Что за люди ее украли? Известно лишь, что
они высоки ростом и волосаты словно горные великаны. И хотя по рассказам
несчастной женщины волосатые хорошо сложены и не только знают огонь, но и
камень шлифуют, и луками владеют превосходно, но все же никто не мог
поверить, что это настоящие люди. А Ромар поверил и убедил остальных ждать,
пока не наступит время испытания.
Почему-то Таши был твердо убежден, что испытания ему не выдержать. И
не потому, что не способен быть мужчиной, а просто не станет он этого
делать... Пусть лучше убьют.
Поздно вечером Таши вернулся в "Дом молодых вождей", поел и сразу
улегся спать. И никто из сверстников, ни единый человек не подошел к нему,
не спросил, как ему удалось подстрелить чужака и не случилось ли чего
интересного во время облавы.

* * *

На следующий день жизнь вошла в нормальную колею. Вдоль берега были
отправлены дозоры, но Таши в них никто не взял - как ни верти, а он еще
ходит в мальчишках и не место ему среди воинов. К тому же, начиналась
жатва, и каждая пара рук была на счету.
Уборка урожая недаром зовется страдой. Тяжкий это труд, ломотный, не
чета иной работе. Но зато и кормит хлеб круглый год, а всякая остальная еда
идет к хлебу приварком.
Выходили на жатву всем народом, даже Стакн со своим хозяйством
расположился поблизости: сломается у кого серп или расколется било на цепе,
чтобы сразу можно починить. Малышня рвала колосья руками, кто постарше -
имели серпы, деревянные или из бараньего ребра. Но и у тех и у других край
серпа оснащен зазубренными кремневыми пластинками, источенными до
изумительной остроты и прозрачности. Чем длиннее накладка, тем вернее
работает серп, реже портится, лучше бережет силы.
У Таши был серп редкостный: цельнокаменный, доставшийся от матери.
Изогнутая пластина длинной в ладонь с ровными, один к одному зубчиками
срезала колосья словно сама собой. Большой цены вещь. Серп Таши хранил
вместе с боевым топором, что выточил под присмотром Стакна, и набором
длинных боевых стрел с треугольными наконечниками из желтого кремня. Стрелы
тоже самодельные, мастера люди на такую мелочевку не отвлекают. Подойдет
пора - смастерит Таши и лук - настоящий, боевой. А пока - нельзя, возраст
не позволяет.
Чудно все-таки жизнь устроена: всего-то осталось быть на свете два
месяца, а душа того не приемлет, планы сметит, хочет чего-то.
Серп Таши решил подарить Унике.
Первые снопы легли на расстеленные по траве шкуры старых зубров. Зубр
- не просто зверь, а прямой родственник. Пращур Лар, прежде чем стать
человеком, был зубром. Зубра бьют лишь в особый праздник, собравшись всем
родом, и не всякий год такое случается. Шкуры лежат у шамана и лишь для
больших общих дел появляются на свет.
Начало страды еще не сама страда, а веселый праздник. Люди радуются
новому хлебу, работают с песнями:
Поднималось солнышко,
Пригревало зернышко.
Туча по небу плыла,
Хлебу дождичка дала.
Уродился хлеб высок
К колосочку колосок...
Песня долгая, под стать работе, говорилось в ней и о том, как хлеб
рос, и как будет убрал, и как хлебы будут печь, и пиво варить. Но на этот
раз песельники не успели хотя бы в мечтах испить пива со свежего ячменя. Со
стороны селения, прервав песню и спорый труд, донесся заунывный
разноголосый рев, призывающий всякого услыхавшего немедля бежать в селение
к дому шамана. Кричал родовой оберег, великая раковина Джуджи.
Кусок земли перед жилищем Матхи также был огорожен заостренными
плахами: копиями внешних, но втрое меньше размером. На острых тырчках.
оборотившись наружу зубами и нацеленными рогами висели звериные черепа. То
была ограда от злых духов и таинственных существ. С этим народом можно
дружить в поле или на реке, но в селении им делать нечего. Когда человек
спит, душа его бродит по внешнему миру, и мало кто из таинственных существ
удержится, чтобы не вселиться в брошенное тело. Потому и нужна защита. В
домах с этой целью кормили фигурку Лара, а здесь Матхи ежевечерне брызгал
на острые колья отваром полыни и мяуна. За оградой в круге камней
располагалось жертвенное кострище и возвышался столп предков, украшенный
рогами зубров. Рядом под любовно обустроенным навесом привязана была
волшебная раковина Джуджи. Последние годы она не часто проявляла свою силу,
и это было хорошо, потому что раковина молчит, когда в мире все спокойно.
Охранный талисман был получен родом много лет назад за немалую плату:
пять девушек-невест навсегда ушли в чужой род, и с тех пор пять острых
выступов на теле раковины носили их имена. Хотя, если сказать по совести,
Джуджи обошлась людям всего в две девушки, поскольку ее принесли три
темнокожие красавицы, которые остались в селении и вошли в семьи охотников
и рыболовов. Такой ценой покупается мир.
Это был мир не только с родом чернокожих, который и без того почти не
давал о себе знать. Но с тех пор дозорные отряды, ходившие вдоль берегов
рек, имели при себе маленькую ракушку - дочь Джуджи. Ежели отряд встречал
опасность, с которой не мог справиться сам, достаточно было подуть в
ракушку, и тогда Джуджи начинала одышливо реветь. Ромар, Матхи, Бойша и
кое-кто из старых охотников умели по звуку определить, откуда ждать беды.
Так что давно уже противник не мог захватить людей врасплох. Маленькие
ракушки хранились у вождя. Сколько их было всего - оставалось тайной, на
свет никогда не появлялось враз более шести штук, и до сих пор, к счастью,
еще не пропало ни одной ракушки.
И вот теперь Джуджи проснулась: один из дозорных отрядов звал на
помощь.
Люди ринулись в селение. Мужчины бежали налегке, им надо успеть
схватить оружие и выйти навстречу противнику. Женщины надрываясь тащили
все, что оказалось за оградой, торопили детей, гнали скот. Жалели, что
нельзя забрать в городьбу неубранный хлеб.
Таши первыми влетел в дом, схватил лук, связку боевых стрел - вот и
пригодились они до времени! - за обмотку пихнул нож. Скрипнул зубами с
досады: боевой топор лежит без топорища! - ухватил рабочий топор, легкий,
но зато с острым краем, сунул его за кушак и с дротиком в правой руке
помчался на майдан, где собирались воины.
"А ну как прогонят?" - кольнула неожиданная мысль.
Но на Таши просто никто не обратил внимания. Мужчины сбегались со всех
сторон, сжимая оружие привычными ко всякому делу руками. Бойша вынырнул из
своей хижины. В левой руке - копье, в правой - тяжелая каменная дубина из
драгоценного травянисто-зеленого нефрита: оружие самого Лара. Несчетные
поколения вождей выходили на битву со священным камнем в руках, и ни разу
род не был побежден.
К верхней излучине! - зычно скомандовал вождь и первый, размашистым
шагом не знающего устали охотника, побежал к воротам. Воины молча
последовали за ним. Через пять минут они обогнали Матхи и Ромара, также
спешащих к месту тревоги. Слепой и безрукий не могли двигаться быстро, но
без них сила войска уменьшилась бы наполовину, и колдуны тоже поспешали изо
всех сил.
Над обрывом показался стремительно бегущий человек. Это был Тейко,
которого, видимо, послали в селение за подмогой.
- Согнутые! - издали закричал он. - Переплыли на Сухой остров, сейчас
хотят дальше двигаться. Всей ордой идут!
Согнутые были давним и хорошо знакомым врагом. Это тоже были люди, но
ненастоящие, а чужие. Большинство чужих родов давно были изгнаны кто куда.
Горные великаны прятались в ущельях на западе, да они никогда особо и не
тревожили людей. Не знающие огня трупоеды бежали в северные леса, где
властвуют ночные убийцы, и вот уже двадцать зим, как о них ничего не
слышно. Прочие чужинцы сгинули давно, их не помнит даже Ромар. Лишь в
песнях говорится об удивительных народах и о героях, истребивших или
изгнавших их. А вот согнутые остаются ближними соседями, и, хотя их удалось
оттеснить за реку, они не перестают тревожить род набегами. Воруют детей и
женщин, бьют скот; не угоняют, а просто бьют, сколько могут сожрать. Своего
скота у согнутых нет, лишь полудикие собаки сопровождают орду. Хлеба
согнутые не понимают - топчут как простую траву. И на охоте тоже - где
прошли согнутые, там настоящим людям делать нечего. Потому и война с ними
не утихает.
Силой и звериной ловкостью согнутые превосходили людей, а вот разумом
уступали. Огонь согнутые знали, но камень обрабатывать толком не умели,
обходясь кое-как околотыми рубилами. Хотя не это делало их чужими. Согнутые
были из тех родов, что могли иметь общих детей с настоящими людьми. Но от
такой связи рождались уже не люди и не согнутые, а мангасы. И это решало
все.
Даже среди чужих родов согнутые выделялись тем, что не убивали
народившихся мангасов, а напротив, окружали поклонением. Украденные дети
вырастали в их племени и сражались за него, словно за собственный род.
Кое-кто из них заводил семьи с чужинцами, и тогда рождались мангасы.
Благодаря мощи ублюдков, род согнутых не только не погиб, но порой
умудрялся устраивать набеги. Чаще они случались зимой, когда лед сковывал
реку, но бывало, что и летом оравы согнутых переплывали на гористый берег,
где их приходилось вылавливать и уничтожать. Но на этот раз согнутые
двинулись все разом. Тейко сказал, что согнутых заметили, когда те
переправлялись на пустынный Сухой остров. На острове согнутым делать
нечего, это просто песчаная коса с купами старых деревьев вдоль верхушки. В
половодье остров заливало, деревья торчали из воды посреди реки. В сухие
годы остров увеличивался, наращивая длинные песчаные берега. Всякому ясно,
что раз согнутые заняли бесплодный островок, значит они собираются
переселяться на другой берег. Потому м вызвали разведчики подмогу.
Вскоре воины достигли того места, где поджидал отряд до-
зорных.
- Что там делается? - спросил Бойша.
Командовал разведчиками немолодой рыбак с непоседливым именем Муха.
Муха знал реку вдоль и поперек, потому и вызвался следить за берегами и в
первый же день сумел заметить врага.
- Все на Сухой переправились, - сказал он вождю. - С детьми и
собаками. Такого прежде не бывало. Не иначе, сейчас через правую протоку
поплывут. Тогда их прямо к нам снесет. Здесь встречать надо.
- Много их?
- Сотен пять, не меньше.
Вождь присвистнул.
- Много. С чего это они в кучу сбились? Попробуем их по-хорошему
прогнать, без драки. Колдуны пришли?
- Вон плетутся, - отмахнул рукой Тейко.
Тейко мог сколько угодно морщить нос, но вождем все-таки был не он. А
Бойша понимал, что сойтись в сражении с пятью сотнями согнутых - значит не
только заслужить славу у потомков, но и потерять немало сильных мужчин и
осиротить многие семьи.
По приказу вождя воины рассыпались вдоль берега, Двигаясь так, чтобы
их было невозможно заметить с низкого берега. Прошло еще несколько минут,
среди деревьев на острове появились первые сутулые фигуры. Потом разом
песчаная коса заполнилась людьми. Согнутые направлялись к воде.
И тут над обрывом во весь рост поднялся Бойша.
- Эй вы! - заорал он. - Убирайтесь в свои степи, иначе мы убьем вас
всех до последнего!
Воины, поднявшиеся за спиной вождя, молчаливо подтверждали его слова,
а Ромар набрал полную грудь воздуха и заголосил отрывисто и непонятно,
переводя человеческое слова на чужой язык. Откуда Ромар знал наречие
согнутых, оставалось его тайной, давно уже никого не удивлявшей. Слишком
много лет прожил на свете Ромар, так что даже самые глубокие старики из
ныне живущих не помнили колдуна молодым.
На мгновение согнутые замерли, как бы вслушиваясь в обращенные к ним
слова, потом остров взорвался невнятными воплями, а следом случилось
неожиданное.
Обычно чужие, увидев, что их обнаружили, спешно отходили, крича и
размахивая кулаками, но не принимая боя, и лишь через несколько дней вновь
пытались переправиться через реку. Но на этот раз не иначе сам Дзар иссушил
их мозги, и согнутые полезли напролом, хотя видели, что над обрывом их
поджидает не отряд в десяток воинов, а все племя.
Вода забурлила от множества тел, согнутые ринулись на приступ. Шли без
разбора, вооруженные мужчины и тут же женщины, детеныши, как две капли воды
похожие на настоящих людей, старики избитые временем и даже чужие собаки,
не дожидаясь исхода схватки, бросались в воду и плыли на гористый берег.
- Ах вот как?! - взревел Бойша, подымая над головой каменный скипетр.
- Тем лучше! Предки отдали согнутых в наши руки! Сегодня не должен уйти ни
один!
- Туна, встав на самом краю обрыва, натянул свой чудовищный лук, и
первая стрела ударила в толпу чужих людей, заставив одного из нападавших
ткнуться лицом в воду.
Другие стрелки пока ждали, понимая, что их стрелы так сильно не бьют.
Таши лишь зубами заскрипел от отчаяния. Ну отчего ему не дозволено взять
боевой лук?! Ведь он мог бы стрелять ничуть не хуже Туны, а должен ожидать
с детской игрушкой в руках, из которой только куличков на отмели сшибать...
Потом стреляющих стало двое, затем трое. Один за другим выступали
вперед охотники, целились, спускали тетиву, горделиво выпрямлялись, когда
она находила цель. Только что кулаком в грудь не стучали, как принято на
празднике Большой Охоты, когда стрелки соревнуются, кто лучше пробьет
стрелой нарисованного на куске кожи оленя. Ах, какой славный праздник
пришел к людям! Об этом дне будут помнить многие поколения, а нечистый род
согнутых останется лишь в сказках, где все больше будет красивой неправды и
все меньше истины.
1 2 3 4 5 6 7 8 9