Она подошла к лошади и несколько
раз утробно зарычала. Кобыла застыла на месте, покрывшись потом, с
побелевшими глазами. Но она не бросилась прочь, когда Форс кое-как
перекинул чужака через ее спину.
Вновь вернувшись под крышу музея, он облегченно вздохнул и положил
чужака на одеяло. Глаза парня снова открылись, и на этот раз в их
темно-карих глубинах зажегся огонек разума. Охотник был очень молод. Это
стало ясно теперь, когда он был так беспомощен. Ему было не намного больше
лет, чем самому Форсу, - несмотря на его рослое тело и широкие,
мускулистые плечи. Он лежал с бесконечным терпением, следя за тем, как
Форс развел костер и приготовил бальзам, но ничего не сказал даже тогда,
когда Форс начал обрабатывать его рану своими грубыми хирургическими
приемами.
Кол рассек кожу плеча, образовав рваную борозду, но, как с
облегчением заметил Форс, не сломал ни одной кости. Если не разовьется
заражение, чужак выздоровеет.
Его обращение с этими разорванными мускулами, должно быть, причиняло
чужаку мучительную боль, но он не издал ни звука. Но когда Форс, наконец,
закончил, на нижней губе раненого появились красные капли. Он указал
здоровой рукой на сумку у себя на поясе. Форс расстегнул ее. Чужак достал
мешочек из белого материала и толкнул его в руку своего спасителя, показав
большим пальцем на кружку с водой, которой Форс пользовался во время своей
хирургической операции. В мешочке был грубый коричневый порошок. Форс
налил свежей воды, разболтал в ней часть содержимого мешочка и поставил
кружку на огонь. Его пациент слабо кивнул и улыбнулся. Затем он ткнул себя
в грудь указательным пальцем и произнес:
- Эрскин...
- Форс, - произнес горец, а потом указал на кошку и добавил: - Люра.
Эрскин кивнул головой и произнес несколько слов глубоким, раскатистым
голосом, в котором звучали барабанные нотки. Форс нахмурился. Некоторые из
этих слов были похожи на его собственные слова. Но акцент, однако, был
чужой - в нем было слияние звуков. Он, в свою очередь, произнес:
- Я - Форс из клана Пумы с Дымящихся гор. - Он попытался передать
значение своих слов жестами.
Но Эрскин вздохнул. Лицо его было истощенным и усталым, глаза
утомленно закрылись. Он явно не мог сейчас говорить связно. Форс оперся
подбородком на ладонь и уставился на огонь. Все это круто меняло его
планы. Он не мог уйти и оставить Эрскина одного, не способного
позаботиться о себе. А этот великан не сможет путешествовать еще не один
день Форсу придется подумать об этом.
Кипящая вода начала испускать ароматный запах - необычный для его
ноздрей, но соблазнительный. Он понюхал пар от коричневой жидкости. Когда
жидкость стала совсем темной, он рискнул снять кружку, чтобы охладить ее.
Эрскин пошевелился и повернул голову. Он улыбнулся при виде поднимающейся
струйки пара и жестом дал понять Форсу, что когда раствор будет готов, он
его выпьет.
Значит, это, должно быть, было лекарством его народа. Форс подождал,
попробовал его осторожно кончиком пальца, а затем приподнял темную голову
чужака на согнутой руке, держа кружку у этих искусанных губ. Эрскин выпил
половину кружки, прежде чем сделал знак, что с него хватит. Он предложил
попробовать и Форсу, но одного горьковатого глотка хватило, чтобы
удовлетворить любопытство горца. Вкус у этого напитка был намного хуже,
чем запах.
Весь остаток дня Форс был занят. Он пошел с Люрой на охоту и принес
лучшие части туши оленя, захваченного им врасплох у края озера, а также
несколько поднятых Люрой из травы перепелок. Он притащил много хвороста
вдобавок к тому, что у него уже было, а также ягоды, которые нарвал с
колючих кустов. Когда, наконец, он уселся рядом с костром и вытянул
зудящую ногу, то настолько устал, что думал, что никогда больше не сможет
сдвинуться с места. Но теперь у них были запасы на несколько дней. Кобыла
была склонна к бродяжничеству, и он запер ее на ночь в одном из коридоров
музея.
Эрскин очнулся от лихорадочного сна, когда уже был полдень, и теперь
следил, как Форс чистил перепелок. Он поел, но не так много, как думал
Форс. Горец забеспокоился. На этих кольях в ловушке мог быть яд, а у Форса
не было никакого противоядия. Он снова подогрел горькую коричневую воду и
заставил Эрскина выпить ее до последней капли. Если в этом снадобье была
какая-то сила, то великан сейчас нуждался в ее помощи.
Когда стемнело, пациент Форса снова заснул, но его лекарь согнулся у
костра, даже несмотря на то что вечер был теплым. Все его мысли занимала
эта ловушка для человека. Верно, все указывало на то, что те, кто соорудил
ловушку, давно ее не навещали. Попавший в нее олень был мертв уже
несколько дней. Был еще один скелет, дочиста обглоданный насекомыми и
птицами, который находился в другом конце ямы. Но что-то или кто-то
затратил много труда на ее постройку, она была создана умом хитрым и
жестоким. Он никогда не слышал, чтобы какой-нибудь степняк использовал
этот искусный метод охоты, и это, конечно, было не в обычаях жителей Айри.
Ловушка была неизвестна и Эрскину, иначе он бы не попал в нее. Так что это
означало, что кто-то другой - ни с равнин, ни с гор, ни из племени Эрскина
- находился в этом городе по своей воле. А в городах издавна жили только
Чудища!
У Форса пересохло во рту, он потер ладонями колени. Лэнгдон погиб от
дротиков и ножей Чудищ. И другие Звездные Люди встречались с ними - и
никогда не возвратились больше домой. У Ярла на предплечье был кривой
шрам, который был результатом его столкновения с одним из их разведчиков.
Они были ужасными, чудовищными нелюдьми. Форс был мутант - да. Но все же
он был человек. Эти же нет. И именно из-за Чудищ так боялись мутантов. Он
впервые начал понимать это. В этой ненависти к мутантам была своя логика.
Но он же был человек! А Чудища - нет!
Он никогда не видел ни одного из них, а Звездные Люди, которые видели
и при этом уцелели, никогда не болтали о них с простолюдинами в Айри.
Легенда сделала их демонами тьмы, великанами-людоедами, отвратительными
ночными тварями.
Что, если Эрскин попал в ловушку Чудища? Тогда, значит, Чудища должны
жить здесь. В развалинах были тысячи укромных мест, чтобы они смогли найти
там убежище. Только инстинкт и охотничьи навыки Люры, да его собственные
глаза и уши могли охранить их. Глаза и уши, лук и меч, когти и зубы -
может быть, всего этого будет недостаточно.

7. СМЕРТЬ ИГРАЕТ В ПРЯТКИ
Четыре дня Эрскин лежал в прохладном зале музея, пока Форс охотился,
добывая пишу, или осматривал лес поблизости, не рискуя отходить слишком
далеко от белого здания. А по вечерам у костра они изучали речь друг друга
и обменивались рассказами о своем прошлом.
- Наши Древние были летающими людьми, - раскатывался по комнате голос
Эрскина. - После последней битвы они спустились с неба на свою родину и
обнаружили, что она выжжена начисто. Тогда они повернули свои машины и
полетели на юг, а когда машины больше не могли держать их в небе, они
приземлились в узкой пустынной долине. И через некоторое время они взяли в
жены женщин той страны. Так появилось мое племя...
- На краю пустыни жизнь очень тяжела, но мой народ научился
использовать пустыню для того, чтобы она смогла что-нибудь дать человеку,
и впоследствии у них уже было много хорошей земли. И была она у них до
дважды двенадцати лун тому назад, а потом земля вздрогнула и затряслась
так, что человек не мог стоять на ногах. С гор на нашу землю на юге пришел
огонь и множество плохих запахов. Телу Длиннобородый и Мак Трехпалый
умерли от кашля в опустившемся на землю тумане смерти. А утром, с первыми
лучами рассвета мир затрясся снова, и на этот раз горы извергли из себя
горящие камни, потоками хлынувшие вниз, чтобы поглотить самые лучшие из
наших с трудом отвоеванных у пустыни полей и пастбищ. Поэтому мы собрали
все, что смогли, и бежали от этих камней, все племя целиком, гоня наших
овец и взяв с собой только то, что можно было увезти на телегах,
запряженных пони, и на своих спинах.
Мы направились на север и обнаружили, что в других местах земля тоже
была разломана так, что на востоке море вгрызлось в землю, и тогда нам
пришлось бежать от поднимавшихся вод, как бежали мы от огня. И, казалось,
что нигде мы не сможем найти места, чтобы снова назвать его своим. До тех
пор, пока мы не вступили на эту землю, где некогда жило так много Древних.
Тогда несколько молодых воинов, и я в их числе, были направлены на
разведку, чтобы найти древние поля для посевов и место, чтобы заново
построить Стальную Птицу. Это прекрасная страна, - Эрскин показал рукой на
юг. - Я видел многое, и мне следовало бы вернуться со своими новостями, но
я зашел так далеко, что сердце мое не дало бы мне покоя, если я не увижу
всех чудес этой страны. Я тайком следил за передвижением степняков, но они
не такие, как мой народ. Им по сердцу жить в домах из шкур, которые можно
установить в любом понравившемся месте, а затем снова собрать их, когда
это место им надоест. Твоего рода горцев я не знаю - мы не очень-то любим
возвышенные места с тех пор, как наши горы принесли нам гибель.
- Эти города мертвых по-своему полезны. Здесь можно найти различные
сокровища - ты и сам это хорошо знаешь. Но здесь есть вещи и похуже, - он
коснулся повязки на своем плече. - Я не думаю, что мой народ будет
испытывать тягу к городам. Теперь, когда я снова смогу ходить, я должен
буду вернуться и доложить обо всем племени. И, может быть, все кончится
тем, что мы поселимся в какой-нибудь речной долине, где почва черна и
тучна. И там мы снова распашем древние поля для того, чтобы засеять их
зерном, и пустим наших овец и коз пастись на склонах холмов. Тогда
Стальная Птица снова пустит корни на прекрасной и плодородной земле. - Он
вздохнул.
- Ты назвал себя воином, - медленно произнес Форс. - Против кого вы
ведете войну? В ваших пустынях тоже есть Чудища?
Эрскин мрачно улыбнулся.
- В дни Великого Взрыва Древние выпустили на свободу магию, с которой
они не смогли совладать. Наши мудрецы не знают этой тайны и
руководствуются только легендами о наших предках, летающих людях. Но эта
магия была странной и ужасной. В пустыне водились существа, которые были
прирожденным врагом человека, чешуйчатые твари, жуткие на вид. Магия
сделала их и хитрыми, и быстрыми, так что между ними и всем человечеством
всегда была война не на жизнь, а на смерть. Но они были немногочисленными
и, наверное, раскаленные камни с гор уничтожили их всех. Потому что мы
больше не видели их с тех пор, как покинули горы.
- Радиация, - Форс поиграл рукояткой короткого меча. - Радиационные
мутации - но иногда это срабатывает очень неплохо. Вид Люры произошел в
результате такой магии!
Темнокожий южанин посмотрел на кошку, удобно разлегшуюся позади них.
- Это была хорошая, а не плохая магия. Хотел бы я, чтобы у моего
народа были такие друзья, чтобы защищать нас в странствиях. Потому что нам
пришлось много раз сражаться против зверей и людей. Степняки не показали
себя нашими друзьями. Надо всегда следить, не прячется ли где опасность.
Однажды ночью, когда я был в одном мертвом городке, на меня напала стая
кошмарных тварей. Не сумей я оказаться вне пределов их досягаемости и
хорошенько поработать своим ножом, они обглодали бы меня до костей.
- Я это знаю. - Форс принес барабан и вложил его в руки юноши. Тот
негромко вскрикнул от восторга.
- Теперь я смогу поговорить с Хозяином разведчиков! - Его пальцы
начали было выстукивать сложный ритм, но рука Форса метнулась вперед и
сжала его запястье.
- Нет! - Горец вынудил пальцы юноши отпустить барабан. - Это может
подать сигнал и другим - не только твоему народу. Ту ловушку выкопало
существо, которого я не знаю...
Нахмуренные черные брови Эрскина выпрямились, лицо его разгладилось,
и Форс продолжил:
- Я считаю, что это работа Чудищ. И если они все еще прячутся в этом
городе, то твой барабан укажет им, где прячемся мы...
- Ловушка была старая...
- Да. Но мы никогда еще не находили Чудищ, живущих в большом числе в
одном месте. Тот, кто устроил эту ловушку, может находиться по другую от
нас сторону этих развалин. Это большой город, и всех жителей Айри не
хватило бы, чтобы обыскать его как следует.
- Твой язык так же прям, как и твои мысли. - Эрскин отложил барабан.
- Мы покинем это место, населенное тварями прежде, чем я попробую
поговорить со своим племенем. Завтра я смогу выйти на тропу. Давай
отправимся с первыми лучами солнца. В этих древних городах есть какое-то
зло, которое, кажется, так и бьет в нос. Мне больше нравится чистота
открытой земли.
Форс связал часть городской добычи в небольшой узелок, припрятав
остальное во внутренних помещениях. Рана Эрскина полностью затянулась, и
следующие день-два он мог ехать верхом. Горец с сожалением посмотрел на
кучу своих находок, прежде чем припрятать их. Но по крайней мере у него
была сделанная им самим карта и дневник его изысканий, упакованные в
Звездную Сумку вместе с несколькими цветными карандашами и фигурками из
витрины музея.
Большую часть дня Эрскин бродил по зданию; как он сказал, для того,
чтобы размять ноги, но его также интересовало и то, что там находилось.
Теперь он вернулся с широкой полоской обработанного золота на запястье и с
массивной дубинкой с усаженной шипами головкой, которую он нашел в зале
музея, посвященном войнам. Его метательные копья и лук были вытащены из
ямы-ловушки, но древки копий были сломаны, и он не мог натянуть лук, пока
не зажило его плечо.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29