От этой мысли он усмехнулся. Сколько раз он встречал пациентов, которые чуть ли не радовались тому, что чувствуют боль! Впредь он будет более чуток к людям.
Кристина зашумела на кухне, и неожиданно из радио полилась музыка. Классическая музыка! Телеманн? Точно, он. Сытная пицца плюс шесть бездумных часов без ТВ ясно указывали на то, что это Телеманн. Лежа, он вспоминал и об этой женщине, и о ее фантастическом рассказе. Прошлой ночью он был просто в бешенстве. Так разозлился, как никогда в жизни. И вот теперь, слушая музыку и наслаждаясь утренним светом, он начинал понимать, что во многих отношениях она, попав в круговорот кошмарных событий, так же невинна, как и он. Да, это правда, что она дала морфин Шарлотте Томас. Но каким образом она могла предугадать все последующие события? Он должен верить ей. Ради сохранения собственного рассудка он обязан верить ей.
Дэвид закрыл глаза, ощущая радость от прекрасного наступившего дня, затем взял костыль и вышел, ковыляя, из спальной.
Кухня, отделенная от жилой комнаты и столовой большой стойкой, находилась на западной стороне шестиугольного дома. Кристина стояла у раковины, взбивая в чашке тесто для оладий. Дэвида словно обдало теплой волной. Даже от полуденного солнца в доме не было бы так светло, подумал Дэвид. Она распустила светлые волосы, подвязав их лентой, и теперь они ниспадали на плечи. Светло-синяя мужская рубашка, завязанная внизу, эффектно подчеркивала ее грудь, обнажая загорелую поясницу. На ее роскошных ногах джинсы сидели как влитые.
Наблюдая за ней, Дэвид ощутил покалывание в груди.
– Привет, – небрежно поздоровался он, стараясь казаться беззаботным.
Она обернулась и сказала:
– Я никак не могла решить, будить ли вас или подождать, рискуя завтраком. Потом избрала способ труса и включила радио. Вы выспались?
Дэвид внимательно посмотрел на нее. Хочет ли она продолжить перемирие, чтобы потом поговорить серьезно в удобное для нее время и удобным для нее способом?
– Отлично выспался, – сказал он. – Спасибо за то, что вы меня уложили.
– Я боялась, что вам моя инициатива придется не по вкусу, – призналась Кристина, кладя взбивалку на стол и подходя к нему.
– Единственное возражение – жаль, что я отключился в это время, – сказал он. Она засмеялась, и тогда он решил, что будет выдерживать беззаботный стиль, а по душам они поговорят, когда она созреет для такого разговора. – Послушайте, я не могу помочь? Я умею здорово готовить... пищу любого рода, где главный ингредиент – вода.
– Я контролирую обстановку. Вы можете разжечь огонь. В этой стороне дома холодновато. Дрова уже лежат в камине. Днем, если вы очень хотите, можете приготовить обед.
– Разумно, – сказал он, направляясь к очагу.
Вернувшись к раковине, Кристина услышала его мурлыкание.
– Может, тарелка хорошего супа и картофельное пюре... или вяленое мясо в белом винном соусе... – Молча она поблагодарила его. Горькая усмешка мелькнула на ее лице, когда она припомнила слова Дотти Дельримпл. "Дегенерат", – обозвала она его. "А кто нам дал такое право? – подумала Кристина. – Кто мы такие, чтобы взвешивать ценность человеческой жизни? Мы, настолько сильно уверовавшие в собственную приверженность поставленным целям, что готовы по своему усмотрению оборвать ее. Кто дал нам такое право?"
Она перевела взгляд туда, где у разгоравшегося огня сидел Дэвид, подложив под больную ногу подушку.
– Помоги мне преодолеть это, Дэвид, – прошептала она. – Помоги мне преодолеть ад, в который я толкнула тебя. Я знаю, что прошу слишком многого, но пожалуйста, пожалуйста, помоги...

* * *

"Джип" Джоя Розетти был стар телом, но не сломлен духом, несмотря на многие годы. Сидя рядом с Кристиной, Дэвид с восхищением следил за тем, как ловко она управляется с рычащим зверем, объезжая валуны и грязные лужи на крутом склоне, ведущем к океану.
Утро они провели в малосодержательной беседе, изредка касаясь ужасов, которые связали их судьбы. Когда Кристина предложила провести пикник на побережье, Дэвид начал было возражать, настаивая на том, что в первую очередь надо обсудить сложные вопросы, стоящие перед ними, но потом быстро сообразил, что он тоже хочет, чтобы эта передышка продолжалась, а серьезный разговор подождет.
Каменистая грязная дорога вилась среди зарослей сливы, шиповника и чахлой сосны и вскоре перешла в сплошные резкие повороты.
– Может быть, лучше вернуться назад и поискать другой путь, – предложил Дэвид.
– Может быть... – отчаянно трясясь, она направила машину по предательской петле, казавшейся ему непреодолимой. – Спорю на фруктовый пирог, что достигнем цели.
Вскоре заросли начали попадаться только с одной стороны. Но вот последний крутой поворот, и они выскочили на овальную площадку не больше ярдов тридцати – бело-золотистый медальон идеальной формы на груди Атлантики. Кристина затормозила, подняв облако пыли. Когда смолк шум двигателя, они сели, наслаждаясь тишиной и красками.
– О чем?.. – наконец спросил Дэвид.
– Я думаю?
– Ага.
– Начистоту?
– Начистоту.
– Лично я решала, на каком месте лучше всего расстелить одеяло и приняться за еду.
– И все?
– И все. – Она взяла пакет с едой, одеяло и, скинув туфли, прыгнула на песок. – После трапезы поговорим, а? – Он кивнул. – Ну, вы идете?
– Минутку. Я следом.
Тень пробежала по лицу Кристины и пропала. Радостно вскрикнув, она принялась бегать по берегу.
Дэвид откинулся на сиденье, испытывая неприятное ощущение в груди. Дискомфорт не проходил, а, наоборот, усиливался. Он принялся ломать голову, что бы это могло означать, и потом понял – его затягивает ее мир, ее жизнь, и с каждой минутой это волнует его больше и больше. Волнует эта женщина, чьи поступки и чья гордость ввергли его в пучину страданий и фактически привели к смерти его друга. Волнует женщина, которая призналась в убийстве, эта женщина, попавшая в безнадежную ситуацию...
Это безумие, подумал он. Полнейшее безумие. Эту женщину ничто не ждет впереди – за исключением, возможно, тюрьмы. За скандалом ареста и суда – никакого будущего. Лорен щедро наделена от природы... талант, красота, целеустремленность, уверенность в себе. А что имеет Кристина Билл?
– Дэвид? – голос Кристины испугал его, и на миг он потерял ее из виду. Потом вдруг заметил через ветровое стекло. Она, положив локти на капот, изучающе смотрела на него. – Как настроение?
– Настроение? Лучше не придумаешь, – соврал он.
– Хорошо. А я вот думала, вы впали в транс или в депрессию из-за того, что я забыла про вас и приготовила обед сама. Как бы там ни было, он готов.
Дэвид кисло улыбнулся, сполз с сиденья и заковылял по песку к тенистой нише, где она расстелила одеяло.
Они молча принялись уничтожать все то, что обнаружила Кристина в кладовке – сардины, маринованные артишоки, вареные яйца, черные маслины, вермишель с сыром и португальский сладкий хлеб.
– Восхитительно! – насытившись, воскликнул Дэвид. – Разыграем последний артишок?
– Нет, спасибо, уже некуда. Он ваш, – она помолчала и, почти не меняя тона, продолжала. – Шарлотта не умирала от рака, ведь так? – скорее это походило на изложение факта, чем на вопрос.
Хватит изображать из себя средневекового рыцаря, подумал Дэвид. Неторопливо, пытаясь выиграть время для ответа, он опустил вилку в пустую банку и поднял голову.
– Вы имеете в виду результаты вскрытия, – сказал он. Она Проглотила комок, застрявший в горле, и кивнула. – Ну что же... простым ответом на ваш вопрос будет, вероятно, "нет". Вскрытие не обнаружило очевидного рака, хотя он мог бы развиться через полгода, год или даже два. Вот мой ответ на ваш вопрос.
Кристина хотела что-то сказать, но закусила губу и отвернулась. Без всякого предупреждения, неожиданно для самого себя, Дэвид резко произнес:
– Черт возьми, Кристина, не мучьте себя. Если вы хотите докопаться до истины, а я думаю, что хотите, – взгляните на дело со всех сторон, а не только с той, которая усугубляет вашу вину. Либо мы избираем жесткий подход под любым углом, либо все завершается на пустопорожней болтовне. Понятно?
Кристина с отсутствующим взглядом хрипло произнесла:
– Я чувствую себя никому не нужной... Я так всего боюсь... У меня нет никакой надежды.
Опять эти же слова. На этот раз Дэвид отвел глаза в сторону. Он не мог отделаться от чувства, что она права. Что ее ожидает впереди? Потом он подумал о Лорен. «Для украшения своей жизни» так как-то охарактеризовал он ее отношение к нему. И с ней он расстался.
В этот момент потухшие в его душе искры гнева вспыхнули вновь. Кристина Билл сделала свой выбор, и в результате этого выбора пострадали и даже погибли люди. Теперь она чувствует себя никому не нужной. Не получила ли она то, чего заслужила?
А что она заслужила? Ведь немало коллег из Бостонской больницы решили, что и его заслуженно арестовали и вышвырнули с работы. Разве у него больше прав судить ее, чем у них?
Он протянул руку и взял ладонь Кристины. Их пальцы крепко сплелись. Он почти физически чувствовал ее отчаяние.
Повинуясь внезапному порыву, он сложил руки на груди, приняв профессиональную позу.
– Скажите-ка, когда вы перестанете считать, что имеете исключительное право на установление такого диагноза?
– Какого диагноза?
– Безнадежность. Перед вами, может быть, ведущий в мире эксперт по этому вопросу, а вы имеете смелость ставить себе диагноз, не обратившись к нему за консультацией? Так не пойдет. Это дело мое. – Постепенно опустошенность в ее глазах начала исчезать. – Мы должны провести инвентаризацию, – продолжал он. – Во-первых, основы. Я вижу десять пальцев на руках и ногах плюс две детали, которые присутствуют там, где им положено быть. Они в рабочем состоянии, мисс? – Она подавила смешок, кивнув головой. – Пока это звучит не безнадежно. Вы случайно не знакомы с классическим исследованием, проведенным в Цюрихе, по этой теме? Они измеряли безнадежность по шкале от нуля до десяти у свыше тысячи респондентов, половина из которых была еле жива, а другая излучала оптимизм. Показатель безнадежности в десять был принят за абсолютный. Вы способны угадать результат такого исследования? – Теперь она уже смеялась. – Не можете? Хорошо, я отвечу. Между двумя группами было выведено заметное различие. Так вот, у группы полумертвых он оказался равен десяти, а у остальных нулю. – Он почесал подбородок и оглядел ее с ног до головы. – Извините, мисс. Правда, извините меня, но боюсь, что как бы вам того ни хотелось, но вам далеко до безнадежных. Спасибо за то, что пришли. Счет я вам пришлю по почте. Следующий.
– Спасибо, – она широко раскинула руки, обняла его за шею и прикоснулась губами к его щеке. – Спасибо за консультацию. – Потом откинула голову, глядя прямо на него. Поцелуй произошел так естественно... нежное, приятное прикосновение, которое никто не хотел прерывать. Прошла минута, вторая, наконец, она отстранилась от него.
– Все пошло не так, – тихо произнесла она. – А началось хорошо, но потом... наступило безумие. Почему, Дэвид? Скажи мне. Как, черт возьми, отныне я смогу доверять своим чувствам? Ведь то, во что я верила всей душой, оказалось ложью. – Она опустилась на песок, глядя на воду Атлантического океана.
– Ты хочешь знать, почему? – спросил он, садясь рядом. – Потому что ты не идеальна, вот почему. Потому что никто не идеален, вот почему. Потому что любое уравнение, включающее в себя человеческие существа, неразрешимо, или, по крайней мере, не решаемо дважды. Я верю в эвтаназию не меньше, чем ты. И верил всегда. Что касается меня, то это совершенно правильная идея. Вся загвоздка в том, что каким-то образом я пришел к пониманию того, что, хотя это совершенно правильная идея, просто не существует правильного пути ее реализации. Рано или поздно человеческий элемент, непредсказуемый и неконтролируемый фактор X, поднимает свою безобразную голову и... бац, все рассыпается.
– И невинные люди умирают, – сказала она.
– Крис, я вот что скажу тебе. Когда дело касается смерти, мы все невинны. Вот в чем проблема. Кто-то в вашем "Союзе..." возможно, даже эта Пегги... подхватила хорошие и честные убеждения чудесных, реалистически настроенных сестер и украла их. Опять же мы сталкиваемся с человеческим фактором. Деньги, жадность, похоть, фанатизм. Кто знает, что заставляет звучать особые струны, скрытые внутри каждого, и понуждать его к действию? Ты собиралась рассказать о деятельности "Союза" или, по крайней мере, кто-то так решил. Оказалась затронута эта струна, и безумные... неразумные решения приняты.
– Когда-то я слышал одну загадку, – продолжал Дэвид. – Одного человека спросили, как он поступит, если ему дадут здорового, только что родившегося ребенка и скажут, что, убив его, он избавит от болезней все человечество. Одному человеку в вашем "Союзе" удалось для себя найти решение этой загадки. Бен, ты, я... никого из нас они не ставят выше своих идеалов. Индивиды приносятся в жертву наивысшему благу. Такое случалось всегда и во все времена.
– Это ужасно.
– Может быть. Но более важно то, что это свойственно человеку. Ты можешь взвалить на себя бремя ответственности за мои страдания или даже за смерть Бена, если хочешь, но тебе будет ужасно тяжело, потому что ты поступала сообразно своей вере, доверяя людям и допуская, что они также чисты и тверды в своей вере, как и ты. – Тебе самой решать, Крис. Они огромны, кардинальны, неугодны Богу, эти решения. Если хочешь, я помогу тебе. Но не думай, что я буду стоять рядом с тобой и держать спичку, когда ты начнешь обливать себя бензином. Мне... мне это далеко небезразлично.
Она медленно повернулась к нему. Ее глаза, не отрываясь, глядели ему в глаза, а руки коснулись его лица. Их губы слились в долгом, горячем и сладком поцелуе. Само собой вышло, что они опустились на песок и начали раздевать друг друга. Мир, раскинувшийся за пределами этого пляжа, отступил на второй план. Дэвид поцеловал ее в глаза, затем зарылся носом в ямочку на шее. Ее руки, ласкающие его тело, вызывали в ней новое, ни с чем не сравнимое чувство, заставляя трепетать и его.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41