Поверьте, я очень хорошо ухаживаю за этими шалунами. Очень хорошо. Мне бывают очень тяжело, когда другие... вы понимаете, поступают иначе.
– У вас нет никаких оснований беспокоиться, – заверила его Роза. – Кто такой Фезлер?
Коллинз начал отыскивать ключ от кладовки на большой связке, где их было нанизано не меньше сотни. Второй отобранный им ключ подошел.
– Уоррен Фезлер. СРВ113 был одним из его проектов. Кажется, всего у него было не меньше двенадцати проектов. И, насколько мне известно, ни из одного ничего толкового не получилось. Вот если бы плоды его трудов использовали в качестве средства умерщвления обезьян, тогда бы его ждал большой успех.
Хрипловатый смех Коллинза резко прервался от приступа кашля. Роза инстинктивно отодвинулась от него на шаг. Она гадала, как много болезней он мог подхватить в течение стольких лет работы с обезьянами. Он щелкнул выключателем, осветив небольшое бетонное помещение, совершенно пустое, если не считать с полдюжины железных шкафов с папками.
– Фезлер не отличался организованностью в хранении документации. Но работал как черт. Все выходные. До двух ночи. Все праздники. Для старины Уоррена все это не имело значения.
– Я здесь лишь директор, – пробормотал Атанулос, явно несколько обеспокоенный. – Откуда мне было знать о существовании этой кладовки? Или что здесь когда-то работал истребитель обезьян по фамилии Фезлер?
– А что произошло с обезьянами? – спросила Роза Коллинза, когда он одним из ключей открывал шкаф.
– Просто заболевали и подыхали. Фезлер, бывало, усыплял их наркозом, делал у них скальпелем надрезы в разных местах и брал некоторое количество крови. Потом он замерял, насколько быстро и хорошо заживали их раны, – Он пошарил в одном выдвижном ящике, но ничего не нашел, выдвинул другой. – Вы не обманываете, что не относитесь ни к одной из этих чокнутых групп защиты животных?
– Ни в коем случае, – опять заверила его Роза.
– Ну, честно говоря, я точно не знаю, что происходило с обезьянами. Они просто как-то съеживались и подыхали. Но он делал это не нарочно. Это я могу сказать точно. – Он перебрал досье в этом ящике и перешел к следующему. – Фезлеру обезьяны нравились. И он нравился обезьянам. Кроме меня со Стэном, он был единственным человеком, к которому так льнули обезьяны. Он, как правило, надевал защитный костюм, когда выходил к ним в вольер. Но, независимо от того был на нем костюм такого типа или нет, я не помню, чтобы они когда укусили его. Ни разу. Они играли с ним совершенно так же, как играют со мной. Любили прыгать на его животе. И потом, у него была большая колотушка. Может быть, это привлекало обезьян. Знаете, как людей тянет на карнавал.
Опять он рассмеялся, но смех тут же прервал кашель.
– В чем дело? – раздраженно спросил Атанулос, потепенно теряющий терпение.
– Здесь нет этих папок. Хотя наверху написано, что они находятся здесь. К тому же написано моей рукой.
– Не могут ли они лежать в другом месте?
– Если вы спрашиваете об этом, то плохо меня знаете. Я проверю... на это потребуется время, но я поищу.
– Пожалуйста, займитесь этим, – распорядился Атанулос. – Я переговорю с некоторыми другими учеными и лаборантами об этом Фезлере.
– А также с сотрудниками, – предложила Роза. – Клет, вы не знаете, почему Уоррен Фезлер ушел из «Био-Вир»? И когда?
– Не меньше шести лет тому назад. Может быть, и раньше. Точно не знаю почему. Он вроде бы заболел.
– Почему вы говорите так неопределенно?
– Потому что не уверен в этом. – Он потер свой подбородок. – Из пухленького упитанного парня он превратился в кожу и кости. Весь высох. Поэтому я и не могу сказать ничего более определенного. Мартышки перестали прыгать на него, потому что если сказать вам по правде, то там почти и не осталось ничего, на чем прыгать.
Роза и Малхолланд обменялись быстрыми взглядами. Накануне вечером она рассказала ему о содержании дневника Констанции Идальго и о своем открытии, что Идальго, Алетея Вортингтон и Лиза Грейсон резко похудели, сбросив значительную часть своего веса.
– Постараюсь выяснить, что смогу, об этом необычайно усохшем человеке и его трудах, – пообещал Атанулос, когда они вышли из кладовой и направились к лифту.
– Очень будем вам признательны, – рассеянно поблагодарила Роза.
Карие глаза Розы, закрытые большими стеклами очков, прищурились, когда она мысленно пыталась что-то соединить вместе. Они уже подошли к лифту, когда она резко остановилась, повернулась и крикнула Клетусу Коллинзу.
– Клет, скажите, пожалуйста, не запомнили ли вы еще что-нибудь об Уоррене Фезлере? Чего-нибудь из ряда вон выходящего?
– Не знаю, что вы... – Смотритель за животными неожиданно широко улыбнулся. – Ах, да, – произнес он. – Думаю, мне понятно, куда вы клоните. Манера его разговора. Он никак не мог выговорить слова – особенно когда был расстроен или не в духе. Он... Не знаю, как это объяснить, как это называется, но вы знаете...
– Я знаю, Клет, – решительно произнесла Роза. – Он заикался, верно?
– Точно, это я и имел в виду, – подтвердил Клетус Коллинз. – Он заикался. Он ужасно заикался, как этот толстый поросенок из мультика.
Глава 34
27 октября
– Итак, хорошо, – произнесла Сара, – это – одна из двух родильных палат нашего отделения. Для тех женщин, у которых нет осложнений и им ничего не угрожает, по их просьбе, мы можем предложить не такую напичканную медицинским оборудованием, а комнату более домашнего типа. Позже я ее вам покажу.
Три студента-медика с третьего курса обучения нервно озирались по сторонам, разглядывая диагностическое оборудование, сверкающий аппарат для наркоза и стол для родов. Пока не закончится их десятинедельная учебная практика в родильно-гинекологическом отделении, каждый из них должен будет без посторонней помощи принять роды – от начала до конца – может быть, несколько родов. Учебная практика в МЦБ была связана с большей ответственностью и открывала большие возможности, чем в других больницах, поэтому старались попасть именно сюда. Среди обязанностей Сары, как следующего главного стажера, было наблюдение за этими студентами-медиками.
– Есть ли какие-нибудь вопросы? – спросила она.
– Принимаете ли вы роды в домашних условиях? – спросил один студент.
– Двое из работающих здесь стажеров принимают роды на дому под присмотром одного штатного врача, который ездит с ними на случай возникновения каких-либо осложнений.
Она решила, что не стоит добавлять, что заведующий попросил ее пока воздержаться от дальнейшего приема родов на дому впредь до разрешения вопроса об обвинениях в ее адрес.
– Я слышал о вас, – сказал второй студент. – Меня интересуют альтернативные методы лечения. Преподаете ли вы иглотерапию?
– Боюсь, что у меня не остается сейчас времени для проведения нормальных уроков. Но при желании вы можете присутствовать на моих терапевтических сеансах по обезболиванию. Попозже я дам вам свое расписание. Что-нибудь еще перед тем, как мы перейдем в отделение помощи на дому?
– Да, – сказал третий студент, показав жестом в направлении коридора. – Мужчина, который только что вышел вон из той палаты. Это не тот самый парень, который рекламирует по телевидению средства из трав для похудения?
Сара резко обернулась. Питер Эттингер только что вышел из палаты Аннали и важно шел прямо к ней. К бокам он прижал кулаки, лицо залила краска, он так рассвирепел, что, казалось, вот-вот зарычит. Студенты медицинского училища немного подались в сторону. Сара взяла себя в руки и не сдвинулась с места.
– Почему вы мне не позвонили? – вопрос Эттингера прозвучал как выстрел. – Почему мне надо мотаться по всему городу, чтобы отыскать свою дочь?
– Если вы хотите поговорить со мной, то думаю, нам надо сделать это в кабинете, – предложила Сара.
– О чем тут говорить! Хочу, чтобы мою дочь немедленно выписали из этого... жалкого подобия больницы. Чем вообще вы пичкаете ее организм, черт побери?
– Дитер, прошу вас. Давайте пройдем куда-нибудь, где мы можем присесть и обсудить все это как взрослые люди.
Эттингер посмотрел на студентов, у которых на груди были прикреплены таблички с именами и указанием, что они студенты-медики III курса.
– А в чем, собственно, дело, – зашумел он. – Вы что, опасаетесь за их невинные медицинские мозги? Пусть они узнают, что вы тут вытворяете со своими пациентами! Расскажите им. Скажите конкретно, что вы вводите в вены моей дочери. Валяйте, расскажите, а я послушаю.
Сара прикусила нижнюю губу, стараясь придумать какой-нибудь выход из создавшейся ситуации. Она не могла тягаться с Питером по темпераменту и умению подать себя. Испытывая отвращение к западной медицине, он сумел отточить свою аргументацию во время бесчисленных выступлений и публичных дебатов. Теперь он загнал ее в угол.
В нескольких ярдах от них остановились две медсестры и начали наблюдать. Возможно, обе они узнали Питера или почувствовали замешательство Сары, поэтому ни одна из них не стала вмешиваться.
Сара глубоко вдохнула, чтобы успокоиться, и повернулась к студентам.
«Вы напрашиваетесь, Питер, – пронеслось в ее голове. – Так получайте!»
– Дочери мистера Эттингера, Аннали, двадцать три года, – начала она объяснять ровным голосом. – У нее первая беременность. Дата ее последнего П.М. – периода менструации – неопределенна. Но согласно показаниям ультразвука и других приборов похоже, что она находится на тридцать четвертой неделе беременности. Зародыш – женского пола, в настоящее время весит примерно два килограмма четыреста граммов. То есть примерно пять с половиною фунтов. Аннали приняли в наше отделение позавчера в связи с преждевременными родовыми схватками различной периодичности – от пятнадцати до семи минут. Ее плева цела, шейка матки закрыта и у нее нет признаков токсикоза – то есть никаких признаков инфекции. Анализ околоплодной жидкости, проведенный вчера, показал, что поверхностные уровни плода несколько ниже нормы. А это означает, что легкие младенца будут в порядке, если она родит в настоящее время. Но каждый лишний день нахождения ребенка в утробе повышает его шансы. – Тут Сара несколько повернулась к Питеру, благодарная, что он до сих пор не прервал ее, позволил говорить. – Ее наблюдает доктор Снайдер, заведующий родильно-гинекологическим отделением, – размеренно продолжала она, как на уроке. – Он пытается задержать ее предродовые схватки с помощью тербуталина. Пока что она положительно реагирует на это лечение, хотя у нее и продолжаются отдельные схватки с регулярными промежутками. А теперь, мистер Эттингер, прошу нас простить, нам надо осмотреть отделение помощи на дому. Доктор Снайдер находится в больнице. Если у вас есть другие вопросы, то я советую обратиться к нему.
– Я вызвал «Скорую помощь», – сообщил ей Эттингер. – Все обсудил с дочерью. Она хочет немедленно уехать из этой больницы. Я принимаю меры, чтобы ее осмотрели в госпитале «Уайт Мемориал» перед тем, как везти домой.
Сару потрясли эти слова.
– Не верю, что она пойдет на это.
– Если хотите, спросите ее сами, – лицемерно посоветовал Эттингер. Он посмотрел на троих студентов-медиков с уничижительным презрением. – Ответы не в «Настольном справочнике для врача» или в ваших хитроумных анализах, – продолжал он менторским тоном. – Они в сознании и душах ваших пациентов. Не забывайте об этом в своей медицинской деятельности, и вы поймете, что я имею в виду. И однажды, когда кто-нибудь из вашего начальства распорядится дать пациенту то или иное лекарство, использовать которое уговорил его какой-нибудь торгаш от фармацевтики, обратитесь к нему с простым вопросом: «Почему именно это?»
– Мистер Эттингер, уверена, что студенты рады познакомиться с вашими взглядами на их будущую профессию. – Сара пыталась перебороть свое раздражение. – А теперь прошу извинить меня. Пойду поговорю с Аннали. Без посторонних. Если вы попытаетесь вмешаться, вызову службу охраны.
– Валяйте, говорите, – вызывающе произнес Эттингер. – Сомневаюсь, чтобы вам опять удалось задурить ей голову. После того, как вы убедитесь, что она хочет уехать отсюда, прошу оформить ее выписку из больницы.
Студенты обменялись смущенными, неловкими взглядами;. Да и сама Сара удивилась, что Эттингер источал такую убежденность. Она гадала, что же он сказал такое Аннали – что он обещал ей, – что она согласилась уехать из МЦБ. Что-то очень важное для нее, не иначе. Иначе просто нельзя было...
В это мгновение раздались вопли Аннали Эттингер.
– О Господи, помогите! Помогите! Пожалуйста, кто-нибудь! Помогите мне!
Две медсестры, Сара и Эттингер, толкаясь, бросились в палату, трое студентов не отставали от них. Пронзительные вопли Аннали наполнили коридор.
Сара первой влетела в дверь. Аннали лежала на боку брыкала ногами и жалобно подвывала. Катетер для внутривенного вливания выдернулся. Из места соединения густо текла кровь, пропитывая простыню, на которой расползалось темно-красное пятно.
– Руки! – завопила она. – Они сводят меня с ума от боли. Обе руки.
– Вызовите радиосигналом доктора Снайдера, – немедленно приказала она.
Она быстро натянула перчатки, схватила полотенце и придавила место переливания, позаботившись о том, чтобы Аннали оставалась на боку с тем, чтобы тяжелая, наполненная жидкостью матка не давила на основную артерию и вены и ее живота.
– Сьюзи, быстренько подготовьте другую капельницу, пожалуйста, – распорядилась Сара, сохраняя внешнее спокойствие. – Питательная смесь Рингера. Игла с большой пропускной трубкой.
– Что тут произошло? – спросил Питер. – Что с ее руками?
– Руки... мои руки, – продолжала стонать женщина.
Сара увидела, что мякоть под ногтями Аннали – подушечки под ногтями – потемнели. Ее пальцы еще двигались, но она растопырила их в форме клешни. Сара проверила пульсы в радиальных, артериях. Они прослушивались, хотя и слабо, на каждой кисти.
– Только что звонил доктор Снайдер, – произнесла, едва дыша, сестра. – Сейчас будет. Лаборанты тоже. Вот пятьдесят демерола и пятьдесят вистарила.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57