..
Он пристально, почти дерзко взглянул на нее, точно делая ей вызов, точно говоря ей: «Что же вы не договариваете? Попробуйте!» Она впервые смутилась от холодного и серьезного взгляда этого человека и глянула в сторону.
— У меня нет и не будет никаких других планов,— ответил он твердо п отчетливо.
Разговор вдруг оборвался. Между молодыми людьми повеяло каким-то холодом. Они почуяли один в другом врагов...
Егор Александрович, вернувшись домой, тотчас же с лихорадочной поспешностью засел за разбор разных счетов и отчетов, доставленных ему дядею, и не без страха раздумывал, сумеет ли он одолеть все эти ряды цифр. Дело для него было совершенно новое. Но это нужно было сделать, чтобы уяснить себе, как поступать дальше. Не уяснив себе этого, он испытывал
такое ощущение, как будто на нем были надеты колодки, мешавшие ему свободно двигаться. Работа должна была занять у него не день, не два, и он сознавал, что ему придется потратить много времени даром, так как он не умел приняться за дело, как следует. Тем не менее, он решился добиться результатов без чужой помощи, почему-то стыдясь просить указаний у дяди. Его постоянное пребывание в своем кабинете за бумагами сильно смущало Софью Петровну. Она не знала, что хочет предпринять сын, для чего ему понадобилось просмотреть эти противные дела. В то же время ее мучило подозрение, что Егор Александрович действительно хочет отказаться от женитьбы на Протасовой. Почему? Мухортова ие находила ответа на этот вопрос. Ее томила тоска. Ей грезились во сне и наяву Баден-Баден, Биарриц, Тру-вилль. Она вдруг стала чувствовать, что у нее и тут болит, И там пост, и здесь колет. Как бы хорошо теперь уехать куда-нибудь па воды. Это так необходимо для се здоровья. Но об этом и думать нечего, если Жорж не женится. Она металась и не находила себе места. Ее даже не развлекала болтовня Елены Никитишны, Агафьи Прохоровны, матери Софронии. Мрачное настроение генеральши не ускользнуло от зорких глаз ее приживалок и дворовых. Об этом шушукались во всех углах. Агафья Прохоровна интересовалась этим более всех.
-— Матушка, Софья Петровна, что это вы, ангел, наш, все нынче в омрачении находитесь? — говорила она как-то, развлекая лежавшую в своем будуаре на кушетке совсем больную генеральшу.— Смотрю это я на вас, благодетельница, и думаю: нет, нет, это не наша Софья Петровна, не она, не она! Ей-богу!
— Да, милая, точно я на себя не похожа,— со вздохом произнесла Софья Петровна и томно закатила глаза.— Радостей-то мало...
— А что такое, ангел вы наш?.. Не случилось ли чего, помилуй, господи! —воскликнула в волнении Агафья Прохоровна и учащенно заморгала глазами.
— Хотелось, вот, Жоржа женить,— лениво ответила Мухортова.—Тоже при жизни еще пристроить бы желала...
— Матушка, ангел вы наш, да вы это что же о смерти-то говорите! — поспешно воскликнула Агафья
Прохоровна и бросилась целовать ручку генеральши.— Вам жить, да жить еще надо. Нас-то кто же хоронить будет без благодетельницы. Поверх земли без вас-то мы наваляемся! Спаси вас, господи! Она быстро начала креститься.
— Все же, кто знает, что случится! Предчувствие у меня!— произнесла Софья Петровна таким печальным тоном, точно она и действительно умирала.— Да, предчувствие. Под ложечкой это, знаешь, так засосет, засосет, ну, и идут в голову такие мысли... Да, хотелось бы при жизни видеть Жоржа счастливым.
— Ну, и что же? и что же?
— Не хочет... Нашла ему и невесту — не нравится.
— А-ах, а-ах! — протяжно вздохнула Агафья Прохоровна, качая с соболезнованием головой.— Не нравится! И с чего бы? Разве, может, у самого Егора Александровича другая невеста намечена? Ну, тогда другие, конечно, по вкусу и не придутся.
— Нет, где же! — сказала генеральша.
— И точно, где же!..
Агафья Прохоровна подперла подбородок правою рукою и, покачивая в раздумье головой, заметила как бы про себя:
— Уж не может же быть, чтобы это из-за этого... Нет, это что и говорить, не может быть, пустяки совсем!
— Ты это про что, Агафья Прохоровна? — спросила генеральша.
— Так, ангел ВЫ наш, глупые мысли пришли в голову... Известно, где же у нас умным мыслям быть... Сами мы глупые, и мысли у нас глупые...
— Да ты говори! Что такое?
— Я вот про Полю, что она-то не пристроена еще... Агафья Прохоровна вдруг словно спохватилась
и торопливо прибавила:
— Благодетельница, виновата! Язык мой — враг мой! Может, вы и не знаете ничего про Полю!
Мухортова махнула безнадежно рукою. — Все, все знаю!
— Ну, так вот не беспокоится ли Егор Александрович, что она-то не пристроена? Ведь это бывает. Конечно, не ему на ней жениться, не помеха она ему при свадьбе, а все же, пока не пристроена она, серд-
це-то но ней и сохнет. Добр он! Была бы чужемужняя жена — дело другое было бы, отрезанный ломоть...
— Это правда, конечно,— в раздумье согласилась генеральша.
Ей самой приходила в голову эта мысль.
— Вот Данило Волков, камердин Егора Александровича, я думаю, в ногах бы вывалялся, чтобы жениться на ней.
— Ты полагаешь? Но он же, вероятно, все знает?
— Ах, благодетельница, это вы по своим благородным чувствам рассуждаете, а ему что, что он знает? В их сословии это ни за что не считается. Просто так себе: тьфу!.. Да и то сказать, чего же тут такого? Не с мужиком каким-нибудь жила, а барин приласкал, так ведь это за счастье он почитать должен, потому и ее, и его не оставят господа.
— Ах, разве я кого-нибудь обижала!—воскликнула с чувством Мухортова.— На меня-то уж роптать люди не могут! О, нет...
— Что и говорить! Что и говорить! Благородные люди такой жизни были бы рады! Как у Христа за пазухой живут!
Софья Петровна помолчала и потом спросила:
— Так ты думаешь, что Данило был бы согласен?
— Ничего я наверное, ангел вы наш, не знаю, потому не мое это дело. Что мне в чужие дела соваться? Меня бы не обижали, а я человека не трону. Живи он, как знает... Но думаю я по своему глупому рассуждению, что должен бы Данило только радоваться и бога благодарить за такое счастие.
Генеральша вздохнула.
— Надо будет с Еленой поговорить...
— Благодетельница, только не выдавайте вы меня, что я это говорила,— сказала Агафья Прохоровна униженным тоном.— Не любят люди, чтобы в их дела чужие нос совали. Может быть, у нее свои планты есть. В чужую душу не влезешь...
— Ах, что ты глупости говоришь! Стану я рассказывать!
— Тоже понимают ведь, что пока Пелагея не замужем, будет она в руках Егора Александровича
держать. К чужемужней жене сердце-то его сейчас охладеет...
Агафья Прохоровна поспешила оставить Мухор-тову одну и, пробираясь в странноприимный покой, не утерпела, забежала к Даниле Николаевичу Волкову.
— Готовьте дары-то, да на свадьбу зовите,— бойко сказала она ему, заглядывая в его комнату.
— А что, Агафья Прохоровна?—торопливо спросил он, соскакивая с дивана, где лежал с газетой в руках.
— А то же, что у генеральши речь пойдет с Еленой Никитпшиой о вашем бракосочетании,— ответила Агафья Прохоровна, приседая в дверях.— За хлопоты-то сумейте по обещанному отблагодарить.
— Мы свое слово держать умеем,— развязно ответил он.— Как же разговор-то у вас вышел?
— Ну, после, а то еще шпионы выследят, дело напортят,— ответила она, быстро удаляясь от дверей с поднятой гордо головой.
Софья Петровна, между тем, глубоко раздумывала о словах Агафьи Прохоровны. Ей самой не раз приходили эти мысли в голову. Действительно, Егор Александрович бросит тотчас же Полю, как только она сделается чьей-нибудь женою. Не станет он делиться ею с лакеем. Фи! Этого только недоставало! Это, вероятно, понимают и Поля, и Елена Никитиш-на. Уж и точно, не думают ли они прибрать к рукам Жоржа? Надо похлопотать, как бы сбыть девушку. Лх, как все это скучно, несносно!
Не прошло и получасу после ухода Агафьи Прохоровны, как уже в будуаре у Мухортовой шел разговор с Еленой Никитишной.
— Я с тобой, Елена, хотела поговорить о Поле,— сказала Софья Петровна.— Ужасно беспокоит меня ее положение.
Елена Никитишиа махнула безнадежно рукой.
— Уж и не говорите, сама я ночей не сплю! До-куролесила девчонка до того, что хуже и быть не может...
— А что? — с испугом спросила генеральша.
— Известно, что! Оба молоды, матерью, пожалуй, будет.
— Елена, что ты говоришь! — с ужасом вскричала Мухортова.— Это ужасно, ужасно!.. И скоро?
— Не знаю, ничего не знаю! От нее ничего не допытаешься, а вижу, что дело не ладно.
— Боже мой, этого только недоставало! Незаконный ребенок! Это ужасно!.. А я думала пристроить бы ее за кого-нибудь...
— Пристроить! Вон и жених есть, да разве с нею сговоришь!..
Елена Никитишиа опять махнула рукой.
— Жених? Кто это? — полюбопытствовала генеральша.
— Данило сватается.
— Данило? Что же, он человек трезвый, порядочный...
— Да ей-то все равно, кто ни сватайся, хоть принц заморский, все равно не пойдет.
Софья Петровна покачала укоризненно головой.
— Ах, Елена, Елена, разве можно так говорить. Разве девушка понимает что-нибудь в этих делах! Надо уговорить, резоны представить. Ведь и все мы почти всегда не по своей воле шли замуж. Разве я по своей воле, по страсти шла? Так я не она!.. Если бы волю-то нам дать, так мы бы... Да вот она сама пример: дали мы волю, и что вышло?
— Знаю я, сама знаю это! Да нынче насильно-то к венцу не потащишь...
Мухортова пришла в ужас.
— Ах, что ты, что ты, Елена! Разве можно такие слова говорить: насильно! Да я первая возмутилась бы! Надо убеждением подействовать! Надо резоны представить! А то насильно, вот выдумала. Совсем ты стара становишься, тоже из ума выживаешь! Насильно!..
Генеральша была возмущена.
— Говорила я с пей, да разве ее уговоришь,— ответила Елена Никитишиа.
— Ты говорила уже?
— Да так, стороною,— пояснила Елена Никитишиа, уклоняясь от прямого и откровенного ответа.
Она уже несколько раз пробовала усовещевать «дев>ку», под влиянием какого-то смутного страха, чуя, что в доме делается что-то неладное. Практический смысл прямо подсказывал ей, что нужно ковать желе-
зо, пока оно горячо, что теперь еще можно «сорвать» что-нибудь с господ на приданое, а что после, может быть, будет уже поздно. Сорвать можно было, только выдав Полю замуж; обеспечивать судьбу обольщенной девушки, не выдавая ее замуж,— этого еще не случалось в практике мухортовских господ и дворни и, кроме того, просить об этом было неловко, так как подобная просьба могла быть принята за недоверие к господам. И на воле у Елены Никитишны остались понятия и взгляды крепостной.
— Ну, и что же? — продолжала расспрашивать Софья Петровна.
— И слушать не хочет! Вот уже истинно нажили горе! Конечно, если бы сам Егор Александрович ей сказал, может быть, она и согласилась бы.
Генеральша ухватилась за эту мысль. Действительно, это было проще всего. Он должен уговорить эту молодую девушку и загладить свой проступок.
— Я с ним поговорю...
— Не станет только он ее уговаривать! — с сомнением возразила Елена Никитишна.
— Ну, вот еще выдумала! Должен же он понять, что надо уладить это дело... Наконец, я мать, я могу ему приказать... Ты, с своей стороны, Елена, постарайся разъяснить ей ее положение, а я поговорю с Жоржем... Надо кончать скорее!..
— Ах, девка, девка, сколько она хлопот наделала! — вздохнула Елена Никитишна.
— Ну, не горюй, Елена, что делать! Авось, все уладится!.. Поверь, что я постараюсь сделать все, зависящее от меня... Ну, а ты помоги со своей стороны...
Генеральша милостиво отпустила Елену Никитиш-ну и твердо решила переговорить с сыном. В последнее время он как будто избегал разговоров с матерью, и генеральша совершенно не знала его планов относительно будущего. Она знала только, что он для чего-то просматривает «противные» отчеты по имению, и не понимала смысла этих занятий. Чего уж просматривать старые счеты, если стоишь на краю пропасти?..
Улучив удобную минуту, она пригласила сына к себе на половину и сказала ему:
— Жорж, мне нужно серьезно поговорить с тобою...
Он не без удивления взглянул на нее, но тотчас же заметил:
— Я очень рад, потому что и мне нужно поговорить с тобою.
— Я насчет Поли,— начала генеральша, когда Егор Александрович опустился в кресло около ее кушетки.
— Насчет Поли? — с еще большим удивлением спросил он.— Что такое случилось?
— Кажется, ты должен бы знать лучше меня, в каком она положении.
— А,—со вздохом проговорил Мухортов.— Я знаю... то есть подозреваю... этого нужно было ждать...
— Меня огорчает, мой друг, твое равнодушие,— сказала с упреком мать.
— Почему ты знаешь, что я равнодушно отношусь к этому? — спросил он.— Но воротить прошлого нельзя, и сколько бы я ни волновался, поправить дела тоже нельзя!
— Нужно поправить!—тоном строгого наставника заметила генеральша, делая особое ударение на слове «нужно».
Потом она прибавила:
— Да, нам надо позаботиться о се судьбе и о судьбе ее ребенка... твоего ребенка... Это наш святой долг!..
— Я именно это и хочу сделать, но прежде всего мне нужно привести в порядок наши собственные дела,— сухо ответил сын.
— Что же общего между нашими делами и ею?— пожимая плечами, произнесла генеральша.— Страя-вое сопоставление!.. Мы должны постараться ее пристроим, за кого-нибудь, вот в чем наш долг.
Он усмехнулся.
— Хорошо заглаживанье проступка: сделать ее еще несчастнее. Она, впрочем, никогда не выйдет ни за кого замуж.
— Надо ее уговорить.
Он нетерпеливо пожал плечами.
— Это бесполезно! Да на ней никто и не женится,—сказал он с горькой усмешкой.— Кому же нуж-
на брошенная любовница, да еще с ребенком...
— О, мой друг, поверь, что в их кругу на это смотрят не так, как у нас. Дадим приданое, найдется и жених, и она...
— Вот именно этот-то вопрос меня и занимает теперь,— начал он.
— Так ты думал ее пристроить? — обрадовалась генеральша.
— Нет, я не о ней говорю, а о деньгах,— сухо ответил сын.— Я почти окончил проверку отчетов по управлению имением... Но я не знаю еще одного. Сколько у тебя долгов в Петербурге?
— Где же мне помнить,— с пренебрежением сказала Мухортова.
— Их надо вспомнить; иначе придется плохо.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27