И вот, когда он до шел до четвертого этажа, где «окопался», как говорили служащие, Лукас, его любопытство, притушенное на время объяснениями Грант-Пейнтона, разгорелось снова. Как в первый день, прислушиваясь к будничной звуковой какофонии новой конторы, он сначала не мог уловить, чего, собственно, ему не хватает – а не хватало ему, как он понял позже, телефонных звонков, – так и сейчас, вспоминая внутриальбионский телефонный справочник, он никак не мог сообразить, что же его там смутило. В справочнике чего-то не было – а чего именно, он пока догадаться не сумел.
Четвертый этаж ему не помог; возможно, его осенит на третьем. Грайс спустился по лестнице и в фойе третьего этажа нос к носу столкнулся с одноруким швейцаром. Он не понял, с каким из трех – они все были для него на одно лицо, – но зато сразу же понял, что тот загораживает ему дорогу, причем загораживает, по всей видимости, намеренно.
– Вам нужна какая-нибудь помощь, сэр?
Грайсу вдруг вспомнилась армейская служба: хотя он закончил ее, как и начал, солдатом, сейчас ему почудилось, что его, совсем юного младшего лейтенанта, остановил на подступах к запретной зоне пожилой старший сержант.
– Да нет, все в порядке, спасибо.
– Это вам кажется, что все в порядке, сэр. А нам это пока неизвестно. Вы что-нибудь ищете?
– Я-то? Как вам сказать… Я, видите ли, здесь еще новичок… Да вы же, наверно, помните всю эту канитель с дубликатом карты Б-52!..
Но тот явно ничего подобного не помнил, и Грайс по «думал, что он, видимо, из другой смены – может быть, они тут все до единого однорукие. Почему, собственно, ой вообразил, что в холле всегда дежурит одна и та же тройка швейцаров? У них ведь бывает и обеденный перерыв, и отпуск, они могут и заболеть, и получить льготный свободный день – да мало ли что еще! Их тут наверняка целая дюжина, и дежурят они посменно. Им небось и комната для отдыха отведена – душная, насквозь прокуренная «дежурка» где-нибудь в подвале.
– Ну вот я и решил сориентироваться на служебной, так сказать, местности, – объяснил он. Однако швейцар едва ли понял его армейское выражение. – Изучить географию своей фирмы, – поправился он.
– Это вы насчет туалетов, сэр? Так они у нас есть на каждом этаже.
– Понятно. Но мне-то, по правде говоря… – Грайс принялся путано объяснять, что одной служащей из их отдела устроили проводы, и он, мол, раз его не попросили внести деньги, решил обследовать здание фирмы, – весь этот лепет даже ему самому показался невразумительным. Однако швейцар выслушал его с каменным лицом и, когда он кончил, не сразу продолжил дознание, как бы давая ему время что-нибудь исправить или изменить в своих показаниях.
– У вас есть пропуск, сэр? – помолчав, спросил он.
– Пропуск? Вы имеете в виду дубликат карты Б-52? Я, видите ли, попытался отдать его в Главной проходной…
– Мне не нужны никакие дубликаты, сэр. Я толкую про межэтажный пропуск. Вы можете предъявить пропуск, сэр?
Демонстрируя свою искреннюю чистосердечность, Грайс похлопал себя по карманам и признал, что пропуска у него нет.
– Вот видите, сэр, – сказал швейцар. – А чтобы ходить на этот этаж, вам надлежит получить пропуск. – Потом, немного поразмыслив, он сформулировал более общее положение: – Да чтоб ходить на какой угодно этаж, надо получить пропуск, сэр. А подписать его должен начальник вашего отдела. Так сказано в противопожарных правилах, сэр.
Грайс не понял, при чем тут противопожарные правила, но расспрашивать не стал. Однако швейцар любил, по-видимому, растолковывать все до конца.
– Если бы вы внимательно прочитали наш справочник, сэр, вам все стало бы ясно. При пожаре каждый служащий должен быть своевременно эвакуирован из фирменного здания. По именному алфавитному списку, из всех отделов. А значит, во всякое время должно быть известно, где находится каждый служащий.
Нет уж, брат, ты загни-ка мне что-нибудь похитрей, а детские сказочки не рассказывай, подумал Грайс, но, разумеется, промолчал. Швейцар, чуть прищурившись, внимательно оглядел его с головы до ног.
– Вы на каком этаже служите, сэр?
– Я-то? На восьмом. В Отделе канцпринадлежностей. Моя фамилия Грайс.
У швейцара зашевелились губы, словно он повторял для памяти фамилию нарушителя внутрифирменных порядков. Можно было ясно представить себе, как он спрашивает своих коллег, значится ли некий Грайс в списках Отдела канцелярских принадлежностей.
– Я очень советую вам незамедлительно вернуться на свой этаж, мистер Грайс, – проговорил швейцар.
Бормоча слова извинения и благодарности, Грайс двинулся к лифту, который стоял, по счастью, на третьем этаже. В последний момент, когда двери лифта плавно захлопывались, Грайсу показалось, что швейцар, сфокусировав на нем линзы своих очков, фотографирует его – ему даже послышался характерный щелчок фотоаппарата.
Вернувшись, он обнаружил, что прощальная церемония вовсе не кончилась. Здесь, видимо, любили провожать сослуживцев с чувством, с толком, с расстановкой. Он постеснялся сделать вид, что снова идет в уборную – сколько можно? – а пережидать проводы, сидя на груде мебели в фойе, не хотел из-за швейцаров, которые опять могли потребовать у него пропуск. Ему не оставалось ничего другого, как войти на цыпочках в отдел – проклятые башмаки отчаянно скрипели – и остановиться за спинами сослуживцев, сгрудившихся вокруг миссис Рашман.
Хорошо хоть, что они уже вручили ей подарок – раскрасневшаяся, до слез растроганная, она сжимала в руках набор ножей, гигантскую поздравительную открытку и неизвестно откуда взявшийся букетик полуувядшик гвоздик, – значит, Копланд уже произнес прощальную речь и она на нее ответила. Судя по грязным картонным тарелочкам в руках у всех канцпринадлежников, фруктовый торт был тоже, слава богу, съеден, и, когда Грайс вошел, братья Пенни читали длинный стишок собственного сочинения. Они произносили строки стиха строго по очереди, а остальные служащие весело хохотали и выкрикивали время от времени скабрезные шуточки.
Мы все осиротеем
И огорчимся страшно,
Когда от нас уволится
Родная миссис Рашман!
Но раз уж вы уходите,
Нас огорчив невольно,
Не забывайте сумку
В «Коварном Альбионе»!
Всем известная сумка миссис Рашман вызвала бурю аплодисментов. Грайс очень пожалел, что, застеснявшись, ушел с празднества. Ему, пожалуй, никогда еще не было так весело.
Ходите с ней на рынок,
Чтоб муж не голодал,
Чтоб он в медовый месяц
Был нежен и удал!
То наклоняясь вперед от неудержимого смеха, то резко выгибаясь назад, миссис Рашман пронзительно выхи-хикивала свои «Чхих! Чхих! Чхих!», но неожиданно их заглушил телефонный звонок – второй телефонный звонок за время Грайсовой работы в «Коварном Альбионе».
Он с интересом наблюдал, как отреагировали на это его коллеги. Можно было ожидать, что они начнут весело подбадривать Пенни: «Это сэр Джон Бетджеман хочет узнать имена своих соперников!» – или досадливо выкрикивать: «Какого черта! Скажите, что мы все ушли домой!», однако они молчали, причем каждый по-своему.
Сидз молчал с видом коварного заговорщика; Пам явно нервничала; братья Пенни умолкли, словно нашкодившие школьники; Бизли, Копланд и Грант-Пейнтон старательно показывали, что звонок не имеет к ним ни малейшего отношения. Ваарт принялся тихонько насвистывать – дескать, я знать ничего не знаю и никому не мешаю. Ардах неподвижно застыл – застыл как параноик, сказал бы Грайс, хотя они еще были очень мало знакомы. Сейчас Ардах особенно походил на Гитлера. Ну а миссис Рашман – та выглядела просто несчастной.
Первым шевельнулся Сидз, и Грайс нисколько этому не удивился: если б его привлекали денежные пари, он? поставил бы десять против одного, что так и будет. Сидз подошел к стене, возле которой лежала куча телефонов, и начал поднимать телефонные трубки, но звонки слышались по-прежнему. Все молчали. Наконец Сидз нашел нужный телефон – не свой ли собственный? – и звонки прекратились.
– Да? Да-да, совершенно верно… Хорошо… Да-да, положитесь на меня… Извините, господа, – опустив трубку, сказал он. Служащие, вопросительно смотревшие на Сидза – да и те, которые, вроде Пам, демонстративно глядели в пол, – как по команде повернули головы к братьям Пенни, и они продолжали чтение своего стишка. Но весело никому уже не было – праздничная радость проводов умерла.
Мы будем вспоминать вас,
Отчаянно скучая
Без вас и без печенья
Для кофе и для чая!
Положив трубку, Сидз не стал протискиваться на свое прежнее место, а подошел к Пам и, когда братья Пенни умолкли, под шум аплодисментов и принужденных смешков что-то прошептал ей на ухо. Все это видели, но сделали вид, что не видят. Пам едва заметно кивнула..
Проводы завершились – по крайней мере их официальная часть. Кое-кто протиснулся поближе к миссис Рашман, чтобы лично пожелать ей счастья и восхититься красотой столовых ножей; а некоторые сгрудились вокруг братьев Пенни, чтобы похвалить их замечательное сочинение. Пам как бы случайно оказалась возле Грайса и шепнула ему:
– Загляните сегодня вечером в «Рюмочную»
Глава восьмая
Грайс был раздосадован, но не очень-то удивился, когда увидел рядом с Пам Сидза – они сидели в «их уголке», как он несколько поспешно стал называть столик под лестницей. Провалиться ему на месте, если у этой пары не какие-то особые отношения.
Одно хорошо – Сидз уже успел заказать бутылку красного портвейна. Хотя Грайс вообще-то предпочитал белое вино, ему было приятно думать, что сегодня он выпьет на дармовщинку: вряд ли им понадобится вторая бутылка, если они не просидят здесь весь вечер. Правда, в следующий раз платить за выпивку придется ему – да ведь будет ли он, этот следующий раз.
Его заранее придуманную шутливую реплику – что если, мол, не удается присесть на работе, то тем приятней посидеть за столиком в баре – оборвала Пам, которой не терпелось, видимо, поговорить о каком-то волнующем ее деле. У Сидза тоже был деловой вид – деловой и сдержанно раздраженный.
– Вы обещали сразу же сказать мне, как только заметите что-нибудь странное, – без всякого вступления начала Пам, хотя Грайс ничего ей не обещал. – Что вы обнаружили?
Скрывать Грайсу было нечего, но его издавна отпугивали прямые расспросы, казавшиеся ему посягательством на его свободу.
– Мне, знаете ли, не совсем понятно, что вы подразумеваете под словом…
– Отвечайте-ка на вопрос, – бесцеремонно перебил его Сидз, состроив оскорбительно скучающую мину. Положительно, эти двое вели себя как бойцы Французского Сопротивления во время допроса пойманного парашютиста. Тем более что Пам и внешне походила на француженку в своем белом, туго подпоясанном плаще и темном берете. А глянув на ее черные чулки или, пожалуй, колготки, Грайс почувствовал, что у него пересыхает во рту – очень уж она была аппетитная. Если б Сидз не расхолаживал его своим кисло-скучающим видом, он бы, наверно, здорово завелся.
– Вы рыскали сегодня по «Альбиону», – сказала Пам. – Вот я и спрашиваю, не удалось ли вам обнаружить чего-нибудь интересного?
Смотря что вы называете интересным, вертелось у Грайса на языке, но он вовсе не хотел, чтобы Сидз опять его перебил. Вообще этот Сидз был каким-то двуликим Янусом: один лик искрится мягким добродушием, а другой – резкой враждебностью.
Грайс промолчал и с трудом подавил желание облизать пересохшие губы.
– Мы знаем, что вы рыскали по «Альбиону», – сказала Пам. – Сидзу звонил дежурный швейцар, который задержал вас на третьем этаже:.
– Я думаю, что пока нам нет нужды вдаваться в эти подробности, – бросив на Пам предостерегающий взгляд, вскинулся было Сидз.
– Бросьте, Рон, он же не дурак, – огрызнулась Пам, а потом так же резко обратилась к Грайсу, хотя он вроде бы этого вовсе не заслужил: – Вас видели на девятом этаже, а потом вы что-то вынюхивали на седьмом.
– У вашей разведки везде, как я посмотрю, есть глаза и уши.
– Правильно. Есть. И хорошо еще, что вы попались на глаза нашей разведке, а не ихней.
– Ихней? А кто они такие?
– Растолкуйте ему, Рон, – сказала Пам.
– А надо ли торопить события? – с сомнением покачав головой, возразил Сидз.
– Он знает, Рон.
– Знает ли?
Пам зажмурилась и тяжко вздохнула, чтобы показать, как трудно ей справиться с негодованием. Потом поставила бокал на стол и шутливо подняла руки вверх – сдаюсь, мол.
– Ладно, начнем сначала, – сказали она Сидзу. А потом, всем своим видом показывая, что ей надоело задавать один и тот же вопрос (хотя задала она его до этого всего один раз), монотонно спросила Грайса: – Вы-полдня-рыскали-по-«Альбиону»-зачем?
Да, боевое у нее сегодня настроение, подумал Грайс, и едва ли она в таком настроении согласится слушать, как он застеснялся оставаться на проводах миссис Рашман и поэтому решил обследовать сверху донизу «Альбион». Хотя нет, обследовать «Альбион» ему захотелось еще до проводов, и сейчас, чтобы история звучала. правдоподобно, надо им, пожалуй, рассказать все.
– Помните, я говорил… – Он чуть не брякнул «когда мы сидели здесь в прошлый раз», но сумел удержаться: это скомпрометировало бы и его, и Пам, если Сидз ничего об их встрече не знает. – Помните, я говорил… что полистал внутриальбионскую телефонную книгу?..
– Про телефонную книгу вы ничего мне не говорили, – .возразила Пам. – Вы говорили только про служебный справочник.
– И сказали, что нашли его на Копландовом архивном шкафу, – вставил Сидз. Пам, видимо, подробно передала ему весь их тогдашний разговор. А интересно, добавила ли она, что они сидели за этим вот самым столиком и, напившись, чуть было не начали пожимать друг другу ручки?
Ну, все же не начали. И он, признаться, попал сейчас в довольно дурацкое положение.
– Да? Значит, я просто забыл. Они там лежали вместе – и телефонная книга, и справочник.
– Так-таки и лежали? – спросил Сидз, но обратился он почему-то к Пам.
– Вы уверены? – переспросила Грайса Пам. – Копланд вроде бы не бросает телефонную книгу где попало. Это ведь все же загрифованный документ.
Грайс мысленно проклял тот вечер, когда он залез в архивный шкаф Копланда.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39