Я одному спину сломал - это было весело. Женщины сейчас мясо
разделывают. Вечером приходите, пировать станем.
- Спасибо за приглашение, - остановил богатыря Ромар, - но сейчас,
все-таки, надо найти Бойшу. Чужие объявились.
- Понял, - сонливость разом слетела с лица Туны. Он скрылся в доме и
почти сразу появился оттуда с луком и боевым топором. - Кто хоть объявился?
Согнутые?
- Нет, - Ромар покачал головой. - Новые какие-то. Прежде таких не
бывало.
- Эх... - посочувствовал Туна, поправил за спиной пус-
тую котомку и быстро направился к воротам. - Часа через два
ждите! - крикнул он. - Я быстро!
К тому времени, как запыхавшийся Бойша прибежал в селение, тело
карлика было уже принесено и уложено на камнях близ столпа рода, а на
площади собрались главы семей, оказавшиеся в этот момент поблизости. Кроме
того, Ромар послал полтора десятка молодых парней с луками, прочесать
прибрежные камыши на изрядное расстояние в обе стороны от поселка. Это не
было самоуправством, Ромар, как старейший мужчина рода, мог распоряжаться в
отсутствие вождя. Да и новость, им принесенная, была слишком нехороша.
Охотники один за другим подходили к распластанному телу, отгибая веко,
глядели в слепо белеющий глаз с узкой щелью зрачка; качали головами,
взвешивали на руке пику, удивляясь легкой упругости птичьей кости. До сих
пор никто из людей не видывал ни такого существа, ни подобного оружия.
Робкое предположение, что карлик - всего лишь случайный урод, и такого
народа нет вообще - тут же было отвергнуто. Ведь тогда он был бы вооружен
чем-то знакомым.
Стакн - лучший умелец рода, особенно долго разглядывал костяной
дротик, затем произнес:
- Плохо заточено. Это не настоящие люди, они бы сделали как надо, -
Стакн замолчал и добавил мечтательно: - На стрелы бы такую кость пустить,
она щепиться должна ровно, цены бы таким стрелам не было...
Договорить ему не удалось, на площади появился Бойша.
Не был Бойша ни самым грозным воином, ни самым исхитрившимся
охотником, ни лучшим из волшебников, ни даже, мудрейшим из мужей совета.
Всякое дело удавалось ему хорошо, но в каждом деле находился мастер,
превосходивший умением Бойшу. Но зато Бойша умел выслушать каждого, а
потом, когда решение принято, мог заставить других слушаться. Это и делало
его вождем и главой рода.
Коротким жестом Бойша остановил бесцельные разговоры и приказал
рассказывать сначала Унике, потом Таши. Ромар во время рассказа хранил
молчание, понимая, что его слово значит слишком много и может исказить
мнение младших.
- Так было? - спросил наконец вождь.
- Так.
- Что скажете, воины? - Бойша обвел взглядом собравшихся. - Что делать
станем?
Некоторое время старейшины степенно молчали, потом Туран, пожилой
охотник из низового селения, произнес:
- Нечего тут делать. За рекой много всякой пакости бродит, что ж,
из-за каждого караул кричать? Подстрелили ползуна - и ладно. Опять поползут
- снова подстрелим. А в открытую они не сунутся, куда им, худосочным,
против нас. Рыбаков, конечно, оповестим, охотников. само собой, а больше
ничего не нужно. Это еще не беда, это полбеды.
- Настоящим человеком он быть не может? - скорее для порядка спросил
Бойша. - Оружие у него незнакомое, у чужих такого нет.
- Заточено плохо, - как бы сам себе возразил Стакн.
- Куда ему в человеки... - прогудел кто-то.
- Хочу сказать я, - раздельно произнес Ромар.
Ромар издавна был известен слишком большой терпимостью, всякое
существо он склонен был считать человеком. В песнях, которые вечерами пели
познавший душу камня Стакн и другие мужчины, стариково имя часто
встречалось рядом с именем Пакса - дальнего предка, который сдружил род
зубра с чернокожими. Тогда точно так же воины собрались на совет, и все
видели в пришельцах чужаков, лишь Пакс и молодой в ту пору Ромар считали
иначе. Они оказались правы, и в результате у рода стало одним врагом
меньше. Теперь все ждали слова безрукого, одни заранее доверяя старцу,
другие столь же предвзято считая, что Ромар в любом случае примет сторону
пришельцев и назовет их своими.
- Это чужой, - твердо сказал Ромар. - В том нет никакого сомнения. Я
могу ошибиться, принимая чужака за своего, но если я говорю - чужой, то он
чужой и есть. В конце концов, я видел его живым, хотя и недолго. У него не
наши повадки. Но они не просто чужие, это что-то куда худшее. С этой
мелкотой нельзя договариваться, горные великаны лучше поймут нас и верней
сдержат слово. Я побаиваюсь, что это вовсе не люди, что они сродни
большеглазым...
Кто-то из охотников скептически хмыкнул, а Бойша резко
спросил:
- Ты уверен?
Ромар, дернув плечом, шагнул к телу убитого, толчком ноги перевернул
его лицом вниз.
- Да, он похож на человека, он безволос, у него маленькие глаза хотя и
с чужим зрачком, и нет хвоста. Но взгляните на суставы, на то, как изогнут
хребет. У человека так не бывает. Кроме того, посмотрите на зубы - у него
нет клыков. Общая мать породила этот род и род большеглазых.
- В этом ты тоже уверен? - строго переспросил Бойша.
- Когда имеешь дело с большеглазыми, трудно быть уверенным.
- Судя по коже, - Бойша ронял слова медленно и веско, - этот человечек
родился в краю высокого солнца, и значит, его род движется на полночь. А
там живут карлики. Ты считаешь, эти два рода могут скреститься?
- Нет, не считаю, - сухо ответил Ромар, - но мы обязаны быть готовы и
к такому.
- Представляю, какие жуткие мангасы родятся от этих коротышек! -
осклабился могучий, но недалекий разумом Туна.
- Они будут достаточно страшны, чтобы мне не хотелось их видеть, -
остановил брата вождь.
Чужинец лежал у ног охотников, рана на спине запеклась и казалась не
глубже простой ссадины, короткие ноги поджаты к животу, спина изогнута
крутой дугой. Казалось, убитый жив и сейчас готовится прыгнуть.
Вождь принял решение.
- Мы не будем разговаривать с ними, - сказал он. - Они чужие и должны
исчезнуть. Но на тот берег мы за ними тоже не пойдем. будем зорче следить
за рекой. Скажите всем, чтобы не ходили в одиночку, детей из селения без
присмотра не выпускать, - Бойша громко вздохнул и добавил: - - Избаловались
люди. Слишком долго было хорошо. Бойша помолчал, еще раз подкинул на руке
невесомый дротик, потом протянул его Таши: - Твое
Кое-кто из воинов недовольно поджал губы, но ничего не сказал -
всякому ясно, что оружие убитого врага должно достаться победителю. А что
досталось небывалое копьецо мальчишке, так сами виноваты: где вы были,
когда противник полз на берег? Парню, конечно, не время ходить с пикой, так
оружие есть не просит, долежит да осени, а там уж - как скажут предки.
- Что с этим станем делать? - вождь ткнул убитого чужин-
ца.
- Отдать духу кремня, - подал голос шаман. - Отнесем на каменные
россыпи и сожжем. Только так, чтобы ни единой кости не осталось. Тогда его
род ослабнет, а главное - не узнает, кто взял у них воина, и будет думать
на камни.
- Хорошо, - согласился вождь, - делай так. И последнее. Вот вы, -
вождь вышел из круга старейшин и быстро отобрал пятерых охотников помоложе,
- ступайте на берег, пройдитесь камышами, гляньте, нет ли там еще каких
гостей. Тейко будет старшим. И Таши пусть с вами сходит, покажет, что к
чему.
Ничего особенного Таши показывать не пришлось. Чужинец явно не умел
ходить в камышах, просеку он проломил такую, что с закрытыми глазами пройти
можно. Больше человеческих следов в зарослях не было. Посовещавшись,
охотники решили сплавать на тот берег, откуда, судя по следам, приплыл
лазутчик. Вообще-то на тот берег Бойша ходить не велел, земли там чужие,
может случиться всякое, но следопытов одолел задор.
Обычно Великую реку не просто переплыть, но в этом году вода стояла на
редкость низко, далеко отойдя от обрыва и чуть не на сотню шагов оголив
пологий берег. Доплыли единым духом, но и на степном берегу никого не
отыскали. След, однако, сумели взять и по нему вышли к одной из укромных
балок, где, видать, и стояла чужинская орда. Никаких следов человеческой
жизни на земле не было: ни кострища, ни оброненной вещицы - только
отпечатки узких лапок, больше похожих на ладонь, чем на ступню, а поверх и
рядом с ними - трилистники птичьих следов. Следы были бы похожи на
журавлиные, если бы не размеры - увенчанные когтями пальцы в локоть длиной
вспарывали землю как не всякий пахарь сохатым рогом управится.
Парни молча переглянулись и, не мешкая, поспешили к берегу. Шли
сторожко, держа оружие наизготовку, но так и не видели ни единой живой
души. Степь молчала, пристально и недобро глядя в спины уходящим.

* * *

Почти у самой ограды, чуть в стороне от семейных жилищ, выстроен еще
один большой дом, в котором могло жить без малого сотня человек. В доме
ночевали одинокие мужчины, которые по какой-то причине не имели семьи. Сюда
же поселялись и сироты мальчишки, которых в роду было немало. Девочки, даже
оставшись без родителей, продолжали жить в семейных домах, переходя к
кому-нибудь из родственников, а мальчишки уходили сюда. Таши обитал здесь
уже третий год.
Жизнь в доме шла шумная и озорная, потому и дом стоял на отшибе. В
просторном жилище складывались отношения между парнями, и при желании можно
было увидеть, кто через десяток лет будет водить отряды в дальние походы, а
кому всю жизнь провести неудачником. Недаром называлось это строение "Домом
молодых вождей", и большинство мальчишек, подходя к заветному возрасту,
добивались позволения жить не под родительским кровом, а среди холостяков и
сирот.
Кухарничали в "Доме молодых вождей" все женщины рода по очереди.
Готовились к этому делу заранее, старались показать все свое искусство,
ведь именно молодые мужчины ежегодно летом определяли Мокошь - лучшую
хозяйку. В ее честь жгли костры, ей подносили огромнейшие венки, сплетенные
из мяты и тмина, и бывало, много лет спустя старухи выясняли промеж себя,
кто из них и когда был назван лучшей стряпухой.
Последние два года душистые венки приносились к дому Латы, матери
Уники. Завистливые соседки шептались, что не умение Латы тому причиной, а
красота дочери. Невеста растет - всем глазам загляденье, недаром Тейко -
лучший из молодых охотников, третий год на смотрины не ходит, жениться
отказывается, ждет, пока подрастет Уника. Недолго ждать осталось: осенью
подрежет колдун непокорные смоляные волосы, а через недельку и время свадеб
подойдет. Кому как не Тейко Унику взять? Больше некому.
Таши, слыша краем уха бабские пересуды, чернел лицом, но молчал.
Ничего тут не исправишь, не стоит и пытаться. Власть в роду держат мужчины,
а родство считается, как с древних времен повелось - по матерям. И если
смотреть по женской линии, то они с Уникой идут от одного корня. Хотя
родство там такое, что без бубна не сразу и вспомнишь, но закон твердит
безотступно: хоть плачь, хоть вой, хоть башку о камень рассади, а нельзя
родственникам жениться.
У самого Таши судьба и того ясней расписана. Другие парни ждут
испытаний с радостью, а он - со страхом. Хотя и боль может терпеть не хуже
других, и копьем владеет, и боло кидает за сто шагов, а в стрельбе из лука
разве что один Туна превзойдет его. Этих, обычных испытаний Таши не боялся,
и если бы на том и кончился обряд, то ждал бы его Таши с тем же
нетерпением, что и другие юноши. Но у него впереди еще одно испытание -
тягостное, неизбежное, которое не отложишь на год, и которого со страхом и
подхихикиванием ждет весь род. Прежде чем слепой Матхи наощупь вытатуирует
у него на груди изображение зубра, Таши должен доказать, что он не мангас.
Страшное это слово: ублюдок, помесь человека с чужинцем, хуже зверя,
гаже последнего трупоеда, опасней ночного демона.
Есть лишь один способ доказать, что ты настоящий человек. Природа
жестоко мстит осквернителям естества, лишая ублюдков способности к
продолжению рода. Тот, на кого пало тяжкое подозрение, должен доказать
сородичам, что он способен быть мужчиной. Ему не будет позволено остаться
холостяком. Едва окончатся обычные испытания, старики бросят жребий, и
кто-то из молодых и бездетных вдов должен будет лечь с Таши на глазах у
всех собравшихся, чтобы он мог утвердить свое право называться человеком.
Если все кончится благополучно, эта женщина и станет его женой; иного
выбора нет.
Сейчас в селении было три рано овдовевших женщины, и Таши с ужасом
гадал, какую из них предки предназначат ему в супруги. С тем же трепетом
смотрели на него при встречах вдовы. Не то страшно, что у всех на глазах
придется совершать тайное, а жутко лечь под мангаса. Откроется истина,
мангаса прикончат, а с ней что? Даже если жива останешься, вовек не смоешь
клички "Мангаска", и жизнь уже никак не устроишь.
Мерзостный обычай, жестокий, но необходимый. Оставишь живым мангаса, и
однажды он уничтожит весь род. Мангас жалости не знает, а вот силы,
хитрости и недоброй магии в нем столько, что хватит на десятерых. Хорошо
еще, что редко выпадают такие испытания, один только Ромар помнит, как это
было. Тогда испытание кончилось удачно: сын мудрого Пакса и чернокожей
женщины оказался человеком. Он прожил долгую жизнь, имел много детей.
Уника, да и не только она, несет в себе частицу его крови. Может быть,
поэтому она и не верит, что Таши мангас. При встречах приветлива, в
разговорах ласкова и улыбчива. И от этого еще сильнее мучает Таши горечь.
А Ромар так и не скрывает, что именно в память о той истории уговорил
сородичей оставить жизнь Таши, когда тот только родился. Его мать была
уведена неведомым племенем и сумела бежать в родные места лишь через
полгода, будучи уже беременной.
1 2 3 4 5 6 7 8 9