Перепрыгивая через три ступеньки, мы одновременно кинулись к двери, которая вела в покой Дорогуши. Как всегда в таких случаях, зафиксированных в бессмертных комедиях немого кинематографа, мы застряли в дверях, поскольку никто не хотел пропустить вперед другого —куда только девалось рыцарство мужчин в присутствии дамы!
Однако толкотня продолжалась не слишком долго. Пропускная способность двери оказалась достаточной, тем более что сзади рыкнул Пит и так подтолкнул нас, что мы просочились, влекомые скорее силой инерции, чем собственными усилиями.
Дальше опять все пошло нормально вплоть до дверей кабинета Дорогуши. Это были массивные, надежные двери, видимо непробиваемые. Сержант вытащил револьвер.
— А у вас есть ордер? — спросила с невинным выражением Кэт.
Он сердито глянул на нее, что-то пробурчал и дал знак своему подчиненному. Пит, тоже с револьвером в руке, приступил к делу. Собрав всю свою силу тяжелоатлета, он перекрестился и свободной рукой и локтем нажал на ручку двери.
Дверь открылась легко, словно никто не держал ее с другой стороны, не запирал на ключ, что на самом деле так и было. Мы вошли беспрепятственно. Даже не толкая друг друга. Кэт и я пропустили вперед полицейских, исполнявших свои обязанности. Наше дело— присутствовать, быть свидетелями и при нужде оказать
словесную и моральную поддержку досточтимому клиенту.Вновь обретя уверенность, сержант из Отдела по расследованию убийств поискал взглядом потенциального убийцу, а мы заняли места в первом ряду зрителей. Клей покашливал, прочищая горло.
В просторной комнате, обставленной тяжелой, массивной мебелью, которую предпочитают маленькие, невзрачные люди, чтобы внутренним убранством поразить посетителей, за столом из махагони в кресле с резной спинкой, нетактично вонзавшей в спину хозяина всевозможные выпуклые завитушки, сидел мистер Аугусто Коломбо. Сгорбленный и равнодушный к происходящему вокруг.
Сначала это удивило меня, потому что при знакомстве и заключении деловых отношений я заметил живость, заинтересованность и постоянную подвижность как тела, так и хищных глаз богача Дорогуши, его неспособность сидеть спокойно, потребность в движении, быструю реакцию, желание упредить собеседника в словах, делах, поступках.
Теперь же он был пассивен, делал вид, что не замечает нашего вторжения, чего, наверное, не позволял себе никто с тех пор, как стол из махагони был водружен в этой комнате.
Может, мистера Коломбо изменила болезнь, о которой говорила его домоправительница? Первое впечатление— раз мы его застали врасплох — подтверждало подобное предположение. Ибо Дорогуша сидел, опустив ноги в таз из старинного французского фарфора с изображенными на нем цветами и бабочками и до половины наполненного горячей водой, от которой струился пар. Штанины были подвернуты выше щиколотки.
Лица не видно — голова была покрыта большим мохнатым полотенцем, скрывающим верхнюю часть туловища и руки, а также второй фарфоровый сосуд, стоявший на дорогом столе. Дорогуша ладонями держал этот сосуд. По комнате распространялся необычный аромат — вероятно, индийского происхождения.
Мистер Коломбо прогундосил что-то неразборчивое из-под полотенца.
Сержант Клей был смущен неожиданной картиной и приемом, которого он, очевидно, не предвидел. Он поспешно сунул револьвер куда-то под мундир. Пит последовал его примеру. Было заметно, что оба довольны, ибо ни перестрелки, ни сопротивления со стороны подозреваемого не предвидится.
Подо зреваемого?
Лишь сейчас мне пришло в голову, что любые меры пресечения против Дорогуши нелогичны. И еще: почему вмешивается сержант из Отдела по расследованию убийств? Какое отношение к убийствам имеет Дорогуша? Если он в чем-то и виноват, то — в этом я убежден — в надувательстве и лжесвидетельствах, но в убийствах?.. Он, такой тщедушный, с ручонками, судорожно сжимающими сейчас фарфоровый сосуд, маленькими ножками, пальцы которых нервно шевелятся в горячей воде...
— Сержант...— начал было я. Поздно. Потому что тот прокашлялся, прочистил горло и начал заготовленную речь.
— Мистер Аугусто Коломбо,— говорил он с пафосом,— я лишаю вас свободы по обоснованному подозрению в нападении на человека по имени Альберто Росси и нанесении ему ранения!
Кто-то у нас за спиной глухо вскрикнул, и голос, преисполненный отчаяния и ненависти, проговорил только одно слово:
— Преступник!
Я знал, что это Кармела Росси, и понимал ее возмущение и озлобление. Но я ошибся в отношении объекта, которому было адресовано слово. Ибо скорбящая и готовая мстить мать набросилась не на человека, который, по мнению Клея, напал на ее сына и ранил его, а на самого представителя закона, изрекавшего приговор. Через мое плечо протянулась тяжелая рука и ухватила полицейского. Он вскрикнул и попытался вырваться. Тщетно, поскольку женщина вцепилась в него и не выпускала. До тех пор, пока не вмешался Пит, с трудом вызволивший своего начальника.
Дорогуша, к которому были обращены обвинения, никак не реагировал, что удивило и смутило присутствующих. Кэт локтем толкнула меня в бок, указывая на неподвижную голову человека, склонившегося над ароматным паром. Из-под полотенца доносилось лишь тихое бормотание или громкое сопение, порой одышливый кашель, характерный для больного бронхитом.
Я решил вмешаться.
— Сержант Клей,— сказал я, повышая голос, чтобы меня услышал клиент под полотенцем,— я считаю, что вы поторопились со своим заявлением. Высказанное в адрес моего клиента, присутствующего здесь мистера Аугусто Коломбо, уважаемого гражданина и делового человека, неоценимого в нашем обществе и...
Ворчание под полотенцем стало громче, и я, сократив вводную часть, перешел к существу проблемы.
— Я уверен, что отпадают как первый, так и второй пункты вашего обвинения. Мой клиент, уважаемый мистер Коломбо, не совершал нападения и не ранил особу по имени Альберто Росси. Мой клиент...
— Тэтчер, заткнитесь...— зашипел сержант.
— Моя обязанность, как человека, которому доверена забота...
— Тэтчер, я сверну вам шею!
— Мой клиент, и это я берусь доказать, вообще не...
— Тэтчер, прекратите!
— Не прекращу! Мой клиент...
— Тэтчер, я потребую вашего удаления!
— Только попробуйте! Мой клиент...
Сержант схватил меня за лацкан пиджака и встряхнул.
— Вы помните, что сказал Росси?
— Когда? Где? На пляже? Предложил нам виски! На бензоколонке? Пусть расскажет Кэт... Или когда стреляли в меня? Стреляли... Здесь? В меня... в него...
Но сержант не следил за ходом моих мыслей.
— Там, в своем доме. Перед тем как мы отправились сюда! Раненый, забинтованный, бледный, но в сознании! Что он сказал?
— Не помню. Наверное... хм... что у него болит спина? Или что доктор Салетти слишком стянул ему спину? Не помню...
— Я спросил, кто на него напал. И он назвал имя нападавшего. Да, нападавшего!
Он все еще тряс меня, но я не отступался; — Ну и что? Разве это доказательство?
— Он назвал мистера Коломбо! Его, именно его, вашего клиента, как вы его называете уже сто раз. Нападавшим был мистер Коломбо! Кроме того...
Я вывернулся, отступил на шаг и поправил галстук.
— Зачем вообще вы вмешиваетесь?—-спросил я сержанта Клея с легкой усмешкой.— Какое это имеет к вам отношение? Лучше занимайтесь своими клиентами — убитыми и убийцами,— а честных людей оставьте в покое! Если бы даже мистер Коломбо и нападал, как вы утверждаете, а я отрицаю и докажу это, сие вас не касается и...
— Шеф...— дрожащим голосом промолвила Кэт.
— Я докажу вам, что касается! — принял вызов Клей.
— А я докажу, что не касается!
— Касается!
— Не касается!
— Доволь-но!
Мы опешили. Затем посмотрели туда, куда указывал палец моей секретарши Кэт Карсон. А она указывала на человека, из-за которого мы ругались,— на мистера Коломбо. Он не сидел за столом из махагони, накрытый полотенцем. Он вообще не сидел. Он босиком стоял в фарфоровом тазу и яростно колотил по полированной столешнице.
Звериный рык вырвался из его уст. Теперь, а именно в данный миг, он ничего не говорил, только мелкие зубы нервно покусывали посиневшие губы, в уголках которых собралась пена.Лицо было багровым, щеки раздулись. Я не понял, то ли это было результатом вдыхания ароматизированного пара, то ли признаком предынфарктного состояния. Во всяком случае, моему клиенту грозила опасность. Двойная.
— Тихо-о-о!—заорал маленький Дорогуша, на этот раз без всякой нужды, поскольку в кабинете царила мертвая тишина. Временами, с короткими промежутками, слышались всхлипывания, но на Кармелу Росси никто не обращал внимания.
— Что за глупости? — распалился Коломбо.
— Я...— заикаясь, процедил я.
Клей с хмурым выражением лица закашлялся. Может, он не станет начинать все с начала? — подумал я. Он попытался:
— Мистер Коломбо, я явился... Дорогуша прервал его криком:
— Кто вас приглашал? Кто позволил вам войти?
— Они ворвались,— шепнула сквозь слезы домоправительница.
Дорогуша готов был уничтожить нас взглядом. Кое-кто невольно попятился. Но, похоже, не Кэт.
— Мистер Коломбо,— торопливо, чтобы Дорогуша не прервал ее, заговорила Кэт,—мистер Тэтчер, намереваясь защитить ваши интересы, воспротивился намерению сержанта арестовать вас...
— Меня? — удивился Коломбо, что свидетельствовало о том, что, находясь под полотенцем во время ингаляции, он не вникал в пререкания, происходившие в его кабинете.— За что?
Вмешался Клей:
— За нападение на Альберто Росси и нанесение ему ранения. И за другие преступления, о чем мы...
Дорогуша нервно прервал его.
— На Альберто? — искренне удивился он, поднял ногу из таза и вытер ее о штанину другой ноги, и все с напряженным вниманием следили за этим, опасаясь, как бы он не забрызгал дорогой ковер.— С чего бы мне на него нападать?
— Не с чего,—отозвалась мать Альберто.
— Этого не могло быть,— проговорила Кэт.—Вы видите, в каком он состоянии!
Вид Дорогуши—мешки под глазами, налитые кровью глаза, потное, синюшное лицо—свидетельствовал о болезни, основательно его потрясшей. Словно в подтверждение он громко чихнул.
— Будьте здоровы,— вырвалось у Пита, который тут же умолк, когда Клей метнул в него взгляд.
— У меня этот трюк не пройдет! — презрительно сказал Клей и зевнул.— Маскируетесь вы или нет, мне безразлично. Можете пригласить адвоката, это ваше право, только больше мы не будем играть в прятки!
— Зачем ему адвокат? — сказал я.— Я здесь! Полотенце, висевшее на краю стола, наконец упало на пол. Дорогуша выпятил грудь, надул щеки и еще больше покраснел. Краснота вроде бы стала переходить в фиолетовый цвет. Лопнет, испугался я.
— Я позову врача, а не адвоката! — кричал он, и вены на шее у него вздулись.— И не какого-нибудь, а психиатра, чтобы вас освидетельствовал! Что это за идиотские штучки?!
Сержант Клей, очевидно, пытался сохранить достоинство представителя привилегированных властей.
— Зовите кого угодно, но обвинение с вас не снимается! Нападение на Альберто Росси и нанесение ему ранения!
— В таком состоянии? — повторила Кэт свое высказанное ранее сомнение. Однако у Клея и на это был ответ:
— Разве нужна справка, что у тебя нет насморка, чтобы кого-либо убить? Особенно если на то есть причина?
Аугусто Коломбо больше не сдерживался.
— Идиоты! Кретины! Альберто — мой человек! Я ему плачу, годами терплю его...
— Ну и что? Почему бы вам его и не...
Богатей дошел до предела. Он поколебался, прежде чем переступил грань.
— Но... Альберто мой сын!
Глотая слезы, домоправительница вмешалась и поправила его:
— Нет, Альберто—сын Пицциони, ваш сын — Марио! Дорогуша обвел взглядом присутствующих.
— Вы слышали, Кармела наверняка знает. Альберто... хм... мой... в некотором роде. Как сын. Его брат—мой сын, вот... И зачем бы мне тогда...
Какое-то время он разглядывал нас, а затем плюхнулся в кресло. Побелел, затрясся. Кармела взвизгнула, однако рука сержанта остановила ее.
Ее вмешательства, похоже, было не нужно. Дорогуша выпрямился, облокотился о стол, придвинул к себе сосуд с ароматизированной водой и накрылся полотенцем. До нас опять донеслось лишь глухое ворчание, и ни единой душе не удалось бы угадать смысл этого заявления.
И тут раздался крик. Он шел снаружи, откуда-то из другой комнаты, и был исполнен страха и ужаса. Это было подобно выстрелу стартера в финальном забеге на стометровку на Монреальской Олимпиаде.
Все — исключая Аугусто Коломбо, который, склонившись над ароматным паром под мохнатым полотенцем, совершенно отделился от нас,— повторяю, все переглянулись и тут же как один ринулись в коридор, узнать, что случилось. В крике настолько явственно слышались страх и ужас, что его нельзя было истолковать иначе чем призыв о помощи, причем самой незамедлительной и решительной.
В коридоре никого не было. Все вместе мы добежали др лестницы. Но и там никого не увидели. Сделали всей группой еще пять-шесть шагов и оказались в вестибюле. Пусто!
Сзади, из комнаты, двери к порой выходили на лестницу, послышался стон. Мы как по команде обернулись.
— Долорес! — воскликнул я, догадавшись, откуда идет звук.
— Опять она! — добавила без особой симпатии синьора Росси.
Я бросился к спальне подружки богача Дорогуши. Теперь я возглавил бег нашей группы. Без стука я ворвался в комнату и увидел ее лежащей ничком на неубранной постели и сотрясающейся от рыданий. Если бы не рыдания, стоны и недавний крик, картинка была бы весьма привлекательной. Красотка была в платье, которое на демонстрации мод комментируют примерно так: «Послеполуденное платье для коктейля, рекомендуется изысканным дамам из высшего общества. Выполнено из тяжелого шелка оригинального зеленого цвета, единственное в своем роде, с глубоким вырезом спереди, открытой спиной, шнурком из той же ткани, придерживающим платье, тканное золотом, по бедрам — прилегающее, далее расклешенное, по подолу шитое золотыми китайскими драконами». Падение на постель испортило вид платья, сзади оно задралось, обнажились восхитительные смуглые бедра и крохотный треугольник тончайших трусиков.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17