Рука Берена еще была во чреве
волколака и продолжала сжимать злой камень. И камень искал своего нового
хозяина.
И вот - Маблунг вложил Сильмарилл в уцелевшую руку Берена. Странное
чувство охватило его. Словно все неукротимое неистовство камня вливалось в
него, но это было все равно - он умирал и не мог принести зла никому.
И он увидел внутренним взором - Ночь скорбно обняла окровавленную
вершину, и солнце стало алым, и протяжная погребальная Песнь - выше неба,
глубже бездны залила мир, и Берен понял, что Сильмарилл укрощен кровью
человека. Теперь в нем была не месть. Стала скорбной улыбка бога... Теперь
он мог отдать его. Он протянул камень Тинголу.
- Возьми его, король. Теперь ты получил свой выкуп, отец. А моя
судьба получила свой выкуп - меня.
И когда Тингол взял камень, показалось ему, что кровь в горсти его, и
тусклым стеклом плавает в ней Сильмарилл. Берен больше не говорил, но
королю казалось - он слышит непонятную песнь, и почему-то она была связана
с Береном. И, глядя на камень, подумал Тингол - скорбь и память...
И пел Даэрон о том, как в последний раз посмотрели друг другу в глаза
Берен и Лютиен, и как упала она на зеленый холм, словно подсеченный косой
цветок... И ушел из Дориата Даэрон, и никто больше не видел его.
А Тингол никак не мог поверить в то, что их больше нет. И долго не
позволял он похоронить тела своей дочери и зятя, и чары Мелиан охраняли их
от тления, и казалось - они спят...
У Эльдар и Людей разные пути. Даже смерть не соединяет их, и в
чертогах Мандоса разные отведены им места. И Намо, повелитель мертвых,
Владыка Судеб, не волен в судьбах людей, хотя судить Эльдар ему дано. Он
знал все. Он помнил все. Он имел право решать. Никто никогда не смел
нарушить его запрет и его волю. И только Лютиен одна отважилась уйти из
Эльфийских Покоев и без зова предстать перед троном Намо.
- Кто ты? - сурово спросил Владыка Судеб. - Как посмела ты прийти без
зова?
И ответила Лютиен:
- Владыка Судеб... Я пришла петь перед тобой... Как поют менестрели
Средиземья...
Намо вздрогнул. Он знал, кому и когда были сказаны эти слова, и что
случилось потом. Но он не успел сделать ничего - Лютиен запела.
Она пела, обняв колени Намо, пела, заливаясь слезами, и Намо
изумлялся - неужели она еще не умерла, ведь она плачет - тогда откуда она
здесь? Почему?
Пела Лютиен, и слышал он в песне ее то, что не было в Музыке
Творения, чего не видел Илуватар, что не видел никто из них, разве что
Мелькор. И улетали ввысь, сплетаясь, мелодии Эльдар и Людей, и видел он,
как, соединяясь, Черное и Белое порождают Великую Красоту, и понял - эту
Песнь он не посмеет нарушить никогда, ибо так должно быть. Но этот
камень...
- Что просишь ты, прекрасное дитя?
- Не разлучай меня с тем, кого я люблю, Владыка Судеб, сжалься, ведь
я знаю - ты справедлив...
"И та, что была казнена, просила меня о том же. Отблеск Камня на
обеих... Но что же вы сделали! И ни осудить, ни простить не могу...
- Прости их...
- Но ведь они нанесли тебе такую рану, такую боль причинили и сердцу,
и телу твоему.
- Они искупили это своей болью. Прости их.
- Но что же я могу?
- Не бойся своей силы. Поверь себе, брат."
Он вызвал одного из своих учеников.
- Приведи Берена. Если он еще не ушел...
- Нет, о великий! Он не мог уйти, он обещал ждать меня...
"Я подожду тебя", - из окровавленных уст... Как похоже на тех..."
...Они ничего не говорили - просто стояли, обнявшись, и слезы текли
из их глаз. Намо молчал. И, наконец, после долгого раздумья, заговорил он:
- Ныне должен изречь я вашу судьбу. Я даю вам выбор - как людям.
Лютиен, ты можешь в Валиноре жить в чести и славе, и брат мой Ирмо исцелит
твое сердце. Но Берена ты забудешь. Ему идти путем людей, и я не властен
над ним. Или ты станешь смертной, и испытаешь старость и смерть, но уйдешь
из Арды вместе с ним...
- Я выбираю второе! - крикнула она, не давая ему договорить, словно
испугавшись, что Намо передумает.
- Тогда слушайте - никто еще из смертных не возвращался в мир. И если
вы вернетесь - нарушатся судьбы Арды. Потому - ни с одним живущим, будь то
эльф или человек, не будете вы говорить. Вы пойдете по земле, не зная
голода и жажды, и настанет час, когда вы найдете землю, где вам жить.
Судьба сама приведет вас туда. Никто никогда не сможет проникнуть сквозь
стену заклятия, что наложу я на эту землю. И вы не покинете ее, хотя и даю
я вам на это право. Отныне, ваша жизнь - друг в друге. Судьба ваша отныне
вне судеб Арды, и не вам их менять. Я сказал - так будет.
Так стало - по воле Владыки Судеб. И Сильмарилл, искупленный их болью
и кровью, стал камнем памяти и скорби для Тингола. Но и камнем несчастья
остался он. Потому и не отдал он его сынам Феанора, и больше воинство
Тингола никогда не выступало в войнах против Мелькора. И все же погиб
Дориат. Но искупленный кровью камень не погиб в море или в огне земли, а
светит Памятью в ночном небе. Правда, для всех эта память разная...


МАЭГЛИН
Орки напали ночью, неожиданно. Перебили всех, кроме Маэглина. В нем
сразу распознали вождя, конечно надо доставить его Гортхауэру... однако,
оркам хотелось позабавиться. Маэглин в ужасе слушал, как они обсуждают,
что с ним делать. Выхода не было. Сейчас, пожалуй, даже Ангбанд пугал его
меньше грядущей расправы.
Люди появились из-за деревьев бесшумно, как тени.
- Это еще кто? - прищурился их предводитель.
- Эльф, - неохотно буркнул кто-то из орков.
- Я не слепой! - рявкнул человек, - Я спрашиваю, кто, какого рода?
У Маэглина затеплилась слабая надежда на спасение. Он привык, что
люди почтительно относятся к королям Нолдор и их родне.
- Я Маэглин, племянник короля Тургона, - сказал он, пытаясь придать
своему голосу внушительность и уверенность. Удалось это ему плохо, однако
лицо человека просветлело. Маэглин перевел дух и приободрился.
- Значит, племянник Тургона? - как-то ласково сказал человек.
- Отдай его нам, Гонн, - мрачно вымолвил кто-то из воинов.
- Нет, ты подожди. Племянник Тургона - это хорошо. Это очень хорошо.
Это, значит, что же, ты королю Фингольфину внуком приходишься? Да мне
просто повезло! Ты не бойся, оркам я тебя не отдам.
- Он наш, - прорычал предводитель орков, - Наша добыча!
- Сразу видно, что альвы и харги - братья по крови. Верно, очень
хочешь ты поговорить с ним по-братски. Но скажи-ка мне, кто ты такой,
чтобы решать? - недобро усмехнулся Гонн, положив руку на рукоять меча, -
Может, тебе и владыка Ангбанда не указ?
Орк колебался. Гонн снова повернулся к эльфу:
- И в Ангбанд я тебя не отправлю, альв, внук Фингольфина. И ребята
мои тебя не тронут, - он ласково улыбался. Потом вдруг его лицо дернулось
в злой усмешке, - Я сам тобой займусь. Я твою голову сам Повелителю
доставлю, сволочь! - проревел Гонн.
Маэглин вжался в ствол дерева. Все происходящее было похоже на
бредовый страшный сон. Выхода не было. Он проклинал день и час, когда
покинул Гондолин, нарушив запрет Тургона. Этот человек был страшнее орка,
и из глаз его смотрела смерть - неотвратимая, чудовищная, жестокая. Бежать
было некуда. Гонн сделал шаг вперед.
Стук копыт. Статный всадник в черном на вороном коне. Бледное,
красивое и жестокое лицо. Гонн склонился перед ним:
- Здравствовать и радоваться вечно тебе, Гортхауэр, повелитель
воинов!
- И тебе здравствовать, Гонн, сын Гонна из рода Гоннмара, отважный
воитель. Кто это? - всадник небрежно указал на эльфа.
- Маэглин, альв, племянник Тургона, внук Фингольфина.
Гортхауэр угрюмо усмехнулся.
- Славная работа досталась тебе сегодня, Гонн, сын Гонна.
- О великий! Это мы схватили его. Отдай его нам, - предводитель орков
хищно оскалился.
Гортхауэр, казалось, не обратил на орка никакого внимания:
- Пленник твой. Делай с ним все, что хочешь.
- Благодарю...
Стоявший в каком-то оцепенении Маэглин, наконец пришел в себя и,
отпихнув воина, бросился к всаднику:
- Повелитель! пощади!
Гортхауэр холодно усмехнулся:
- Ты знаешь, у кого просишь пощады?
- Да, владыка Гортхауэр! Пощади, милосердный!
Майя расхохотался:
- Совсем свихнулся от страха. Милосердный, надо же! Да нет, вы меня
называете Гортхауэр Жестокий. И это правда. И ты в этом убедишься, Нолдо!
- Пощади! Все тебе расскажу, все! - Маэглин дрожащими руками вцепился
в стремя и все порывался поцеловать сапог всадника. Гортхауэр брезгливо
отстранился:
- Ну, что ты можешь рассказать?
- Все! Я племянник Тургона, я знаю, как добраться в Гондолин. Ты
завоюешь это королевство, я помогу тебе!
- Тоже мне, помощник, - сквозь зубы процедил Гортхауэр, - Ну да
ладно. Иди вперед.
Гонн вздохнул, потом, не сдержавшись, сплюнул и бросил:
- Не вздумай бежать, альв. Сойдешь с тропы - считай, мои ребята тебя
получили. И тогда пощады не жди.
Маэглин рассказывал торопливо, сбивчиво. Гортхауэр слушал с
непроницаемым лицом - не угадать, что думает.
- Тургон не устоит перед твоей мощью. Только я прошу тебя отдать мне
принцессу Идриль...
Гортхауэр отвернулся.
- Я буду править Гондолином, предан тебе буду, служить буду как пес
цепной...
- Высоко ценишь свою жизнь, Нолдо, - тяжело сказал Гортхауэр, -
Ладно. Теперь убирайся.
- Да, да, Великий... Скажи, твои слуги не тронут меня?
"Да кто же станет о тебя руки марать!"
- Возвращайся. Здесь тебя никто не тронет. Ты получишь то, что
заслужил.
Какой-то второй смысл почудился Маэглину в этих словах.
- Ты обещаешь, господин? - нерешительно спросил он.
- Тебе что, мало моего слова? Вон отсюда!
"Ты получишь свое, Нолдо, внук Фингольфина, потомок Финве. Ты,
равнодушно смотревший на гибель своего отца, ты, пожелавший стать
господином и предавший своего родича и короля, ты, презирающий людей,
возжелавший над трупом Туора взять в жены Идриль, ты, в чьих жилах кровь
палача - будь проклят! Ты купил свою жизнь ценой крови своего народа, и
наградой тебе станет ненависть друзей, презрение врагов и позорная смерть.
И не будет могилы тебе, предатель; высоко хотел взлететь ты - тем страшнее
будет твое падение. Грязная тварь. Я достигну двух целей сразу: никогда
более воинство Гондолина не придет на помощь Нолдор, сыновьям Феанора, и я
отомщу за кровь Учителя. Да будет так."
Он резко поднялся, набросил на плечи плащ, застегнул его у горла
стальной пряжкой - черно-серебряная змея с холодными бриллиантовыми
глазами.
"Пора действовать."


ИЗ ТЬМЫ
- Никогда не подумал бы, Мастер, что ты выберешься из дому в такое
ненастье! Заходи и будь гостем!
Мастер сбросил промокший плащ и вошел вслед за хозяином. Дом был
большой, из крепких дубовых бревен, весь изукрашенный резьбой. В большой
комнате ярко горел камин, на столе лежала толстая книга, которую хозяин
расписывал затейливыми инициалами и заставками. Рядом, на отдельных
листах, были уже готовы разноцветные миниатюры.
- Красивая книга будет, - сказал Мастер, рассматривая искусную
работу. - Хочешь, я сделаю красивый оклад и застежки?
- Кто же откажется от твоей работы, Мастер Гелеон! Думаю, Книжник
будет рад, что и ты поможешь ему. Да и Сказитель тоже. Впрочем, - Художник
усмехнулся, - не за этим же ты пришел, Мастер.
Гелеон окончательно покраснел. Не зная, куда девать глаза, он вынул
из-под руки небольшой ларец из резного черного дерева и подал его
Художнику.
- Вот. Это свадебный подарок. Для Иэрне.
Художник рассмеялся.
- Это для меня не новость. Разве я слеп и глух? Разве не знаю, что у
вас уговор? Что ж, всякому лестно породниться с Мастером. И я рад. Хотя и
тяжко мне будет расстаться с дочерью - других детей меня нет. А ведь она
еще и танцовщица, каких мало. Сам Учитель любит смотреть на ее танец в
день Нового Солнца и в праздник Начала Осени.
- Потому-то я и полюбил ее, отец.
- Что ж, если дочь согласна - да будет так. В конце лета начнем
готовить свадьбу, и в день Начала Осени будет у нас большой пир. Идем же,
выпьем меду по случаю нашего сговора!

Не было цены дару Мастера - не потому, что дороги были металл и
каменья, не это ценили Эльфы Тьмы. Бывало, что резную деревянную чашу
ставили выше серебряного ожерелья. А здесь - в сплетении тонких серебряных
нитей сгустками тумана мерцал халцедон. Все уже видели подарок Мастера и
говорили, что драгоценный убор будет очень красить Иэрне в свадебном
танце. И говорили еще, что красивая будет пара - ведь хотя Мастер и из
Старших, Изначальных, но вдохновение хранило его юность, и лишь в лучистых
глазах таилась древняя мудрость. А Иэрне всегда слыла красавицей.
В середине лета пришлось ковать мечи, и о свадьбе и думать забыли.
Больше Мастер не плавил серебра, не шлифовал камней - из его умелых рук
выходили мечи и щиты, шлемы и кольчуги. Он не украшал их - не до того
было. Только один меч - легкий и удобный - был с красивой витой рукоятью.
Меч, что он подарил Иэрне.
Деревянный резной город, не имевший стен, сгорел. Сгорел и дом
Художника. Сам он был убит на пороге, и погребальным костром был ему пожар
его жилища. Какой-то майя с любопытством рассматривал чудные значки в
толстом томе и забавные рисунки, но Тулкас вырвал книгу и швырнул в огонь,
а майя получил здоровенного тумака, чтобы не отвлекался от великого дела.
Немногие добрались до Ангбанда. Мало что унесли они с собой - теперь
ценнее всего было оружие. Немного книг все же удалось спасти. От той,
счастливой, невероятной, как бред, жизни у Мастера и Иэрне остались лишь
странный змеиный перстень да большая бусина из халцедона, похожая на
темный длинный глаз, что Иэрне носила на шее. [COMMENT:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21