– Он превосходно помнил, что именно «Умелые руки», ведь Парслоу, когда его предупредили об увольнении, говорил практически только про свой будущий магазин и до смерти надоел всем сослуживцам. «Комформу» его междугородные телефонные разговоры обошлись недешево: он без конца звонил торговцам древесиной, считая, наверно, что им доставляет удовольствие обсуждать неизвестно с кем цены на свой товар.
– Так ведь мир-то, знаете ли, оскудел нынче древесиной, – шутливо ответил Парслоу. – А если без шуток, то ничего у меня не вышло. Найдешь подходящее помещение – надо получить разрешение на перепланировку дома, а это минимум полгода; или местные власти собираются реконструировать район, так что зайдите, мол, годочков через десять. А в довершение ко всему, банк отказался выдать мне обещанную… ну, или почти обещанную ссуду, им ведь нет никакого дела до мелких предпринимателей, они даже и думать о них не желают. Короче, не получилось. Да и черт бы с ним!
А иначе-то и быть не могло, подумал Грайс. Когда настроишь себе в эмпиреях воздушных замков, неминуемо шлепнешься оттуда рано или поздно на матушку-землю.
– Так вы теперь гнете спину в объединении… какое, вы сказали, объединение?
– Объединение «Экспорт». Я, понимаете ли, так устал от всех своих треволнений, что отправился прямо в комитет труда и согласился на первую попавшуюся должность. За квартиру расплатиться хватает, а там живи как знаешь.
Грайс решил не признаваться Парслоу, что поступил точно так же, – очень уж презрительную гримасу скорчил тот, упомянув про комитет труда.
– Что-то я не слышал о такой фирме – объединение «Экспорт». Чем вы там занимаетесь?
– Стараюсь работать как можно меньше, чем же еще? А если серьезно, то у нас и отлынивать-то от работы не нужно, ее и так нет. Меня вот, например, зачислили в Оперативно-хозяйственный отдел и сказали, что мы должны оперативно следить за состоянием здания и ходом внутриотдельских реорганизаций. А мы не то что оперативно – вообще никак и ни за чем не следим.
– Да нет, я хотел спросить, чем занимается ваша фирма, – сказал Грайс с острым ощущением чего-то очень знакомого.
– А вот это интересный вопрос, – поставив бокал, отозвался Парслоу. – Очень интересный вопрос.
Грайс глубоко вздохнул. Он хотел спросить Парслоу; «Так вы, стало быть, не знаете?» – но, чувствуя внутреннюю дрожь и понимая, что голос выдаст ее, промолчал. И тем не менее Парслоу ответил:
– Я знаю, чем наша фирма занималась раньше, если вас это интересует. Она выполняла всякие работы по экспорту – упаковка, доставка, у нее даже были свои корабли, – а когда экспорт перестал приносить прибыль, занялись разными другими делами, но какими именно, не могу вам сказать. Может быть, переключилась на крупные финансовые операции, черт его знает. И, по-моему, никому у нас это не известно, даже самим директорам.
Грайс уже взял себя в руки, однако третий бокал вина, несмотря на его предварительные предположения, оказался сейчас просто необходимым. Он подозвал барменшу, надеясь, что, когда придет время расплачиваться, Парслоу внесет свою долю.
– А если бы я сказал, что работаю за грехи свои в Отделе канцпринадлежностей, – осторожно спросил он, – у вас это вызвало бы какие-нибудь ассоциации?
– Еще бы! – воскликнул Парслоу. – Я ведь как раз и рассчитывал на должность в этом отделе нашего объединения, да там не оказалось вакансий. Он у нас расположен по соседству с Оперхозяйственным.
– На восьмом этаже?
– Да вы что – ясновидец?
– И какой там у вас третий отдел?
– Этот… как его… Отдел внутренней почты.
– Все правильно, – сказал Грайс. И добавил: – Ну да денежки счет любят, – намекая, что пришла очередь Парслоу расплатиться с барменшей, которая выжидающе смотрела на Грайса.
За очередным бокалом вина они с Парслоу сравнивали свои фирмы – верней, сравнивал Грайс, расспрашивая Парслоу об его новой работе, а сам Парслоу только радостно удивлялся тому, что они хоть и работают в разных фирмах, но на одном этаже. Теперь Грайс ясно вспомнил, что в «Комформе» Парслоу отнюдь не считался выдающимся мыслителем.
Вскоре стало совершенно очевидно, что «Экспорт» и «Альбион» похожи друг на друга как две капли воды – вплоть до армии взаимозаменяемых одноруких швейцаров и открытой планировки рабочих залов. Сонные мухи из Ремонтно-планировочных отделов неспешно передвигали время от времени металлические барьерчики, таинственные литерные Службы обрабатывали неведомые статистические данные, Административные секторы Отделов питания душили служащих, как выразился Парслоу, оголтелым бюрократизмом. Но его не слишком удивила поразительная схожесть двух разных фирм.
– Ее величество стандартизация, – равнодушно сказал он.
А Грайс, которого опять выбили из привычной колеи, вдруг почувствовал, что уже напился – да-да, явно напился, иначе он не заказал бы еще вина. Ему было неведомо, как он справится с четвертым бокалом, порции здесь отмеряли просто слоновьи.
У него, как говорится, уши тряслись от желания рассказать Парслоу свои приключения в пристройке «Лакомщика» полтора часа назад. Он понимал бессмысленность этого желания – ведь Парслоу все равно бы ему не поверил, – но, может быть, хоть намекнуть? Чтобы прошибить его тупое самодовольство.
– Скажите, а у вас на работе есть какие-нибудь общественные развлечения? Ну, к примеру, любительский театр?
– Странные вы задаете вопросы. Думаете, я загубил в себе артистический талант? Быть иль не быть, таков вопрос ! А если без шуток, то у нас вроде бы есть какой-то клуб или кружок, да только я не знаю, чем они занимаются. Такие сборища меня не привлекают.
– А вам не предлагали в него вступить?
– Ну, я, знаете ли, и за деньги-то не стал бы с ними связываться. Это чтобы торчать после работы в каком-нибудь промозглом церковном зале? Нет уж, увольте, да и домой мне ехать совсем в другую сторону. Они ведь собираются где-то за мостом, неподалеку от вашего «Альбиона».
– Может быть, в клубе Сент-Джуд?
– Черт его знает, может, и там.
Грайс, надеясь, что он говорит разумно и сдержанно, вкратце рассказал Парслоу, чем занимается альбионская труппа. Но мысли у него весело разбегались, а язык угрюмо заплетался, и на Парслоу рассказ о делах альбионских любителей не произвел особого впечатления, Больше того – ему явно стало смешно.
– Да у ваших любителей просто мозги набекрень, – объявил он. – С чего вы взяли, что работаете на правительство?
Грайс допил остатки вина, чудом загнал обратно в пищевод отрыжку, которая чуть не выдавила из него вино обратно в стакан, и тут прозвенел звонок, возвестивший, что паб закрывается.
– С чего бы мы ни взяли, теперь это подтверждено документально! – Он не собирался показывать Парслоу счет-фактуру (мало ли кому тот мог проболтаться!), но другого выхода у него не было. Он бережно развернул ветхий счет, обнаружив при этом, что, пока ему не пришло в голову закрыть один глаз, буквы на счете как-то странно двоились.
– Грэйн-Ярд, Лондонский мост, ЮВ-1», – с тупым равнодушием прочитал Парслоу. Он даже не заметил, что Грайс показал ему пальцем, куда адресован заказ – ОТДЕЛ СНАБЖЕНИЯ ГОС. УЧРЕЖДЕНИЙ, – видимо, его развезло еще сильней, чем Грайса. – А ведь я довольно хорошо знаю Грэйн-Ярд. Хожу иногда через него напрямик в паб «Корона». Прекрасный, кстати, паб с внутренним двориком, можно выпить прямо на свежем воздухе, у них там стоят столики под зонтами.
– А тогда вы должны знать, – угрюмо сказал Грайс, складывая бумажку так, что Парслоу увидел наконец адресата, – про типографию «Альбион», ее недавно снесли.
– Снесли? – вопросительно повторил Парслоу. Его мутный взгляд упирался в строку ОТДЕЛ СНАБЖЕНИЯ ГОС. УЧРЕЖДЕНИЙ, но он явно ничего не видел. – Как это снесли? Она и сейчас там стоит,
– Стоит? – Теперь уже Грайс вопросительно повторил последнее слово Парслоу, и челюсть у него отвисла.
– Ясное дело, стоит! Окна выбиты, деревянная вывеска облупилась, но прочитать можно, Я сто раз мимо нее проходил. Может, ее собираются снести, чтоб она сама не развалилась, но пока еще не снесли. Уж мне ли не знать. Да я могу, если хотите, вас туда проводить.
– Ну зачем же я буду отнимать у вас время, – заплетающимся языком пробормотал Грайс и спрятал счет-фактуру в бумажник. Его тошнило. Он слишком сильно сегодня переволновался и чересчур много выпил.
Коротко извинившись, он отправился искать уборную. Ему казалось, что, пока его нет, Парслоу должен смыться – иначе он не вошел бы в зал, вытирая капли пота на лбу клочком туалетной бумаги.
Не успел он подойти к стойке, как Парслоу объявил, что ему давно пора бежать, но теперь они должны поддерживать связь и как-нибудь им обязательно нужно вместе пообедать – он, мол, знает один японский ресторанчик, где подают замечательно вкусные бифштексы. Все бывшие сослуживцы Грайса, если им доводилось по случайности встретиться, всегда решали «поддерживать связь» и никогда ее, разумеется, не поддерживали, но Грайс понимал, что ему-то надо еще разок увидеться с Парслоу, и пообещал «звякнуть».
– Вот-вот! Только звоните мне домой, а то на работу нам дозвониться, знаете ли, довольно трудно. Вы, наверно, удивитесь, но нашего объединения нет в городском телефонном справочнике. Теперь, похоже, все солидные фирмы предпочитают скрывать свои телефоны.
По дороге домой Грайс уснул и проехал свою остановку. Ну и денек! Если б он вел дневник, ему вряд ли удалось бы уместить все события этого дня на одной странице. А уж если б он делал записи в специальном «Дневнике делового человека», где одна страница отводилась на три дня, ему пришлось бы писать просто микроскопическими буковками.
– И вы никому об этом не говорили?
– Никому.
Да он, собственно, уже пожалел, что рассказал даже Пам. Она-то, разумеется, была потрясена и объявила, что для такого сенсационного сообщения надо экстренно собрать всю альбионскую труппу и что так, мол, они и сделают, когда она известит обо всем членов Оргбюро. Стало быть, Грайсу-то выступить не дадут? Стало быть, его новость выложит собранию Грант-Пейнтон? Им, конечно, придется упомянуть Грайса, они даже пригласят его, по всей вероятности, в президиум но разве это может сравниться с его мечтой объявить свою потрясающую новость как. бы невзначай и – без всякой подготовки? Он-то предполагал пригласить на собрание Тельму, чтобы она тоже урвала свою долю аплодисментов, и даже надеялся завлечь к альбионским любителям Парслоу – в качестве гостя пли, скажем, делегата от «Экспорта», – пусть тогда разные Фомы неверующие задают ему. Грайсу, каверзные вопросы: Парслоу, словно новообращенный на собрании секты евангелистов, будет живым свидетелем его поразительных успехов.
Понедельник, как известно, самый тяжелый рабочий день. Таким он и оказался для Грайса. Правда, пришел Грайс в контору немного успокоенный, с надеждой, что ему все же не грозит увольнение (швейцар мог его не опознать, юная Тельма могла не выдать, да и начальство могло спустить это дело на тормозах), причем пришел первый. Он очень хотел как можно скорей поговорить с Пам, но не тут-то было. Дисциплина за последние дни вконец у них охромела, и его коллеги начали прибывать на работу только после половины одиннадцатого; а когда явилась Пам, в нее немедленно вцепился Грант-Пейнтон и принялся нудно, со всеми подробностями рассказывать ей о своем посещении нового Ботанического центра, где горожанам продавали разные саженцы; этот центр открылся как раз неподалеку от улицы, на которой жил Грайс, и Грант-Пейнтон попытался втянуть его в разговор, но он демонстративно уклонился.
На работу в понедельник не вышло сразу несколько канцпринадлежников. По-прежнему отсутствовал Копланд; не было Ваарта и братьев Пенни; а к утреннему перерыву на чай обнаружилось, что Тельмы тоже нет, и это здорово встревожило Грайса. Он, конечно, собирался расспросить ее, что с ней приключилось после его побега, но она минут по сорок проводила утрами в уборной, и сначала он не заметил ее отсутствия: оно обнаружнлось, когда его коллеги решили подкрепиться.
Возможно, она заболела или просто притворилась больной – насколько Грайсу было известно, младшие служащие вроде нее могли раз в десять дней не выходить на работу, вот она, по-видимому, и решила этим воспользоваться. Хотя, возможно, ее все-таки уволили – вполне возможно.
Если кто-нибудь в «Альбионе» знал, что с ней стряслось, так это ее дядюшка из подвала, но Грайс побаивался к нему обращаться – а вдруг именно он застукал их возле секретного конференц-зала? Тогда Грайсовы расспросы наведут его на мысль, что они отнюдь не случайно оказались вместе, – это во-первых. А во-вторых, кто может поручиться, что сейчас у Архивного сектора дежурит дядюшка Тельмы? Ведь если альбионские швейцары дежурят по графику в разных местах и Грайс начнет расспрашивать не Тельминого дядю, а какого-нибудь другого швейцара, тот решит, что он просто спятил, и тогда уж ему вовек не выпутаться из этой истории.
А все же, если он хотел избавиться от беспокойства, другого выхода у него не было. Улучив минуту, когда сослуживцы рассматривали иллюстрированный каталог Ботанического центра, он выскользнул за дверь и спустился на лифте в подвал.
Но на этот раз Архивный сектор вообще никто не охранял. Пожалуйста, залезай в любой шкаф и снимай на микропленку все, что тебе угодно. Тяжелый день сказывался и тут. А ведь понедельник можно приравнять к национальному празднику, подумал Грайс, так мало людей выходит в этот день на работу.
Вернувшись в отдел, он обнаружил, что все его сослуживцы – или, говоря точнее, те немногие сослуживцы, которые соизволили прийти сегодня на работу, – с негодованием обсуждают обнаглевшую Тельму. Особенно возмущался Ардах. Копланд, Ваарт и братья Пенни, по его словам, получали зарплату за выполнение определенных обязанностей, а раз эти обязанности выполнять невозможно, они вправе сами решать, приходить им на работу или нет. Иное дело Тельма; ее, сказал Ардах, наняли, чтобы сотрудники отдела не отвлекались от работы по пустякам.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39