Стараниями городских рехидоров
всякий день назначались новые зрелища: на Тахо представляли бой с
мавританскими пиратами, в обновленных развалинах римского цирка тореадоры
под нескончаемый рев толпы повергали на землю быков, на площади перед
Альказаром бились на турнирах рыцари, а за городом на проселочных дорогах
мерялись резвостью лошадей босоногие всадники. Маленькие оркестры - две
виолы, контрабас и тамбурин - играли прямо на улицах, а гитара и
кастаньеты были у каждого, кто умел петь и танцевать. Фонтаны сочились
драгоценным хересом и малагой, еще больше подогревавшими энтузиазм
горожан.
К четвергу праздник достиг апогея, на четверг была назначена самая
блистательная его часть - торжественное аутодафе, подобного которому не
видывали жители Толедо.
Самую церемонию по причине небывалого скопления народа вынесли из
собора на кафедральную площадь, действие происходило на паперти, напротив
которой плотники в одну ночь выстроили возвышение для королевской четы и
двора. Прочая площадь была отдана народу и с самого утра забита густой
толпой.
Везалию, как лицу наиболее приближенному к его величеству, выпало
стоять на помосте в первом ряду. Здесь он был на виду у всех, приходилось
постоянно помнить об этом. Нельзя не только отвернуться, но даже на минуту
прикрыть воспаленные глаза. Одно движение навлечет подозрение в ереси,
ведь он фламандец, а значит, почти еретик. Попробуй не выказать должного
рвения, и твое место будет не на королевском помосте, а на паперти, среди
примиренных.
Солнце золотом плескалось на епископских митрах, на бляхах и
геральдических цепях, сверкало на серебряной вышивке и клинках обнаженных
шпаг. Ночью, как часто бывает в далеких от моря краях, пал неожиданный
мороз, превративший в фарфоровое кружево цветы на триумфальных арках, и
теперь в холодном воздухе звуки разносились далеко и отчетливо.
- Рассмотрев и обсудив дела, высказывания и иные суждения Шарля
д'Эстре из Брюсселя, пажа его католического величества, святой суд
квалифицирует их как слегка еретические и для исправления оных
приговаривает упомянутого Шарля д'Эстре к публичному покаянию и отречению
от приписываемых ему мнений, а также для облегчения его совести предлагает
примиренному еретику д'Эстре в продолжении трех дней являться к святой
мессе в покаянной одежде и с непокрытой головой и слушать мессу, стоя на
ступенях и не смея войти в храм...
Этот, кажется, вывернулся. Единственное его преступление то, что он
фламандец, так же как и Андрей. Испанская инквизиция любит иностранцев -
за них некому заступиться.
Но как могло случиться, что он попал сюда, и вот уже три месяца вся
его жизнь состоит из торжественных приемов, медлительных пышных церемоний,
враждебных взглядов идальго и обязательного присутствия на аутодафе?
И так будет изо дня в день, всю жизнь.
А ведь он полагал, что поступает правильно, когда покинул Падую и
отправился в Брюссель, где ему были обещаны защита и покровительство
императора Карла. Проклятие учителя и предательство учеников сделали для
Везалия невыносимой самую мысль о продолжении работы. И лестное
предложение Карла подоспело, как нельзя кстати.
Поначалу все шло замечательно. Недужные фламандские графы наперебой
зазывали к себе известного медика, старый друг Иоанн Опорин из Базеля
согласился начать выпуск второго издания "Семи книг". А сам Везалий "впал
в безумие и женился", именно так говорят о семейных профессорах. И ни разу
не пожалел он о своем безумии.
Одно огорчало Андрея: пациентом император оказался неудобным и
строптивым, а многие болезни лишь усугубляли трудности. Приступы подагры и
хизагра, изуродовавшая руки, приливы крови, после которых венценосного
пациента мучили вертижи; боли в животе, астматическая одышка. Как душа
держится в этом крепком когда-то теле... Осмотрев и опросив Карла, Везалий
составил план лечения, который никогда не был осуществлен.
- Диета? - воскликнул фон Мале, камергер, отвечающий за стол
повелителя. - Цезарь и так всю жизнь соблюдает диету! Но учтите, его диета
- особого рода. Если он захочет мяса, вы должны будете прописать ему мяса,
немедленно и побольше. Вздумается покушать рыбы - чтоб тотчас готовили
рыбу. Потребует пива - не вздумайте отказать ему. Если верить придворным
физикам, цезарю полезно все, от чего хворают другие: острое и жирное,
наперченное сверх меры и тяжелое для желудка. Врачи слишком снисходительны
к государю, они приказывают или запрещают ему только то, что сам цезарь
хочет или не хочет.
Скоро Везалий убедился в правоте этих слов. За обедом император
подолгу валял во рту куски переперченного мяса, разжевать которое не мог,
потому что зубы его чересчур длинной и широкой нижней челюсти не касались
верхних зубов. Божественный Карл глотал устриц в уксусе, сосал соленые
маслины и запивал все неимоверным количеством крепких вин. Он отмахивался
от увещеваний Андрея движением унизанного перстнями мизинца, не считая
нужным возразить ему. Таким владыка полумира являлся во всем: неумеренным
не только в жратве, но и в страсти к женщинам, власти, славе и,
благодарение богу, наукам. Все же Карл был просвещенным государем, знал
цену разуму и покровительствовал многим ученым мужам.
Потом наступала расплата. Цирюльники бегали по залам с грелками,
тазиками, полотенцами и флаконами ароматического уксуса. Карл полулежал в
любимом кресле со специальными подставками для больных ног и громко стонал
от нестерпимой боли в изувеченных пальцах.
Собрался консилиум. Как положено с древних времен, успокоили
больного, обещав ему все свое искусство. Затем по очереди, с младших
начиная, принялись высказываться о причинах болезни и способах лечения.
- Сгущение влажных и холодных соков, вследствие неблагоприятного
климата, - констатировал Винсент Серразус. - Полагаю назначить грелки и
укрепляющее питье. Пораженные места укутать сухой фланелью, после чего
болезнь должна разрешиться, и боли успокоиться.
- Переполнение, - мрачно объявил Андрей. - Избыток крови,
образовавшийся от злоупотребления густыми и питательными блюдами,
застаивается и загнивает в местах с наиболее узкими протоками, каковы
пальцы рук и ног. Предлагаю растирания, горячие ванны и, как советуют
афоризмы Гиппократа, строгую диету: безусловно запретить вино, мясо,
турецкие бобы. Ограничить рыбу. Показаны легкие овощи: морковь, капуста,
пастернак. Пить - отвар сухих яблок и иных благовонных плодов с медом...
- Ты с ума сошел!.. - слабо сказал Карл.
- Мой молодой коллега прав, - осторожно начал Энрико Матезио, врач
сестры императора Марии Венгерской, - предложенное им лечение воистину
хорошо. Но не стоит пренебрегать мнением мудрейшего Авиценны, сказавшего,
что привычка - вторая натура и потому не следует оставлять дурного сразу,
а нужно постепенно. Я бы поостерегся назначать суровую диету. Следует
соблюдать умеренность. Тот же Гиппократ заметил, что слишком строгая диета
в болезнях продолжительных всегда опасна.
- Вот именно, - подтвердил император.
Тогда Везалий поступил иначе. Он стал назначать лекарства, тем более,
что Карл с готовностью пил микстуры и глотал облатки. Правда, медицина не
знает верного средства от подагры, но Везалию было достаточно средства от
обжорства, и он прибег к давно знакомому китайскому корню, который на
самом деле был не корнем, а корой и не имел никакого отношения к Китаю.
Хина, хина и еще раз хина во всех видах. Карл пожелтел, он жаловался
на невыносимую горечь во рту и звон в ушах, но зато известный всему миру
аппетит уменьшился до приемлемых размеров, и приступов больше не было.
Таковы пути придворной медицины.
К подобным злоключениям Везалий был готов, а других причин жаловаться
на жизнь не было. Он даже снова потихоньку начал заниматься наукой: для
музеума в Лувене изготовил человеческий скелет; восстановив по памяти
кое-что из сожженного во время падуанского бегства, написал и издал
небольшую книжечку "Послание о китайском корне". В этом сочинении он
обобщал опыт использования хины и рекомендовал ее как наилучшее средство
против изнуряющих лихорадок, горячек, сифилиса и подагры. Везалий даже
подумывал обратиться к императору за позволением прочесть несколько
публичных лекций по анатомии, как вдруг неожиданное событие перечеркнуло
все планы.
Двадцать пятого октября одна тысяча пятьсот пятьдесят пятого года,
венценосный Карл Пятый, божьей милостью император Священной Империи,
удрученный многими неудачами в войне и мирных делах, уставший от бремени
власти над государством столь необъятным, что впервые можно было сказать,
не погрешив против истины, о солнце, никогда не заходящем в его пределах,
владыка более великий, нежели Александр, созвав грандов испанского
королевства, нидерландских принцев, самовольных германских курфюрстов,
итальянских герцогов и иных подвластных вассалов, в присутствии кавалеров
ордена Золотого Руна и сестер своих - вдовствующих королев, добровольно
отрекся от престола в пользу своего сына Филиппа, сложил с себя
императорское и королевское достоинство и навсегда затворился в небольшом
и дотоле никому не известном монастыре святого Юста в диких горах
Эстремадуры.
С собой монашествующий император взял скромную свиту из ста
пятидесяти человек. Тут-то и дали себя знать горькие воспоминания об
отваре китайского зелья - в Эстремадуру отправился покладистый Энрико
Матезио, а Везалия вместе со многими другими придворными Карл передал
новому испанскому королю.
Впрочем, памятуя о некоторых особенностях любимого сына, в
специальном декрете Карл оговорил, чтобы Филипп не смел преследовать тех,
кому Карл обещал покровительство. Счастливцы были перечислены поименно, и
на этот раз Андрей обрел себя среди избранных. А вот Шарль д'Эстре, в ту
пору двенадцатилетний мальчик не обратил на себя державного внимания,
поэтому и стоит сейчас, переступая босыми ногами по заиндевевшим плитам, и
не смеет даже мечтать, чтобы вырваться из проклятой Иберии и пойти, ежели
возьмут после понесенного позора, на службу графу Эгмонту, Вильгельму
Оранскому или другому вельможе, известному нелюбовью ко злому испанскому
семени.
Но и в жизни счастливчика Везалия многое переменилась. На приватную
просьбу о лекциях ему мягко напомнили, что он еще не смыл прошлый грех.
"Постановлением святейшего собора вскрытие человеческого тела, созданного
по образу и подобию божьему, квалифицировано как оскорбление божества и,
следовательно, смертный грех, разрешение от которого не может быть дано
никем, кроме его святейшества папы. Нам известно, что прежние ваши секции
были проведены до принятия и опубликования соборного постановления, тем не
менее, памятуя о сохранении вашей души..." В этих тяжеловесных
формулировках был слышен голос испанской инквизиции, слухи о введении
которой в Нидерландских провинциях будоражили население. Оставалось только
покориться. Вместо лекций Андрею пришлось заказывать и отстаивать долгую
службу за упокой грешных душ висельников, послуживших ему некогда
секционным материалом.
Многие дела требовали присутствия Филиппа в Нидерландах, Англии,
Италии; и всюду безгласный и незаметный ездил за ним придворный врач.
Лечить Филиппа было несложно, привыкший ко многодневным постам, находящий
в них особую фанатичную радость, монарх с мрачной готовностью следовал
самым строгим предписаниям. Подагра, доставшаяся ему по наследству,
обещала мучить его не столь жестоко, как неумеренного Карла. Иной раз
Андрею было труднее назначить королю укрепляющий режим.
Наконец, объездив все европейские владения и многие сопредельные
страны, король прибыл в Испанию. Здесь-то и раскрылась его прежде
замкнутая душа. Вальядолид встретил монарха грандиозным аутодафе. Спустя
месяц церемония повторилась. Оба раза Филипп был в центре событий. Сжимая
обнаженный меч, государь произносил клятву верности святому суду, поставив
его выше своей собственной власти.
Отказаться от участия в страшном празднике не смел никто, ведь сам
король не только являлся на праздник, но и сопровождал процессию за
городские стены, где на площади огня - кемадеро, лютеран, нераскаянных и
вновь впавших в ересь ожидали костер, железный ошейник гарроты, казнь в
яме, на плахе или у столба.
А теперь Толедо превзошло вальядолидские казни. На паперти
расставлено больше шести десятков человек: заподозренные в ереси по
причине высказанных спорных или новых истин - жизнь этих несчастных
зависит от искусства, с которым они защищали себя, и от наличия
покровителей; двоеженцы, которым предстоят плети и галеры; ложные
доносчики, погубившие наветом невинных - к ним инквизиция снисходительна;
потомки мавров, чье имущество церковь пожелала конфисковать; ожидающие
костра последователи де Сезо и маркиза Позы - люди всех сословий и разных
убеждений. Немногие сумевшие бежать будут преданы огню в изображениях, а
одна иудействующая монахиня, усугубившая свои преступления тем, что во
время пытки на эскалере посмела умереть, притащена на площадь в
перевернутом гробу.
Обвинительные акты прочитаны, приговоры оглашены, осужденные
священники лишены сана, примиренные с церковью - покаялись, смолкло пение,
акт веры закончен. Образовалась процессия:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15