсь.
- Вот и догадывайся.
- А все-таки?
- Ты что, журналист? Я тебя за другого держал.
- Батенька, я ведь не Трезор, чтобы меня держать.
- Ты, милок, хуже. Ты - гиена, жрущая падаль, в азарте сожравшая свою же собственную лапу. Ты, котик, вспомни, какие ты проникновенные речи подчиненным задвигал. Патриотизм, коммунизм, ленинизм... А теперь что?
- Я ушел из органов, - эффектно и хлестко пошел я козырем.
- Не ушел ты, - протянул он бесцветно, спокойно. - Тебя другая гиена съела - Артемов. И повод был - твоя пьянка.
"Волга" шла на скорости, легко оставляя за собой тяжесть пережитого. Но за рулем сидел водитель, не желающий расставаться с грузом прошлого.
- Эта "Волга", - продолжил Чистов, блеснув клинком глаз, - ворованная. Ты просил об этом рассказать? Расскажу. Взята за полцены, как брак. Дома у меня масса таких вещей. Есть дача, сейчас ты ее увидишь. Был спецпаек, на котором я выгадывал сотню рублей в месяц. И любовница была, куда эти деньги уходили. Все как полагается. Но мы были мужиками. Не все, правда, как выяснилось. Когда пришла пора гасить наши кредиты, многие оказались несостоятельными.
Я не про идею говорю. Она эфемерна. Говорю о сущности и начале.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14