И боязнь уходила из душ, и к Средиземью стремились сердца, и уже
не таким страшным им казался Мелькор. Светилась песнь, и создавала она -
мысль. Но встал Манве, и внезапно Золотоокий увидел его перекошенное лицо
и страшные глаза. Король Мира схватил Майя за плечи, и хватка его была
жестче орлиных когтей. Он швырнул Золотоокого наземь, и прорычал:
- Ты! Ничтожество, тварь... Как смеешь... Продался Врагу!
Дыхание Манве было хриплым, лицо его побагровело. Наверно, он ударил
бы Майя, но Варда остановила его.
- Успокойся. Он только Майя, и слаб душой. А Мелькор искушен во лжи и
злых наваждениях. - Ласковым был ее голос, но недобрым - ее взгляд.
Манве снова сел.
- Иди, - сурово сказал он. - Пусть Ирмо снами изгонит злые чары из
души твоей. Ступай! А вы, - он обвел взглядом всех остальных, - запомните:
коварен Враг, и ложь его совращает и мудрейших! Но тот, - он возвысил
голос, - кто поддастся искушению, будет наказан, как отступник! Запомните
это!

В мягкий сумрак садов Ирмо вошел Золотоокий. Ему было горько и
больно; он не мог понять - за что? Не мог поверить словам Манве - "Все это
наваждение; Тьма это зло, и за Тьмой - пустота." "Но я же видел, я видел!"
- мучительно-болезненно повторял он, сжимая руками голову, и слезы обиды
текли по его щекам. Кто-то легко коснулся его плеча. Золотоокий обернулся
- сзади стоял его давний друг, ученик Ирмо. Его называли по-разному:
Мастер Наваждений, Мечтатель, Выдумщик, Чародей. И все это было правдой.
Он такой и был, непредсказуемый и неожиданный, какой-то мерцающий. И
сейчас Золотоокий смутно видел его в мягком сумраке садов. Только глаза -
завораживающие, светло-серые, ясные. Казалось, он улыбался, но неуловимой
была эта улыбка на красивом лице, смутном в тени темного облака волос. Его
одежды были мягко-серыми, но в складках они мерцали бледным золотом и
темной сталью. Золотоокий посмотрел на него, и в его мозгу вспыхнуло новое
слово - _А_й_о_, и это слово значило все, чем был ученик Ирмо.
- Что случилось? - спросил он, и голос его был глубок и мягок.
- Мне не верят, - со вздохом, похожим на всхлип, сказал Золотоокий.
- Расскажи, - попросил Айо, и Золотоокий заговорил - с болью, с
обидой, словно исповедуясь. И, когда он закончил, Айо положил ему руки на
плечи и внимательно, серьезно посмотрел в глаза Золотоокого, и лицо его в
этот миг стало определенным - необыкновенно красивым и чарующим.
- Это не наваждение, поверь мне. Это не наваждение. Я-то знаю, что
есть наваждение, а что - истина.
- Но почему тогда?
- Я не знаю. Надо подумать. Надо увидеть мне самому...
- Но я... - он не договорил.
Айо коснулся рукой его лба и властно сказал:
- Спи.
И Золотоокий тихо опустился на землю; веки его словно налились
свинцом, голова упала на плечо... Он спал.

Сказала Йаванна, горько плача:
- Неужели все, что делала я, погибло? Неужели прекрасные Дети
Илуватара очнутся в пустой и страшной земле?
И встала ее ученица, по имени Весенний Лист.
- Госпожа, позволь мне посетить Сирые Земли. Я посмотрю на то, что
осталось там, и расскажу тебе.
На то согласилась Йаванна, и Весенний Лист ушла во тьму.

Почва под ногами была мягкой и еще теплой, ибо ее покрывал толстый
слой извергнутого вулканами пепла. Как будто кто-то нарочно приготовил эту
живую новую землю, чтобы ей, ученице Йаванны, выпала высокая честь
опробовать здесь, в страшном, пустом, еще не устроенном мире свое
искусство. Соблазн был велик. С одной стороны, следовало, конечно,
вернуться в Валинор и рассказать о пустоте и сирости Арды, а с другой -
очень хотелось сделать что-нибудь самой, пока некому запретить или
указать, что делать... Очень хотелось. И она подумала - не будет большой
беды, если я задержусь. Совсем немножко, никто и не заметит. Она не
думала, что сейчас идет путем Черного Валы - пытается создать свое. Она не
осознала, что видит. Видит там, где видеть не должна, потому, что в
Средиземьи - тьма, и она знала это, а во тьме видеть невозможно. Но сейчас
ей было не до того. Она слушала землю. А та ждала семян. И Весенний Лист
прислушалась, и услышала голоса нерожденных растений, и радостно подумала
- значит, не все погибло, когда Светильники рухнули. То, что было способно
жить в новом мире - выжило. Она взяла горсть теплой, мягкой рассыпчатой
земли, и была она черной, как Тьма и, как Тьма, таила в себе жизнь. И
Весенний Лист пошла по земле, пробуждая семена. Она видела Солнце и Луну,
Звезды - но не удивлялась. Почему-то не удивлялась. Некогда было. Да и не
могла она осознать этого - пока. А все росло, тянулось к небу, и, вместе с
деревьями и травами, поднимался к небу ее взгляд. И забыла она о Валиноре,
захваченная красотой живого мира.
И все же скучно было ей одной. И потому появились в мире поющие
деревья и говорящие цветы, цветы, что поворачивали свои головки к Солнцу
всегда, даже в пасмурный день. И были цветы, что раскрывались только
ночью, не вынося Солнца, но приветствуя Луну. Были цветы, что зацветают
только в избранный день, в избранный час - и не каждый год случалось
такое. Ночью Колдовства она шла среди светящихся зловеще-алым цветков
папоротника, что были ею наделены спящей душой, способной исполнять
желания. Но такое бывало лишь в избранный час. Со дна прудов всплывали
серебряные кувшинки и мерно качались на черной воде, и она шла в венке из
огромных подводных цветов. Она давала души растениям, и они говорили с
нею. И духи живого обретали образы и летали в небе, качались на ветвях и
смеялись в озерах и реках.
И вырастила она растения, в которых хотела выразить двойственность
мира. В их корнях, листьях и цветах жили одновременно смерть и жизнь, но
полны были они яда, который при умелом использовании становился сильнейшим
лекарством. Но более всего ей удавались растения, что были совсем
бесполезны, и смысл их был лишь в их красоте. Запах, цвет, форма - ей так
нравилось колдовать над ними! Она была счастлива, и с ужасом думала о
возвращении. Ей казалось, что все, что она создала, будет отнято у нее и
убито... Но она гнала эти мысли.
В тот день она разговаривала с полевыми цветами.
- Ну, и какая же от вас польза? Что мы скажем госпоже Йаванне в вашу
защиту, а? Никакой пользы. Только глазки у вас такие красивые... Что же мы
будем делать? Как нам оправдать наше существование, чтоб не прогнали нас?
- Наверное, сказать, что мы красивы, что пчелы будут пить наш нектар,
что те, кто еще не родились, будут нами говорить... Каждый цветок станет
словом. Разве не так?
Весенний Лист резко обернулась. У нее за спиной стоял кто-то высокий,
зеленоглазый, с волосами цвета спелого ореха. Одежда его была коричневой,
и рог охотника висел на поясе. Сильные руки были обнажены до плеч, волосы
перехвачены тонким ремешком. Весенний Лист недовольно посмотрела на
пришельца.
- Ты кто таков, - спросила она. - Зачем ты здесь?
- Я Охотник. А зачем - зачем... наверное, потому, что надоело
смотреть, как Ороме воротит нос от моих тварей.
- Как это? - засмеялась она. "Воротит нос", - показалось очень
смешными словами.
- Говорит, что мои звери бесполезны. Он любит лошадей и собак - чтобы
травить зверей Мелькора. Да только есть ли эти звери? А в Валиноре он учит
своих зверюг травить моих тварей... Я говорил ему - не лучше ли
натаскивать собак все же в Средиземьи, на злых зверях... А он убивает
моих. Тогда я дал им рога, зубы и клыки - защищаться. А он разгневался и
прогнал меня. Вот я и ушел в Средиземье. Вот я и здесь.
Он широко улыбнулся.
- Зато никто не мешает творить бесполезное - так он зовет моих
зверей. А я думаю - то, что красиво, не бесполезно хотя бы потому, что
красиво. Смотри сама!
И она видела оленей, и лис, таких ярких, словно язычки пламени. Она
видела волков - Охотник сказал, что они еще покажут собакам Валинора. И
отцом их был Черный Волк - бессмертный волк, волк говорящий. И они ехали
по земле, она - на Белом Тигре, он - на Черном Волке. И не хотелось им
расставаться - они творили Красоту. Охотник сотворил птиц для ее лесов и
разноцветных насекомых - для трав и цветов, зверей полевых и лесных, и
гадов ползучих, и рыб для озер, прудов и рек. Все имело свое место, все
зависели друг от друга, и все прочнее Живая Красота связывала Охотника и
Весенний Лист.
И вот случилось, что ночью они увидели что-то непонятное, тревожное и
прекрасное. Две гибких крылатых тени парили беззвучно в ночи, кружась в
лучах луны. Это был танец, медленный, колдовской, и они стояли,
завороженные, не смея и не желая пошевелиться, и странная глуховатая
музыка звучала в их сердцах.
- Что это? Кто это? - изумленным шепотом сказала Весенний Лист, глядя
огромными глазами в лицо Охотнику.
- Не знаю... Это не мое. Ороме такого не создать...
И они переглянулись, пораженные внезапной мыслью: "Неужели Враг?" Но
разве он может создавать, тем более - такое? И Отцы зверей помчались на
северо-восток, унося своих седоков в страшные владения Врага.

Он спал, но сон его был не совсем сном. Ибо казалось ему, что он в
Арде - везде и повсюду одновременно, в Валиноре и в Сирых Землях, и видит
и слышит все, что твориться. Он видел все - но ничего не мог. Не мог
крикнуть, что звезды - геле - не творение Варды, что это и есть Свет... Он
видел, как ушел Артано; он даже позавидовал ему, ибо знал, что у него не
хватит силы духа уйти ко Врагу... А Врага он уже не мог называть Врагом. И
слова, идущие из ниоткуда, дождем падали в сердце его, и он понял смысл
имени - Мелькор. И последняя цепь, что держала на привязи сознание,
лопнула, и оно слилось со зрением. Он прозрел. А потом он увидел над собой
прекрасное лицо Айо. Он знал, что это - сон. Но Айо мог входить в любые
сны, и сейчас он выводил из сна Золотоокого.

- Все что ты видел - истина, - тихо говорил Айо. - Истина и то, что
Король Мира и Варда не хотят, чтобы это видели. Иначе они потеряют власть.
Просто.
Золотоокий молчал. Терять веру всегда тяжко. Наконец, он поднял
голову.
- Я не могу больше, - с болью проговорил он. - Надо уходить.
- К Врагу?
- Нет. Просто уходить. Не "к кому" - "откуда".
- Тебя не отпустят.
- Все равно. Иначе лучше бы не просыпаться...
- Хорошо. Постараюсь помочь. Но тогда уйду и я... Как же отпустить
тебя одного - такого, - грустно улыбнулся Айо.

Были ли то чары Айо или действительно Манве и Варда больше не желали
видеть Золотоокого здесь, но его отпустили. Правда он уходил под предлогом
встречи эльфов, и ему было строго приказано с ними вернуться...
Ирмо же легко отпустил Айо, и друзья ушли вместе.

Они выходили из Озера слабые, беспомощные, испуганные, совсем нагие.
А земля эта не была раем Валинора. И они дрожали от холодного ветра и
жались друг к другу, боялись всего, боялись этого огромного чудовищного
подарка Эру, что упал им в слабые, не подготовленные к этому руки -
боялись Средиземья. Ночь рождения была безлунной, непроглядной, и в
темноте таился страх. И только там, наверху, светилось что-то доброе и
красивое, и один из эльфов протянул вверх руки, словно просил о помощи, и
позвал:
- Эле!

Тот, кто пришел к ним первым, откликнувшись на их зов, носил черные
одежды, и те, что ушли с ним, стали Эльфами Тьмы, хотя им было дано
ощутить и познать радость Света раньше всех своих собратьев. Ибо было им
дано - видеть.
Тот, кто пришел к ним вторым, был огромен, громогласен и блистающ, и
многие эльфы в ужасе бежали от него в ночь, и ужас сделал из них орков. Те
же, что ушли с ним из Средиземья, стали Эльфами Света, хотя и не знали
Света истинного.
Те, кто пришли к ним первыми, были очень похожи на них, но гораздо
мудрее. И эльфы, слушавшие песни Золотоокого и видевшие наваждения Айо,
полюбили Средиземье и остались здесь навсегда. Они разделились на разные
племена и по-разному говорили они, но в Валиноре их звали Авари Ослушники.
Так Золотоокий нарушил приказ Короля Мира, ибо остался в Средиземье.
Так остался в Средиземье Айо. Так не вернулся Охотник, ибо хотел он
творить. Так не вернулась Весенний Лист, ибо остался в Средиземье Охотник.
А Оссе не покидал Средиземье никогда.


О ДРАКОНАХ
И, чтобы бороться с тварями из пустоты, новые существа были созданы
Мелькором. Драконы - было имя их среди Людей.
Из огня и льда силой Музыки Творения, силой заклятий Тьмы и Света
были созданы они. Арда дала силу и мощь телам их, Ночь наделила их разумом
и речью. Велика была мудрость их, и с той поры говорили люди, что тот, кто
убьет дракона и отведает от сердца его, станет мудрейшим из мудрых, и
древние знания будут открыты ему, и будет он понимать речь всех живых
существ, будь то даже зверь или птица, и речи богов будут внятны ему.
И Луна своими чарами наделила созданий Властелина Тьмы, поэтому
завораживал взгляд их.
Первыми явились в мир Драконы Земли. Тяжелой была поступь их,
огненным было дыхание их, и глаза их горели яростным золотом, и гнев
Мастера, создавшего их, пылал в их сердцах. Красной медью одело их
восходящее солнце, так что, когда шли они, казалось - пламя вырывается
из-под пластин чешуи. И в создании их помогали Властелину демоны темного
огня, Балроги. Из рода Драконов Земли был Глаурунг, которого называют еще
Отцом Драконов.
И был полдень, и создал Мастер Драконов Огня. Золотой броней гибкой
чешуи одело их тела солнце, и золотыми были огромные крылья их, и глаза их
были цвета бледного сапфира, цвета неба пустыни. Веянье крыльев их -
раскаленный ветер, и даже металл расплавится от жара дыхания их. Гибкие,
изящные, стремительные, как крылатые стрелы, они прекрасны - и красота их
смертоносна.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21